Путь Тесея
Шрифт:
Они пересекли дорогу, и шлюшка вывела царевича на тропку в миртовой роще. Вскоре показался холм, густо заросший кустарником. Омфала отставила в сторону щиток, сплетённый из засохших ветвей, открывая лаз в пещеру. На коленках заползла внутрь, потом высунула из дыры голову:
– Эй, благородный юноша, входи, не бойся!
Не бойся? Было бы чего бояться… И вот Тесей уже в пещерке. Свет попадал сюда только через вход, но глаза быстро привыкли, и он рассмотрел, что хозяйка сидит на ложе, выстланном из ветвей и покрытом выцветшим ковром и похлопывает ладонью по ковру, предлагая сесть рядом. Слишком широкий для одной, настил занимал половину пещеры. У противоположной стены приткнулся грубо сколоченный низкий столик. На кривой земляной, в космах паутины и древесных корнях, стене что-то блеснуло.
– О! Так ты владеешь зеркалом? – изумился Тесей.
– Да, остаток прежней роскоши. В него можно увидеть занятные вещи, без зеркала такое не разглядишь… А ты, благородный юноша, не желаешь ли посмотреться?
Тесей помотал головой. Сызмальства не доверял он зеркалам. Запустишь глаза в полированную бронзу – и вдруг не увидишь там себя? Или увидишь, что за твоей спиной кривляется злой демон? А если зеркала – это окна в иной мир, есть ли смысл заглядывать в него, не познав толком этот и не прославившись в нём?
Тем временем Омфала сунула руку за пазуху и высыпала на стол кучку серебряной и золотой мелочи. Женские украшения, в основном: шпильки для волос, цепочки на шею, браслет. Несколько монет, драхмы и статир. Ещё фибулы. Скользнув взглядом по наследству Перифета, царевич выпрямил спину и свысока усмехнулся.
Омфала предложила торопливо:
– Вот, выбирай, щедрый юноша, что понравится тебе. Я возьму остаток.
– Женщина, я бился с разбойником не за добычу, – искренне, хоть и немножко, больше перед самим собой красуясь, пояснил Тесей. – Я бы унизил себя, если бы позарился на часть этих цацок. Перифет снимал их со своих жертв, и надо бы, если по справедливости, вернуть всё родственникам убитых.
– Да где их найдёшь теперь, тех родичей?!
– Согласен, женщина, теперь это трудно. Я не рассердился на тебя, когда ты перепрятала часть найденного в жилье Перифета, потому что сам предназначил всё тебе. Забирай и это. Но как я и предупреждал, кое-что для меня тебе придётся сделать.
Она потупилась.
– Прости меня, благородный юноша, но такая удача, клянусь Афродитой, случается только раз в жизни! Я и соблазнилась… И вот ведь какая беда. Я не смогу должным образом отблагодарить тебе, по-женски то есть. Сегодня первый день моей ежемесячной болезни. И в доме нету ни капли вина, а я не догадалась стащить у Перифета початую амфору.
У Тесея будто камень с души упал. Притворно нахмурившись, он заявил:
– Не беда. Без вина обойдусь. А твоё нездоровье, я надеюсь, не помешает тебе рассказать мне и, быть может, что-нибудь и показать… Как в общем, ты сочетаешься с мужчинами. Показать в одиночку, само собой, без моего участия. И будем тогда, женщина, в расчёте.
Она не удержалась, прыснула, прикрыв грязной ладонью рот. Справилась со смехом, поджала губы, соображая. Посоветовала, на девственника не глядя:
– Будет понятнее, если ты тоже разденешься, щедрый юноша, да и жарко тут у меня, душно. А мне, чтобы показывать, тоже лучше остаться только в повязках в нужном месте. Скажи, не противны ли тебе бабы, обмотанные тряпками, словно лопнувшие горшки?
Тесей помотал головой и багрово покраснел.
Глава 6
Между Эпидавром и Истмом
Поединки с Синидом и с дочерью его Перигудой
Почти до самого Истма прошагал Тесей без всяких приключений. Весь ушедший в воспоминания о ночи в пещерке староватой, но умелой и опытной Омфалы, он мало внимания обращал на красоты летней природы. Да что там природа, если знаменитый Асклепион и храмы слепо проплыли вдоль дороги под его невнимательным взглядом и остановила Тесея только придорожная харчевня уже на выходе из Эпидавра? Да и то вкусные запахи сработали, а у царевича давно уже посасывало под ложечкой.
Ближе к Истму потянулась слева сосновая роща. Сосна – дерево, посвящённое отцу Тесея, богу Посейдону. Зимой и летом одетые иголками цвета морской волны, деревья светили розовыми стволами, веял здоровый горьковатый запах хвои. На сей раз приятный запах напоминал об опасности, но Тесею недосуг было прислушиваться к этому предупреждению. Мучили тогда его сомнения в том, правильно ли поступил, побудив шлюшку раскрыть перед ним тайны её скабрезного ремесла. Что не унизился он полученными ночью весьма своеобразными познаниями, это царевич чувствовал и не требовал от себя доказательств. Кроме того, приступая теперь к соитию, когда наступит пора, он будет руководствоваться результатами мудрёного опыта, накопленного многими поколениями искусных любодеиц – а неужели лучше было бы, если бы вся его подготовка ограничилась подглядываниями за собаками в пору их весенних безумств? В конце концов, если сама Афродита покровительствует любовным играм, и люди, надеясь на помощь в них, приносят прекрасной богине жертвы в её святых храмах, нельзя считать эту сферу жизни человека сколько-нибудь постыдной. Да, у него стоит сейчас перед глазами Омфала в позах, показанных ночью, и её на вытертом ковре норовит заменить куда более желанная нагая Амфитрита, да, у него колет в паху, да, лицо горит, и мысли путаются, будто после солнечного удара, но всё это не слишком большая цена за полученное знание. И кто сказал, что…
Тут наверху раздался непонятный шелест, и Тесей оказался окутан крепкой рыбачьей сетью. Мгновенно добыл он меч, одним взмахом разрезал ячейки и выпрыгнул на середину дороги. Тотчас же утоптанная глина вздрогнула у него под ногами. Это с ветви огромного дуба, нависшей над дорогой, спрыгнул громадный мужик в панцире и с коринфским шлемом на голове. Длинный меч висел у него на перевязи, но он предпочёл упереть мощные руки в бока. Чёрные глаза сузились в щёлки, великан заорал:
– Как ты посмел, путник, испортить мою сеть? За этот убыток подвергнешься обычной в моих владениях казни!
Тесей не ответил, он лихорадочно обдумывал выбор между мечом и дубинкой. Выигрывая время, стащил с головы шляпу и вместе с узелком положил на обочине. Подумал, что вроде свой ритуал вырабатывается, только в прошлый раз полынь там росла, а сейчас молодой молочай. Нет, мой меч короче, да и рука тоже…
Великан перешёл с рёва на визг:
– И ты смеешь юнец, пренебрегать ответом мне? Мне, Синиду, сыну Посейдона? Мне прозванному Нагибателем сосен? А почему прозванного, знаешь ли?
«Сыну Посейдона, надо же! Тоже мне братишка выискался! Наглая ложь, не иначе», – огорчился Тесей. И на возникшей волне злобы выбрал, наконец, дубинку. Заговорил, однако, вежливо:
– О тебе, Синид, сын Полименона, рассказывал мне мой дед, царь Питфей. Мать твоя Силея в далёком родстве с дедом моим Питфеем. Нам, родичам, не стоит враждовать. Я готов восполнить твой убыток, но вспомни, Синид, что ты первым напал на меня.
– Сын Полименона, говоришь? Ты у меня сначала своими руками починишь сеть, а там увидишь, что я с тобой сделаю!
И Синид, сдвинув шлем на лицо, от души размахнулся мечом и обрушил на родича его острую бронзу. Но Тесей уже успел выхватить из-за пояса дубинку и ловко защитился ею. Меч согнулся, и, пока Синид в тупом изумлении таращился на него, царевич отвёл дубинку вниз и коротко ткнул ею в оставленную открытой часть лица противника. Тот зарычал и со звоном рухнул навзничь. Тесей огляделся, поднял сеть, скрутил её в жгут… А когда повернулся к великану, Синид с воплем метнул в него с земли горсть камней. Самый большой просвистел, толкнув сжатым воздухом, рядом с правым ухом, камень поменьше едва не выбил Тесею плечо.