Путь в Европу
Шрифт:
Иван Крастев: Да, наше население осознало, что выборы – это в его руках инструмент, посредством которого оно может менять власть. И у него сформировалась установка на то, чтобы постоянно менять ее. А политическая элита изначально согласилась считать население арбитром в своих спорах. В Болгарии не было ни одного случая, чтобы партия, проигравшая выборы, объявила их нечестными.
Игорь Клямкин: Учитывая, что партии, обладающие властными рычагами, выборы у вас никогда не выигрывали, такие обвинения звучали бы странно. Но то, что вы рассказали, интересно и в другом отношении. Ваш опыт показывает, что возможна устойчивая демократическая политическая система при неустойчивой системе партийной и при электорате, который, как у нас когда-то говорили, «голосует сердцем».
Деян Кюранов:
С той
Игорь Клямкин: Однако вступление в Евросоюз ознаменовалось у вас и появлением новых политических сил на другом фланге. Я имею в виду партию «Граждане за европейское развитие Болгарии» (ГЕРБ), которая победила на выборах и в Европарламент, и в местные органы власти в крупнейших городах. Это о чем-то говорит?
Деян Кюранов: Это говорит о том, что партийная система в Болгарии до сих пор не сложилась.
Андрей Липский: У вас есть еще турецкая партия…
Деян Кюранов: Она консолидирует турецкое меньшинство, постоянно присутствует в парламенте и правительстве, но может претендовать лишь на участие в коалициях на вторых ролях. Это не партия, способная прийти к власти.
Андрей Липский: Президенты у вас тоже постоянно меняются?
Деян Кюранов: Раньше менялись. Но нынешнему президенту социалисту Георгию Пырванову впервые удалось выиграть выборы дважды подряд. Однако какие-то далекоидущие выводы я бы на этом основании не делал.
Игорь Клямкин: Во время встреч с представителями других посткоммунистических стран я обратил внимание на то, что самым популярным институтом в них, по свидетельствам коллег из этих стран, является институт президента. Независимо от того, выбирается он парламентом или населением и какими наделен полномочиями. В Болгарии тоже так?
Иван Крастев: В Болгарии тоже.
Игорь Клямкин: И чем это объясняется? Инерцией персоналистской политической традиции или тем, что президент не несет ответственности за экономику и потому недовольство людей качеством их жизни у них с ним не ассоциируется?
Иван Крастев:
Думаю, что тем и другим. Можно сказать, что президент в нашей политической системе – это своего рода институционализированная популистская фигура. Независимо от того, кто он и к какой принадлежит партии, он всегда может сказать то, что люди хотят услышать.
Кроме того, я уже говорил о том, что в кризисные моменты (например, в 1997 году) президенты играли у нас важную консолидирующую роль. И люди об этом помнят.Андрей Липский: А другие институты – насколько они популярны?
Иван Крастев: Рейтинги доверия парламента и правительства очень низкие, доверие же к местной власти, к местному самоуправлению в последнее время растет. Потому что избираемые населением мэры начали бороться за увеличение своей самостоятельности, за более высокие доли местных налогов.
Евгений Сабуров: Они борются или чего-то в этой борьбе уже добились? Какова у вас доля местных налогов?
Иван Крастев: Кое-чего добились, хотя и не очень многого. Сейчас местные налоги составляют 10% всех налоговых поступлений, а 90% перераспределяются через бюджет. Представители местного самоуправления хотят большего и активно свои позиции отстаивают, в чем население их поддерживает. Однако изменения в данном направлении не так-то просто осуществить, потому что в Болгарии есть дотационные регионы, которые без поддержки
Игорь Клямкин: Итак, люди больше всего доверяют президенту, растет доверие к местному самоуправлению, а парламенту и правительству не доверяют. Судя по тому, что мы услышали во время обсуждения экономических проблем, не пользуется авторитетом и ваша судебная система?
Йонко Грозев:
Не пользуется. Судам и прокуратуре у нас доверяют меньше 20% людей. Поначалу нам казалось, что Конституция 1991 года обеспечит создание эффективной системы с независимыми прокурорами, следователями и судьями, исключив какое-либо политическое давление на них. Но этого не получилось.
Потом мы думали, что изменения произойдут в результате тех институциональных коррекций, которые были осуществлены во время подготовки к вступлению в Евросоюз под воздействием Европейского суда и Страсбургского суда по правам человека. И многое с тех пор действительно улучшилось. Но политическое влияние на суды остается фактом и по сей день.
Дело в том, что институциональные интересы судебной системы и работающих в ней людей понуждают судей налаживать теневые контакты с политиками. В результате на месте прежней односторонней зависимости судов от политической власти возникла зависимость обоюдная, причем на поверхности она себя почти не обнаруживает. Политическое влияние существует, но откуда именно оно идет, определить, как правило, почти невозможно.Игорь Клямкин: Вы сказали, что судьи и прокуроры, руководствуясь своими частными интересами, ищут контакты с политиками и государственными чиновниками, т. е. добровольно ставят себя в зависимое положение. В чем причина такого поведения? Может быть, дело в низкой оплате труда? Или в слабости материальной базы судебной системы?
Йонко Грозев:
До 1999 года, когда зарплаты следователей, прокуроров и судей действительно были небольшие, многим казалось, что все дело именно в этом. Но потом зарплаты существенно увеличились, что на положении дел почти никак не сказалось. И тогда стало ясно, что корень проблемы надо искать совсем в другой плоскости.
Корень проблемы в том, что судебная система, став независимой, за свои решения ни перед кем не отвечает. Независимость стала синонимом полной бесконтрольности. А бесконтрольность порождает коррупцию, порождает ту практику взаимовыгодных теневых связей с политиками и чиновниками, о которой я говорил.
Но тем самым выводится из-под действия закона и коррупция в среде самих политиков и чиновников. Ведь прокуратура, скажем, может возбудить против кого-то уголовное дело, но может и не возбуждать. И призвать ее к ответу за сокрытие правонарушений некому…Игорь Клямкин:
В этой своего рода «ловушке независимости» судей и прокуроров оказались, насколько могу судить, все посткоммунистические страны, с представителями которых мы встречались. Но раз уж речь зашла о коррупции в среде политиков и чиновников, то в чем она у вас проявляется?
Коллеги из других стран подчеркивали в ходе наших бесед, что ничего похожего на российское обирание бизнеса бюрократией у них не наблюдается, что коррупция в этих странах имеет место главным образом при распределении бюджетных ресурсов. Иными словами, болезненная для нас проблема сращивания власти и бизнеса в новых странах Евросоюза проблемой не является, ее там попросту не существует. А как обстоит дело в Болгарии?Йонко Грозев: В Болгарии ее тоже не существует.
Иван Крастев: Такие, как в России, наезды бюрократии на предпринимателей в Болгарии невозможны. Тем более невозможно представить себе, чтобы государство могло произвольно уничтожить какой-то бизнес или способствовать его захвату другим собственником.
Георгий Сатаров: А как насчет гаишников?
Иван Крастев: И насчет гаишников все в порядке. Того, чем озабочены ваши автомобилисты, в Болгарии нет.
Йонко Грозев: Но проблема чиновничьей коррупции тем не менее существует, причем проблема очень острая. И она, как и в других посткоммунистических странах, вошедших в Евросоюз, тоже связана с распределением бюджетных средств. Равно как и средств, выделяемых Евросоюзом. [9]