Путь в Иерусалим
Шрифт:
— Нет, дорогой господин и супруг мой. Так как мы поделим их жилище на два этажа, все тепло от животных будет оставаться в доме, а с таким количеством сена, как на втором этаже, и раб и свободный человек могут чувствовать себя спокойно.
— Да, но ведь если мы будем строить, как ты говоришь, кладя длинные бревна друг на друга, то по дому будет гулять ветер, а нас запорошит снегом, так что все равно придется строить старым способом, ставя бревна вертикально?
— Нет, дорогой господин и супруг мой. Плотники должны сначала так хорошо обтесать бревна, как только способны их топоры, чтобы бревна примыкали друг к другу как можно плотнее. Потом мы законопатим
Так она говорила, и, сказав о норвежских деревянных церквях, в которых, естественно, были узоры с драконами, она словно намекнула, что может сдаться в вопросе, касающемся почетного места их предков и небольшого количества христианских украшений на нем. И тогда он тотчас же, с большим оживлением и облегчением, согласился с тем, что сначала каменную кладку нужно вести в новом длинном доме. Поскольку теперь все равно стало так, как он хотел.
Конечно же, он видел ее насквозь, конечно же, он понимал, что она делала все, чтобы осуществить свою волю почти в каждом деле. Иногда он чувствовал, как по телу разливается волна гнева при мысли о том, что его жена ведет себя так, словно это она, а не он хозяин в Арнесе.
Но то, что он видел теперь, натягивая большой лук и крича одному из рабов, стоявшему во рву, чтобы тот собрал стрелы и поставил их на место в оружейной, было не просто красиво. Это было очень убедительно.
Под ним, на самой территории укреплений, сверкая просмоленными стенами, располагался новый длинный дом, с зеленой дерновой крышей. Они отказались от камыша и сделали крышу из дерна, несмотря на то что поблизости росло очень много тростника. Это было сделано не только ради тепла, но и потому, что одна-единственная зажженная стрела превратила бы камышовые крыши в огромные факелы.
В другом конце усадьбы, под защитой той высокой части стены, которая была построена прежде всего, находился большой хлев. Под Магнусом, в башне, лежало зерно и оружие. Уже сейчас он смог бы организовать оборону Арнеса за полдня.
Если посмотреть наружу, то там, на другой стороне внешнего рва, выросло целое селение. За другими постройками, рядом с водой стояла распространяющая неприятный запах дубильня, где выделывали бычьи шкуры и шкурки куниц и горностаев, которые приносили так много серебра в Ледесе. Ближе к крепости располагались в два ряда хлева и жилища рабов, мастерские каменотесов и кузницы, кладовые, поварни, бочарни и прядильни. Теперь у него было в два раза больше рабов и скота, чем всего лишь несколько лет назад.
Это казалось настоящим чудом. Сам он узнал от своего отца, который научился от своих предков, и так с незапамятных времен, сколько именно рабов и скота может прокормить одна марка земли, чтобы хозяйство не съело своего хозяина.
Теперь там внизу была целая толпа людей, в два раза больше, чем содержал бы он сам, и все-таки с каждым месяцем Арнес становился все богаче и больше. Лес, который начинался прямо за северным рвом, был вырублен на расстоянии десяти выстрелов из большого лука, так что его с трудом было видно. Он превратился в древесину, которая пошла на строительство, а там, где стоял лес, ныне простирались новые поля и пастбища.
И как бы много серебра он ни выкладывал за то, что нельзя было сделать в Арнесе или можно было только купить, к примеру кузнеца из Бьельбу, который выковал все ворота, или соль, — денег все равно прибавлялось, словно монеты в дубовых сундуках, стоявших в тайниках башни, могли размножаться, будто скот или рабы.
Когда конунг Сверкер две зимы назад начал чеканить монету в Ледесе, он был единственным королем с незапамятных времен, начиная еще с язычества, который верил в деньги как в средство оплаты. Большинство купцов относились к монетам с подозрением и предпочитали старый способ, когда стоимость соли и железа, кож, масла и шкур измерялась в количестве шепп зерна.
Но Сигрид живо убедила Магнуса в том, что он с самого начала должен следовать новому порядку и стать первым, кто за все берет серебро. Она представила это так, что тем самым он помогает конунгу Сверкеру ввести его новшество, в которое никто не верит, и одновременно сохраняет доброе расположение короля по отношению к Арнесу.
Поэтому вначале он получал за товары в десять раз больше серебра, чем он мог получить сейчас, когда все стали следовать его примеру, и благодаря тому, что он был первым, Магнус в два раза увеличил свое богатство всего за несколько лет. Сигрид уверяла его, что серебряные монеты будут все больше и больше входить в употребление, что они станут признаком нового времени и что тот поступает разумно, кто вовремя заботится о своем доме.
Она была, как обычно, права. И когда он наконец понял это, осознал, какая сила кроется на дне его сундуков в башне, тогда он вдруг почему-то почувствовал, что хочет наказать ее, выпороть, показать ей ее место.
Но гнев вскоре улегся. Теперь, когда он видел кипучую деятельность в Арнесе, он обращался к Богу с благодарственной молитвой за то, что Господь даровал ему мудрейшую жену во всем Геталанде; свейские земли он рассматривал как давно пришедшие в упадок, так что с ними не стоит и сравнивать. Сигрид — Божий дар, это очевидно и истинно. И наедине с собой, под небесными сводами, где только Бог мог слышать его мысли, Магнус честно признавал это. Об этом ведь знали только он сам и Бог, ну и Сигрид, разумеется. Больше никто. Люди считали, что цветущая земля вокруг Арнеса и два селения, ближе к Форсхему, были делом только его рук. Все они думали, что он — настоящий мужчина, с которым нужно считаться, мужчина, который может нажить богатство.
Возможно, Сигрид также верила в то, что он пребывает в этом тщеславном заблуждении. Для себя же Магнус решил, что никогда не покажет ей, что он понимает: за всем стоит она. Так, пожалуй, будет лучше.
Кроме того, утешал он себя, Сигрид есть он, а он есть она, потому что то, что соединил Бог, не могут разорвать люди. Все, что росло и процветало вокруг Арнеса, было их общей работой, точно так же как Эскиль и Арн были наполовину он сам, а наполовину Сигрид.
Если смотреть на вещи так, что вполне соответствует христианским воззрениям, то он действительно был настоящим мужчиной по воле Божьей. А каким же образом, как не по воле Божьей, это могло быть?
Зимой в Западном Геталанде пировали. Но именно этой зимой, когда дни конунга Сверкера были сочтены, пиров было необычайно много. Люди ездили в санях по всей стране, и не только ради жареного мяса и пива. Для некоторых это было холодное время неопределенности, а для других — горячая пора заговоров и интриг.
Эрик сын Эдварда сообщил, что собирается посетить Арнес прямо в канун празднования середины зимы. Нужно поближе познакомиться друг с другом, поскольку Сигрид и Кристина состоят в родстве, а кроме того, о многом следует поговорить. К тому же может решиться вопрос о Варнхеме.