Путь в Колу
Шрифт:
Спирка Авдонин залез в вежу и улегся на оленьих шкурах, чтобы переждать дневную жару. Двое стрельцов устроились в тенечке, положив в головах самопалы и бердыши.
Савве Лажиеву спать не хотелось. Он остался с лопинами, занятыми хозяйственными заботами. Между собой они говорили на лопском наречии, и Савва понимал лишь отдельные слова, немного схожие с карельскими.
Огромное оленье стадо выбралось из воды и теперь паслось, охраняемое собаками, на узком тундровом плоскогорье между песчаной косой и подлеском из карликовых березок трехаршинной высоты. Савва слышал их монотонное хрумкание, шумное дыхание и глухой стук рогов. Запах
Неторопливо пережевывая ягель, олени с любопытством разглядывали незнакомого человека, невесть каким образом и откуда появившегося на приморском стойбище. На Савву смотрели сотни оленьих глаз. И не было в стаде оленя, похожего один на другого.
К великому удивлению Саввы, оказалось, что оленей в лопской тундре называют по-разному. Молодого тонконогого олененка на первом году жизни называли ураком, а маленькую годовалую самочку - вонделкой. Трехгодовалый олень-самец носил имя убарса, а такого же возраста самку величали вонделваженкой. Четырехгодовалый самец, годный к упряжке и способный быстро возить зимой кережи, звался кундусом, а такого же возраста олениху любовно называли важенкой.
Савву одолевали слепни, которых великое множество прилетело вслед за стадом оленей. Он перешагнул через спящих стрельцов и заглянул внутрь вежи.
Спирка Авдонин, разбросав в стороны руки, мирно спал на оленьих шкурах, толстым слоем постланных на земле. Малиновая шапка с алым верхом свалилась с головы пятидесятника, открыв светлые взмокшие от пота длинные волосы. Над ним сидела молодая лапландка и, взмахивая шелковой повязкой, сгоняла с лица Спирки мух, которые роились внутри вежи. На лице юной женщины застыло задумчивое выражение. Она любовалась спящим пятидесятником. Находясь в состоянии какого-то восторженного умиления, она даже не заметила заглянувшего в вежу Савву Лажиева. И Савва невольно позавидовал пятидесятнику, чей малиновый стрелецкий кафтан и сабля могли покорить и не такую красавицу.
7
Путники двинулись в дорогу, когда солнышко повисло над морем и жара в тундре спала. Перестали кусаться слепни. Но появились откуда-то комары, и от них не стало житья. Насекомые тучами висели в теплом вечернем воздухе, издавая протяжный неумолчный звон.
Шли по узкой тропе, проторенной оленями на мшистой почве. С двух сторон сжимали эту тропинку невысокие березки с крохотными зелеными листочками. Изредка попадались стройные елочки с редкой хвоей. Тропа временами выходила на обрывистый берег Печенгской губы, и открывалась спокойная гладь воды, отливавшая тусклым оловом в предзакатных солнечных лучах. Потом тропа снова удалялась от берега, и они опять оказывались посреди березок и елей.
Случалось, издалека до слуха людей доносился звериный рык либо хриплое птичье клохтание и стонущие жалобные звуки: это хищник, добывая себе пропитание, душил свою жертву.
В Лапландской тундре в то время водилось великое множество диких зверей. Бурые медведи, росомахи и волки бродили вокруг лопских поселений и оленьих пастбищ. А в реках и озерах водились выдры. Эти плодящиеся в великом множестве звери селились обычно в реках, впадающих в Студеное море. Промысел выдры в ту пору был одним из самых выгодных для лопинов. Но бывало, охотники лапландской тундры ухитрялись приручить выдру и та, будучи по природе страстным рыболовом, помогала хозяину ловить семгу во внутренних реках.
Спирка Авдонин шел впереди и первым увидел метнувшихся от растерзанной оленьей туши трех росомах. Из оторванных лодыжек, дымясь, текла теплая еще кровь, и олень тихо вздрагивал, издавая слабое всхлипывание. На боках, шее и бедрах животного были видны следы зубов и когтей.
– Видать, отбился от стада, бедолага, и вот попался, - тяжело вздохнул служивый, шагавший позади Саввы.
– А может быть, это дикий олень, - заметил в ответ Савва Лажиев.
– Их здесь немало пасется в тундре.
Пятидесятник остановился возле убитого росомахами оленя, снял с головы шапку, вытер пот и задумчиво произнес:
– Не нужно было ему в одиночку по тундре шастать.
– Хвороба, может, вынудила его отбиться от стада, - заметил служивый, шагавший последним.
– Вот она жизнь-то как устроена, - сказал Спирка Авдонин и первым пошагал прочь от поляны.
Служивые закинули за спину тяжелые свои самопалы, взяли на плечи бердыши и двинулись следом за пятидесятником. У Саввы мешок с мягкой рухлядью был нетяжелый, и он не снимал его всю дорогу со спины. Теперь он шел последним, не отставая от служивых, но и не торопясь обогнать их.
– Ты, Никифор, проверь-ка, есть ли порох на полке, а то, неровен час, и стрелять из самопала придется, - сурово проговорил пятидесятник.
– И ты, Прохор, тоже погляди. А то совсем в пути от рук отбились: все дрыхнете да мух ловите!
– Эка невидаль порох: я его подсыпал еще, когда к лопинам пришли, отозвался стрелец, которого звали Никифором.
– А у меня порох не ссыпался вовсе: от самой Колы в порядке держится, - доложил Прошка.
Какое-то время шли молча, и слышно лишь было, как шуршит белый мох под ногами. Стояла удивительная тишина. Не было даже слабого ветерка, и ни один листочек не шевелился на деревцах, которые по-прежнему теснили оленью тропу.
– А ты по какой-такой причине пошел с нами?
– миролюбиво спросил Савву Лажиева Спирка Авдонин.
– Мы - люди служивые, ратные: нам что прикажет воевода, то мы и делаем, куда пошлет, туды и путь держим. А тебе на кой ляд по тундре шастать? Остался бы лучше с лопинами.
– А в Колу как бы я добрался?
– обиделся Савва.
– Кто бы стал меня искать по становищам лопинов? А за вами судно из Колы непременно прибудет. Мне Каллистрат Ерофеевич твердым своим словом это обещал.
– Ну коли обещал, так прибудет, - лениво проговорил пятидесятник.
– И все-таки лучше было бы тебе побыть в этом становище. У тебя никого не осталось на свете, и не все ли равно, где жить. Здесь такое раздолье, стада вот оленьи... Гонял бы их по тундре... Женился бы на этой молоденькой лопинке и зажил бы здесь припеваючи.
– Это на тебя она глаза пялила, пока ты спал, - осерчал неожиданно Савва.
– Это ты ей приглянулся. А может, ей полюбился твой малиновый кафтан и алая шапка?
Спирка громко, заразительно и весело рассмеялся, довольный, что задел парня за живое.
– В Коле красивых девок пруд пруди, - сказал пятидесятник.
– Ни к чему мне лопинка.
Савва Лажиев и Спирка Авдонин продолжали мирно беседовать. Служивые, изредка покряхтывая под тяжестью оружия да вытирая с лица катившийся пот, молча шли следом за ними.