Путь в Обитель Бога
Шрифт:
— Он говорил о естественных расах. Так что и Генка мог бы.
— Генка — умник. Войти он мог, но стоило ли его туда пускать? Если соскучился по умникам, пригласи потом Феликса.
— С большим удовольствием я пригласил бы Имхотепа… Слушай, ты веришь, что он умер? Или, как сказал рувим, умер только один из него?
— Один из него… — Тотигай задумался. — Знаешь, это слишком необычно для меня. Он для меня всегда и был один. Если мы вернёмся в Харчевню и увидим в Большом зале второго Имхотепа… Наверное, тогда я поверю. Но тот, первый, тоже был настоящим, правильно?
— А кто его знает. До того, как мы нашли Книгу, я точно знал, что в этом мире правильно и как в нём жить. Сейчас уже не уверен.
— Может, после узнаешь опять? «До того, как я встал
— Откуда ты это выдрал? — удивился я.
— Не помню. Вряд ли помнил и тот, кто повторил эти слова за кем-то ещё. Я разговаривал со многими людьми, нукуманами, керберами. И ещё больше слушал.
— Ладно, а теперь послушай меня. Хватит заговаривать мне зубы! Разыщи в здешних краях животину поглупей и выгони под выстрел. Мы ещё успеем досыта насидеться на галетах, когда дойдём до Кайрори.
Мне тоже случалось общаться с разным людом, и слушать я умел не хуже Тотигая. Имхотеп считал, что по-настоящему мудрым может стать лишь тот, кто не отвергает чужую мудрость. Своей собственной, говорил он, всегда недостаточно. Возможно, что Имхотеп тоже только повторял чужие слова. Стоило взглянуть на его библиотеку в Харчевне, и сколько там книг, чтобы понять — все умные и правильные слова давно сказаны. Дела же переделаны не все: это намного труднее.
Мы встали на привал в полночь, возле самой Границы. Непроходимая зона к этому времени успела расшириться до предела, и мы могли не опасаться, что нас накроет во время сна. Поначалу я думал, что совсем никто не заснёт — такую тревогу нагоняла невидимая опасная стена, защищавшая нас от нападения слева. Но и рисковать, оставляя тут Книгу затем, чтобы перенести лагерь дальше, я не хотел. Вдруг потом не найду её? Собственно, я бы и ориентироваться здесь без неё не смог.
Тотигаю удалось загнать додхарскую антилопу, каких я ещё не встречал. На мой вопрос, какого она вида, кербер ответил: «Съедобного», — и пожаловался, что ни одна живая тварь на непроходимую Границу бежать, конечно же, не хочет; опять он будет отдуваться на добыче продовольствия за нас обоих. Пока я свежевал тушу, кербер в придачу разыскал и приволок пару диких песчаных дынь выдающихся размеров. Каждая была величиной с мяч для регби, и доставить их в лагерь для Тотигая оказалось настоящим подвигом — он носил их в зубах по одной за несколько тысяч шагов и оба раза после доставки подолгу не мог закрыть пасть, что ужасно смешило Коу. В Харчевне такие дыни режут на полоски, заплетают косичками и вялят под навесами снаружи. С одной я так и поступил, надеясь, что ночной ветерок немного подсушит косички сверху, и завтра можно будет сложить в рюкзак этот полезный и вкусный припас.
Едва доведя мясо до первой степени готовности, я погасил костёр, и ужинали мы в темноте. Тотигай, который ел антилопу без обработки, насытился первым, но долго не мог устроиться на своём месте, поднимался, отходил в сторону, возвращался и ворчал, что чем спать в такой близости от Границы, так уж лучше всю ночь напролёт таскать в лагерь дыни. Угомонился он лишь тогда, когда я ему предложил немедленно этим и заняться.
Коу тоже беспокоилась, ворочалась, вздрагивала от малейшего шороха. Я чувствовал себя не лучше, но именно поэтому считал, что места безопаснее нам не сыскать — по доброй воле сюда никто не полезет. Своего обещания как следует взяться за Книгу сегодня же, я не забыл, однако прошлый опыт убеждал меня, что нахрапом тут успеха не добиться. Книга лучше всего отвечала тогда, когда мне было не просто нужно, а край как нужно. Но ведь сейчас-то и есть самый край — когда и что мне в жизни бывало нужнее, чем точные координаты корабля прямо теперь же?..
Я лежал у камней на противоположной стороне нашего лагеря, вслушиваясь в ночные звуки, когда на меня накатило. Видеть окружающее я перестал, но зато опять увидел местность с высоты птичьего полёта. Не так, как раньше — по-новому. Картина
Ого себе, подумал я. Выходит, можно видеть не только то, что есть, но и то, что было? Не успел удивиться, как меня снова понесло, теперь вперёд: подо мной мелькали заросли додхарских акаций, шлаковые конусы, лавовые поля, стада диких осликов… Смотри-ка, теперь яйцеголовых вижу, животных — ну что бы так раньше, до смерти Бобела, до штурма заставы, до гибели Генки?.. Я пролетел вдоль Границы, она свернула влево, опять приблизилась, стала прозрачной, снова побелела… Полупустыня кончилась, пошла настоящая додхарская пустыня с голыми безжизненными плато, выжженными солнцем, с такими же выжженными каньонами между ними, со скелетами редких деревьев и кактусами пао — единственной растительностью, пищей и топливом в этом краю. Никого нет, разве что огненная саламандра проползёт или пролетит двухголовый додхарский стервятник. Кайрори — сюда даже грифы не залетают. Троероги как-то умудряются выживать, питаясь кактусами, но они выживают где угодно. На троерогов охотятся трёхголовые керберы. И ещё где-то здесь же обитают свирепые пхаясо, питающиеся кактусами, троерогами и себе подобными…
Вот здесь и лежал корабль. Я увидел в далёком далеке красное пятно под землёй, словно там был сильный источник какого-то излучения, замедлил свой полёт, снизился, нырнул в один из каньонов…
— Хорош часовой, нечего сказать, — произнёс Тотигай прямо у меня над ухом.
Я открыл глаза. Светало. Контуры скал вокруг стоянки вырисовывались уже отчётливо.
— Вот это да, — сказал я. — А мне показалось, что совсем немного времени прошло.
— Нет, ты проспал всю свою смену, — не стал жалеть меня Тотигай. — Но мог бы спокойно спать и дальше, потому что я всё равно за ночь даже не подремал нормально. Да только не было уже у меня сил слушать, как ты сопишь-храпишь в то время, как я мучаюсь.
— Я знаю, где корабль, — сказал я. — До него не слишком далеко, если через пять переходов отойти от Границы и срезать по прямой. Отойти можно, она всё равно там прозрачная — не спрячешься. А потом мы выйдем к ней снова. Она в том месте непроходимая, но тонкая, без расширений. Бок корабля торчит прямо из склона какого-то плато, вблизи от Границы. Так близко, что я не понял, на какой стороне его больше.
Тотигай задумчиво почесал задней лапой за ухом.
— Если так, мы вообще можем в него не попасть, — сказал он. — Или сгинем, едва войдя внутрь. Вход ты видел?
— Нет. Корабль весь целиком в земле, только бок чуть открылся, когда обвалился склон. Давай решать. Ты голосуешь первым.
— Да чего уж… Столько прошли, теперь грех поворачивать. Ну, не попадём — значит, не попадём. Только не мечтай, что сможешь заставить меня откапывать эту бандуру.
Поднявшись с земли, я сделал то, с чем следовало бы управиться ещё вчера, да сил не было — закоптил всё мясо, что мы не съели сразу. На завтрак сварил похлёбку из порубленных почек, печени и сердца антилопы и вывалил потроха себе в тарелку, оставив бульон Тотигаю. Кербер взглянул на тревожно вздрагивающую во сне Коу, недовольно покашлял и отправился в мехран на поиски дынь, хотя я его и не просил.