Путь варга: Пастыри чудовищ. Книга 3
Шрифт:
Нойя отступает, чтобы Гриз могла оглядеться – и теперь вместе с ней могу оглядеться и я.
В пяти шагах спит большая игольчатая волчица. Прочие звери – ещё шесть – куда дальше. Все в безмятежном сне.
– Эта глупышка полезла к вам, на неё пришлось изводить артефакты. С прочими было легче – обычными пугалками да снотворным. Прочие разбежались кто раньше, кто позже.
– Они не станут людоедами? – тревожится Мел.
– Думаю, что нет, – говорит Гриз тихо. – Они не питались людьми, а прочие следы единения с варгом крови уничтожены. Но нужно оповестить
Она говорит почти как прежде – бросается распоряжениями и планами, и тысячи, тысячи дел сквозят в её голосе. Но глаза остаются отстранёнными, глядящими в даль. И левая ладонь так и стискивает мою руку: «Держи меня, держи, не отпускай».
Ни за что на свете. Ни сейчас, ни когда бы то ни было ещё. Потому что теперь я знаю – что я могу сделать в твоём мире.
Держать тебя. Быть голосом над штормом.
Зовущим тебя, чтобы ты не ушла.
ГРИЗ АРДЕЛЛ
Янист следует за ней повсюду. Рядом, когда Аманда бинтует ладонь. Поблизости – во время обратной дороги по болоту. На расстоянии шага – пока они с Мел общаются с местными…
Он накидывает ей на плечи куртку и пытается напоить успокаивающим и кроветвором («Ну, надо же, какая рыжая нойя», – умиляется Аманда), и беспокоится, потому что она слишком бледная, и старается говорить с ней, будто не верит, что она уже совсем здесь. И заглядывает в глаза так, будто опасается, что ещё миг – и в них вернётся зелень, и она опять упадёт в кровавую, затягивающую бездну…
Он смущается при виде Мел, которая красноречиво закатывает глаза. Но он здесь, и это хорошо. Это позволяет дышать.
Вытягивает из алого шёпота смутных троп, заглушает предсмертный вой Креллы, который так и стоит в ушах. Осаждает мутную круговерть внутри – словно в рвущемся на части, выкрашенном в алое мире ещё осталось хоть что-то незыблемое, нормальное… Осталось хоть что-то.
Его пальцы греют её ладонь, пока они добираются до «Ковчежца». Не ту, что вспорота ножом и зудит под повязкой, зарастая. Другую. Холодную и будто бы неживую. Слишком много отдано огня, много крови пролилось на землю. Так что тепла осталось слишком мало. Крошечный очаг – или, может, одна свеча. Чужие пальцы на ладони и откликающийся им сквозь льды слабый огонек.
Вечер дышит на огонёк холодом: на пристани слишком свежо. Весна накинула на питомник серое покрывало промозглого дождя. Аманда и Мел хором уверяют, что попросту не пустят её к вольерам, им громогласно вторит Фреза.
– Сладенькая моя, тебе сейчас нужен полный покой и никаких единений! Горячее питьё, что-нибудь сладкое… может быть, дружеское плечо…
– Головой бахнулась?! Без тебя разберемся. Грызи, да я тебя вызову, если что, ты куда намылилась после такого?!
– Себя видала?! Эй, парень! А ну хватай эту дурищу в охапку и тащи в «Ковчежец»! И валяй, сторожи, чтобы не усвистела куда. А то знаю я эту варжескую натуру!
Янист огненно рдеет, но к «Ковчежку» Гриз тащит исправно. Кажется, говорит что-то славное и утешающее. Что они все правы. И ей нужен отдых. И всё будет хорошо. И чтобы она даже не думала…
Слова ползут мимо. С шуршанием, шелестением, будто чешуя. Только под старыми слоями кожи нет новых, и она обнажена – наедине с тем, что…
Перед «Ковчежцем» они натыкаются на Нэйша – белизна костюма, зачёсанные назад волосы, безмятежная походочка. «Клык» встречает их соединенные руки коротким, ироническим движением бровей.
– Госпожа Арделл. Янист. Вижу, вызов прошёл успешно?
– Всё в порядке, – вызывающе цедит Янист. – Вижу, твой тоже.
Нэйш улыбается непринуждённо – так, как улыбается обычно, глядя на свою разросшуюся коллекцию. Гриз знает эту улыбку. За ней – неприятности.
– О, у Лайла найдется, что рассказать. Не сомневаюсь, вы получите удовольствие.
Он только чуть-чуть выделяет голосом последнее слово – и откланивается. Рука Яниста полыхает в ладони Гриз весь оставшийся путь – пока они пересекают коридор, поднимаются на второй этаж…
У двери своей комнаты она мягко высвобождает пальцы. Приоткрывает дверь, оборачивается на пороге к нему – и он понимает её без слов. Вновь зацветает оранжево-алым и шепчет, что, честное слово, он не позволил бы себе ничего лишнего, он о таком и не думал, но не может же она оставаться одна, может быть, просто разговор, но если ей это кажется непристойным, тогда, конечно…
Пересохшие губы раздвигаются в улыбку. Медленно, как створки ворот, в которых заржавели петли.
– Непристойным? Твоё намерение болтать со мной и стеречь мой сон? Нет, я так точно не считаю. Просто… нужно увидеться кое с кем. Сейчас. И да, тут мне нужно… остаться одной.
Наверное, она ещё выглядит не вполне пришедшей в себя. Рыцарь Морковка вскидывается встревоженно, готов спорить и просить, чтобы она позволила в кои-то веки, хоть немного присмотреть за собой…
«Не надо больше говорить. Я знаю, что ты уже решил следовать за мной повсюду – может быть, на своё горе, но решил. Однажды ты последуешь за мной и в мою комнату тоже. И дальше, если не побоишься. Но есть встречи, на которые нужно приходить в одиночку».
Говорить это всё слишком долго, так что она просто наклоняется вперёд и прижимается к его губам. Потом смотрит на его ошеломлённое лицо, слегка улыбаясь, и шепчет:
– Спасибо. Я здесь. И я не уйду.
И делает шаг в комнату, закрывая за собой дверь.
По скрипучему полу – как по чуть поостывшей, бугристой лаве. Куртка летит в угол, а путь к столу кажется бесконечным, растянутым. Потому что с каждым шагом она проходит всё больший путь. Внутри себя. Среди стен замёрзшей внутренней крепости.
Там, в подземельях, в темницах… хищники, которых нельзя приручить. Впавшие в кровожадное исступление зверинцы. Разгромленные охоты. Мальчишка-Мастер, лицо которого перекошено страстным предвидением. Неизвестный в плаще на улицах Энкера – мановением руки уводящий за собой алапардов под восхищенное «Чудо… чудо…»