Путь варга: Пастыри чудовищ. Книга 3
Шрифт:
Мы смотрели в глаза друг другу, и миги неслись мимо нас – подгоняемые истошным тарахтением сердца в ушах, я понимал – сейчас нужно будет дёргать крючок спуска, а устранитель рванётся в сторону, и если я не успею, не угадаю – он доберётся до дарта, призовёт его – и потом уже всё.
И было оглушительно громко. Буйство ветра в роще тейенха, и вопли утренних птах, смешки Трогири, жадное сопение его сынишки, и безумное «бах-бах-бах» в ушах, отчаянный, тягучий визг крысы внутри…
Тихий плач маленькой, заблудившейся девочки. Горький, невинный.
Орут и падают.
Я обернулся в тот момент, когда егерей охраны разметало по сторонам. Кто-то пронзительно взвизгнул, бахнул одинокий выстрел, и маленькая девочка заплакала внутри ограды.
Ближе. И ближе. И ближе.
Плач замер, и с ним замерло всё. Время и ветер. Сердце и крыса под ним.
Даже тоненький, бабий крик Трогири-младшего – словно растянулся и тоже застыл.
Сначала в воздухе обозначилась пара раскалённых алых точек.
Потом мортах явился из воздуха.
Первыми проступили цепкие когтистые пальцы, растопыренные почти по кругу, в чешуйчатой, поблёскивающей броне. Мощные лапы, гибкие и длинные, словно у кошки. Закрытое той же бронёй гладкое тулово с тускло-серебристыми щитками впереди и тёмной, шипастой полосой по хребту. Полыхнуло алым – и явился подвижный, извивающийся хвост, на конце которого поблёскивало острое жало. Потом вокруг алых точек втянулись щитки, и проступила морда – длинная, похожая на собачью, но с закруглённым, змеиным носом и прижатыми ушами.
Приоткрылась пасть, показав иглы страшных клыков.
Взгляд твари был цепенящим, слишком уж осмысленным. Скользнул по мне, ощупал «горевестник» (Нужно его бросить, – мелькнуло внутри, бросить и отойти – но пальцы будто приклеились к оружию). Потом мортаха привлекла суета на трибунах: там разбегались в разные стороны слуги, а Трогири-младший всё верещал, тоненько, отчаянно, чтобы они сделали что-то…
Рывок Нэйша я не увидел – предчувствовал. Потому что знал, что он будет – и сердце лениво, замедленно выдало бесконечный удар, наполненный истошным верещанием крысы: «Брось оружие, брось, дурак, отойди в сторону!»
На втором ударе я осознал, что готов заорать это вслух.
А потом где-то между ударами меня швырнуло устранителю вслед. Мортах и Трогири отступили и смазались, взгляд приковался к серебристой цепочке, которая взметнулась навстречу протянутым рукам, оставалось совсем немного: дотянуться, одно движение – разрезать верёвку, взметнуть дарт, поднимаясь…
Мне бы не успеть – но связанные руки замедлили его.
Прыгнул я почти наобум, совсем не грациозно, вот только Нэйш в этот момент был в движении, в текучем рывке навстречу дарту, и мой вес (хвала пирожкам Аманды), помноженный на разбег, всё-таки оказался у него на спине неожиданно. Сбил равновесие до падения, и уже в падении я, не переводя дыхания, съездил устранителя рукояткой «горевестника» пониже затылка, получилось вскользь и неудачно; ответный удар локтем чуть не вышиб из меня дух, и тело вспомнило прежние навыки: упереться коленями, лёжа на арестованном, зафиксировать шею, приставить к голове Печать, тьфу ты, дуло.
– Лежать! – голос срывался в визг, заходился обезумевший грызун внутри, и нельзя было думать, что я делаю, потому я просто вжимал дуло в затылок «клыка» и орал изо всех сил: – Не смей, ублюдок, только дёрнись, на месте положу, лежать!!
Я орал, угрожал и честил Нэйша словечками из лексикона то ли законников, то ли пиратов. Выдавал такое, чему позавидовала бы Фреза – и сам ужасался, и всё равно орал дальше. До боли в горле, до полного оглушения себя же – потому что понимал, что удержать его мне не удастся.
– Замри, мразь, только дёрнись! Убью, тварь!!
Всё равно, что пытаться прижать к земле бешеного алапарда. Масса не спасала, а у устранителя оставались свободными ноги, я постарался только вцепиться в него покрепче, когда меня подкинуло и перевернуло, перед глазами мелькнуло змеиное жальце дарта –подползало всё ближе, повинуясь хозяйскому зову. Потом меня саданули под дых, и прямо над собой я увидел бледное лицо устранителя, плотно сжатые губы, серебристые острые блики в немигающих глазах.
Левая рука проскользила, я попытался захватить в горсть чёрную ткань и нацелить «горевестник» хоть куда-то, но цепкие пальцы ужалили запястье, и оружие Пустошей вырвалось, отпрыгнуло к дарту.
– Зам…
Он действительно замер – и время с ним, и сердце опять тоже. Потому что теперь устранитель смотрел не на меня. На что-то правее и выше. Я знал, что это – и не хотел этого видеть, но я всё-таки невольно проследовал за его взглядом, поднял голову.
Тварь стояла над нами, пронизывая алыми углями глаз.
ЗВЕРЬ
Жертвы у Запретительной Черты не кричат. Разбегаются, прячутся. Знают, что я главный.
Логово прямо передо мной. Оно большое, деревянное, у него запах смерти. Может быть, обследовать его ближе, поискать Охотника?
Но запах ведёт вокруг логова. Запах и цель. Стучащая под кожей всё громче, нетерпеливее.
Найди Охотника. Убей Охотника!
Я огибаю логово и вижу странную поляну. Вокруг неё тоже есть магия-защита, только слабая, много прорех. У одной прорехи три жертвы. Но я им не показываюсь. Наблюдаю.
На поляне двое. Он и тот, неуклюжий, с магией холода. Они стоят так, будто хотят схватиться.
Но ни в одном я не чую желания убить.
Поза Его – игра и рывок. Поза другого – страх и сомнение.
Выше ещё есть люди, закрыты глупой, дырявой Чертой. Несколько жертв. И один, которого я чуял уже до того.
В день, когда меня позвали.
Этот кажется старым, очень слабым. Но в нём есть желание смерти. И он смотрит сверху вниз на двух других, как охотник на дичь.
Я запеваю охотничью песнь. Делаюсь вихрем и прохожу через трёх глупых жертв у прорехи.