Путь врат. Парень, который будет жить вечно
Шрифт:
– Не вижу поблизости никаких колледжей.
– Вам не нужен колледж, Эстрелла. Вам нужно лишь обучение. А это можно организовать.
– Вы хотите сказать, что здесь, в Ядре, есть преподаватели?
– И немало. Но, что гораздо важнее, есть обучающие программы по любому курсу, какой вы только можете вообразить. Интересно?
– Наверно, – ответил Стэн, не очень убежденный.
– Я прослежу, чтобы вы получили информацию, – пообещал Зигфрид. Он встал. – О, – добавил он в легком замешательстве. – Еще одно. Я хотел бы попросить вас об одолжении.
Стэн сразу насторожился. Потом вспомнил странный разговор с Достигающим и, внезапно что-то заподозрив, спросил:
– Это имеет какое-то отношение к спятившему хичи?
– Имеет, – признался фон Психоаналитик. – Знаете, вы двое уже очень помогли ему. Теперь я хочу попросить вас, чтобы вы сделали кое-что еще. – Он поднял руку, отвергая отказ. – Я знаю, что вы чувствуете, особенно вы, Эстрелла. Но вы единственный человек, которого он знает, – благодаря машине снов.
Эстрелла энергично мотала головой.
– Он меня ненавидит, доктор!
– Да. В определенной степени действительно ненавидит. Но он хочет преодолеть это, и вы можете ему помочь.
Стэн нахмурился.
– А чего вы от нас хотите?
– Проведите с ним какое-то время. Ну, если честно, довольно много времени. Вы будете видеться с ним ежедневно в течение нескольких недель…
– Недель?! – Голос Эстреллы дрожал. – Вы не знаете, каково это. Помните, мне известны все его чувства. Я знаю, до чего они отвратительны. Знаю, о чем он думает. И это невыносимо!
– Да, – согласился фон Психоаналитик. – И все же… ну… Не стану сейчас настаивать. Но подумайте над этим, пожалуйста.
Они говорили об этом, много говорили, снова и снова. Эстрелла утверждала, что от одной мысли об этом ее трясет.
– Конечно, – задумчиво сказал Стэн, – но нам не повредит, если мы окажем любезность Зигфриду, когда он об этом просит.
– Пожалуйста, не такую любезность. Может, как-нибудь в другое время, но не сейчас, когда я только привыкаю к счастью.
Эти слова весьма эффективно положили конец их спорам. А ночью в постели, держа Эстреллу в объятиях, Стэн думал о том, о чем редко думают семнадцатилетние.
Они нечасто думают о счастье.
Он думал о своем положении. Большинство семнадцатилетних, говорил он себе, были бы не слишком довольны, зная, что связали себя заботами о ребенке.
А он?
Как ни удивительно, кажется, он этим доволен. Насколько он может судить, он действительно счастлив.
Для Стэна это было совершенно новое ощущение. С тех пор как умерла мать, он не помнил и нескольких мгновений счастья.
А сейчас он счастлив.
Встречи с «Аистом», как всегда, завораживали; не менее волнующими – хотя и гораздо менее понятными – были картины Извне на экранах. Но самым большим удовольствием для обоих стало обучение.
Если Зигфрид фон Психоаналитик хочет, чтобы они учились, решили Стэн и Эстрелла, они не станут возражать, хотя школа – это не совсем то, чего они ожидали. Не ожидали они и таких учителей – вернее, того, что называли этим словом. Их учителем стал веселый пожилой мужчина – виртуальный, разумеется, – одетый в тогу. Первый урок он начал, небрежно сказав:
– Поговорим об экономике. Что вы думаете о деньгах? В первую очередь, какой смысл иметь их?
Когда Эстрелла предположила «покупать вещи», а Стэн добавил «чтобы нам могли заплатить за работу», пожилой человек улыбнулся, кивнул и спросил, почему это лучше, чем, скажем, бартер или, например, возможность всем производить и брать все что угодно из мировых запасов.
К концу урока они поговорили о голландском безумии из-за тюльпанов в семнадцатом веке, о Великих депрессиях двадцатого и двадцать первого веков и еще о десятке других финансовых катастроф. Затем учитель сделал вид, что зевает. Посмотрел на воображаемые часы на воображаемом запястье и сказал:
– На сегодня достаточно. Я поработал с вашими экранами. Они покажут больше на эту тему, если захотите; просто скажите название, и экран будет показывать, пока вам не надоест. В следующий раз мы поговорим об истории. До встречи… – И, вежливо кивнув, он исчез. Кстати, он сказал, что его зовут Сократ.
Конечно, экраны выполняли его обещание. Стоило произнести «золотой стандарт», и на них появлялось золото всевозможного вида – от римских монет размером с таблетку до мокрого песка, упрямо просеиваемого усталыми бородатыми мужчинами во время золотой лихорадки 1849 года.
Когда они рассказали об этом Кларе, она сама захотела кое-что увидеть. Гипатия исполнила ее желание. Они смотрели, как возникают и гибнут империи, как войны уничтожают целые народы. Чем чаще вспыхивали войны, тем меньше нравилось Кларе изображение. Затем, не говоря ни слова, она вышла из комнаты и не вернулась.
Гипатия осталась. Она молча наблюдала за молодыми людьми со своего места на диване. Стэн повернулся к ней.
– В чем дело? – спросил он.
Гипатия гибко пожала плечами.
– Клара не любит войны. – Она как будто решила на этом закончить, но передумала. – Вы когда-нибудь слышали о крабберах? Вероятно, нет. Это была негуманоидная раса. Они жили очень давно и почти истребили себя перед тем, как их звезда превратилась в новую и закончила за них эту работу. Ужасный народ, очень похожий на тех древних монахов, что убили мой оригинал. И вот, как раз когда она начала приходить в себя, случилось большое цунами.
– Верно, – сказал Стэн, довольный, что может что-то вспомнить. – То, что опустошило Калифорнию.