Путь зла. Запад: матрица глобальной гегемонии
Шрифт:
Кроме Малого совета, к числу органов исполнительной власти республики принадлежал Совет сорока, члены которого избирались на год из состава Большого совета и имели право переизбираться. Он исполнял функции высшего судебного органа на контролируемых Венецией территориях.
Другой государственный институт — Совет десяти — стал постоянным органом, формируемым Большим советом, отвечающим за государственную безопасность, представляя собой одно из проявлений, как писал Коцци, «врожденного недоверия, питаемого Республикой ко всем и вся». Члены Совета десяти вели свои расследования втайне, опираясь на эффективно функционирующую сеть шпионов и осведомителей, поставляющих свою информацию в отведенные для этого урны, самой знаменитой из которых была львиная пасть во Дворце дожей. В 1539 году также был создан постоянно действующий институт государственных инквизиторов, при помощи которого венецианская власть эффективно боролась со своими врагами [ 10, с. 74].
Кроме всего прочего, в Венеции действовал Сенат, который состоял
«Замковый камень в своде венецианской правительственной системы» (по определению Тирье) — это Большой совет (Maggior Consiglio), который выбирает из своей среды советников дожа, членов Сената, Совета десяти и значительное число магистратов. Его голос являлся решающим при принятии законов, предлагаемых различными советами. До 1297 года он насчитывал от 400 до 500 человек; в начале XIV века — около 1,1 тыс., к концу века — примерно 1,2 тыс., а в 1493 году, по утверждению Марино Санудо, почти 2 тыс. человек» [10, с. 71— 72].
При этом в Большой совет допускались лишь патриции [34] , только они в стране обладали политическими правами. «По свидетельству Санудо, в 1493 г. численность патрициев, переваливших возрастной рубеж в двадцать лет, составляла 2420 человек; цифра эта — самая высокая за всю историю существования патрициата. Согласно безвестному хронисту, в 1482 г. патриции занимали 732 административные должности, а в начале XVI в., по словам Санудо, таковых насчитывалось 800» [35] [10, с. 79–80].
34
Патриции (патрициат) (лат. patricii, от pater— отец) — 1) родовая аристократия в Древнем Риме; 2) высший, наиболее богатый, привилегированный слой населения средневековых городов Западной Европы (купцы, ростовщики, городские землевладельцы), в руках которых находилась политическая власть.
35
Численность населения Венеции на протяжении ее существования как самостоятельного государства колебалась от 50 до 170 тыс. человек.
Естественно, что среди этих двух тысяч представителей венецианской правящей элиты существовало несколько десятков наиболее влиятельных семей (занимавшихся торговлей и финансами), которые, размещая в исполнительных органах власти своих ставленников, непосредственно определяли внешнюю и внутреннюю политику государства. Их политическое могущество было практически безграничным. «Монополия на торговлю трансформировалась в монополию на власть» (Кракко). Для иностранцев переход этот также не остался незамеченным. «Власть перешла от всех к меньшинству» (Ab omnibus ad pocos), — писал в конце XVI века французский легист Жан Боден, а в 1677 году испанский посланник заявляет, что «свобода в Венеции перешла от народа к нобилям, исключившим из нее всех прочих граждан» [ 10, с. 74].
«Говоря о духе, пронизывающем венецианские государственные институты, — писал Кристиан Бек, — Браунштейн и Делор справедливо замечают: «Венецианская система представляет собой круг, центр которого незаметно перемещается, но окружность остается постоянной».
Однако круг этот включает в себя только аристократию. Но, как пишет Тирье, именно она «создала богатства города и намерена обеспечить его будущее… Да, если хотите, это олигархия, но олигархия мыслящая» [10, с. 76—77].
Практическиабсолютная политическая власть олигархии естественным образом вытекала из ее финансового могущества, с которым не могла соперничать ни одна европейская страна того времени. Надо заметить, что именно денежные магнаты итальянских городов–государств Средневековья заложили технологическую основу финансовой системы Запада, сформулировав ее главные принципы и правила. После древних римлян они стали первыми, кто осуществлял депозитную банковскую деятельность. Банки хранили текущие счета купцов, снимать деньги с которых можно было только по письменному распоряжению владельца. Их клиенты простым росчерком пера могли рассчитываться со своими партнерами, имеющими счета в том же банке или в соседнем. Таким образом, наряду с монетами ими в оборот включались и «письменные» деньги. В скором времени система ведения счетов значительно улучшилась благодаря главному технологическому открытию — «бухгалтерии по–венециански», двойной бухгалтерии, где каждому счету отводился разворот листа, на котором с одной стороны был отражен кредит, а с другой — дебет, благодаря чему банкиру с первого взгляда становилась ясна вся финансовая ситуация клиента. С конца XII века начинается развитие системы переводных векселей, позволяющей трансферт капиталов, а также кредитование, используемое для покупки и продажи.
Задолго до появления первых публичных банков в Барселоне (1401) и Генуе (1407) семейные товарищества в Италии уже руководили процветающими частными банками. К 1250 году в каждом большом итальянском городе было не менее дюжины крупных торговых и банковских фирм; в одной Флоренции их насчитывалось 80.
Самая могущественная из них — Венеция, чеканила серебряный гроссо и золотой дукат, который стал международной валютой для государств Средиземноморского бассейна. В 1459 году Сенат Венеции заявил: «Наша золотая монета высоко ценится и имеет надежную репутацию во всем мире, она превыше всех золотых монет других народов!» [10, с. 60]
Пытаясь объяснить феномен поглощения в итальянских городах–государствах политической власти властью финансовой, Т. Грановский акцентировал внимание на том, что «в таких городах–государствах, какова была Флоренция, натурально имел большое значение кредит. Люди, располагавшие большими капиталами и имевшие возможность давать их другим, неминуемо должны были приобрести значительное влияние» [11, с. 38]. Иначе говоря, итальянскими городами–государствами того времени правил ссудный капитал.
Подобная ситуация приводила к тому, что некоторые олигархические кланы, например Медичи и Фуггеры, были богаче, чем государства, в которых они жили, и обладали могуществом, превосходящим могущество королей. Среди членов семьи Медичи были графы, королевы и римские папы; семья Фуггеров оказала поддержку Габсбургам и сделала Карла V императором Священной Римской империи. Спрос на деньги был столь велик, что банкиры могли устанавливать по ссудам ставки от 10 до 100 и более процентов годовых (!).
Как уже было сказано, становление западной талассократии началось в период могущества итальянских городов–государств. Вот как описывает К. Шмитт доминировавшую на тот момент Венецию: «Почти половину тысячелетия республика Венеция считалась символом морского господства и богатства, выросшего на морской торговле. Она достигла блестящих результатов на поприще большой политики, ее называли «самым диковинным созданием в истории экономики всех времен». Все, что побуждало фанатичных англоманов восхищаться Англией в XVIII–XX веках, прежде уже было причиной восхищения Венецией: огромные богатства; преимущество в дипломатическом искусстве, с помощью которого морская держава умеет вызывать осложнения во взаимоотношениях континентальных держав и вести свои войны чужими руками; основной аристократический закон, дававший видимость решения проблемы внутриполитического порядка; толерантность в отношении религиозных и философских взглядов; прибежище свободолюбивых идей и политической эмиграции» [12].
Государственная власть итальянских городов, лишенная функций сакрального посредничества между Богом и народом (чем была традиционно королевская власть в Европе), вынуждена была нести в себе определенную самодостаточность и опираться на самою себя, на собственную силу. Основой этой силы стали деньги. Говоря о Венеции, Я. Буркхардт замечал: «Островной город уже в конце XV века казался сокровищницей всего тогдашнего мира» [5, с. 65].
Это было неудивительно, так как любые торговые маршруты, которые начинались из материковых владений Венеции или заканчивались там, весь экспорт с венецианских островов на Леванте [36] или городов Адриатики, обязательно проходил через венецианскую гавань. Создав свою компактную по размерам, но имевшую уникальное стратегическое и торговое значение морскую империю, протянувшуюся вдоль путей на Левант, Венеция целеустремленно расставляла к своей выгоде ловушки для подчиненных экономик, перераспределяя европейские товары по своему усмотрению. Политически лавируя между Византийской и Западной Римской империями, она захватила монополию на торговлю между ними, взяв под свой контроль основные товарные и денежные потоки того времени. Ввозя в Италию и Германию с Востока шелка, пряности, хлопок, сахар, духи, рабов, драгоценности, квасцы и красители, она везла из Европы на Восток лес, железо и медь, шерсть и разнообразное сукно, конопляные и льняные холсты. Кроме того, венецианцы установили торговую монополию на соль и частично контролировали торговлю основными продуктами питания, такими как зерно и оливковое масло, что приносило им колоссальный доход. Как утверждал Тирье: «Превратившись в настоящий склад восточных товаров у порога Италии и Германии, Венеция процветает, извлекая из своего положения прибыль для себя и необходимую пользу для других» [10, с. 30].
36
Левант (от. фр. levant или ит. levante — Восток) — общее название стран, прилегающих к восточной части Средиземного моря (Сирия, Ли- ван, Египет, Турция, Греция, Кипр).