Путь Знахаря
Шрифт:
Глава 2. Начало Пути. Становление.
Права была Пелагея, когда предупреждала: путь долгим будет. Он действительно долгим оказался — и нелегким. Хотя поначалу Дмитрию казалось, что дорога сама перед ним так и стелется. Иначе и быть не могло — ведь он же токи природы чувствовал, они его и вели, и путь ему указывали. Стоило ему проголодаться — как речка на пути попадалась, и рыба в ней так и плескалась, сама в руки прыгала, а в ближайшем ельничке ягоды — грибы росли в изобилии. Приходило время ночлега — и ему попадался то заброшенный охотничий домик, то стог сена, а то и деревня встречалась на пути, где сердобольные жители и кормили — поили, и ночевать оставляли. А поутру дорога опять сама
Первое время он силы не берег почти, весь день с самого утра и дотемна дорогу мерил шагами, останавливаясь только чтобы поддержать силы водой из родника, да пообедать теми дарами природы, которые удавалось добыть, а то и кринкой молока и куском хлеба, если встречалась в одной из деревень сердобольная старушка… Но через некоторое время Дмитрий ощутил, что спешка эта ни к чему. Дорога впереди длинная, и как бы ни был он молод и силен, а изнурять себя вовсе ни к чему. Силы ему еще понадобятся для обучения у Мирослава.
С тех пор стал он делать на пути остановки, и иногда довольно большие — бывало, что и на два, на три дня задержится в какой — нибудь особо гостеприимной избе, а потом, распрощавшись с хозяевами и отправившись в дальнейший путь, тоже не спешит, бывало, позволит себе просто посидеть на берегу реки, любуясь ее переливающейся на солнце водой, или в лесу под деревом, наблюдая за муравьями или жуками…
Сложнее стало, когда первые холода наступили. Лес перестал щедро делиться своими дарами, как бывало прежде. Да и ночевать в стогу или под деревом становилось все труднее. По счастью, дорога вела его к большому городу. Он это чувствовал по тому, что все чаще жилье стало встречаться ему по дороге, сначала отдельные домики, хутора, затем деревни, поселки… Местность становилась все более густонаселенной. И это Дмитрия радовало, ведь он был уверен, что в городе зимой не пропадет, а вот в лесу выжить в холода значительно труднее. Впрочем, в этой густонаселенности был и еще один плюс — говорили жители этих земель уже на наречии, довольно сильно отличающемся от родного языка Дмитрия. И поэтому идя от деревни к деревне, он учился разговаривать. Благо, искусство осваивать чужие способы выражения мыслей он освоил еще у Пелагеи. И постигать способы общения животных было тяжелее, чем людские. Впрочем, была и проблема — в этих землях, судя по всему, еще не все жили по Устоям ПервоПредков, по той Изначальной Истине, которые правили на его земле после проведения ритуала очищения земли от скверны и зла. И Дмитрий чувствовал, как впереди витает сгусток вихрей замутненных и несбалансированных сил.
В город он вошел днем, когда городские ворота были открыты и добросердечно пропускали всех желающих. Здесь было ощутимо теплее, чем в лесу. Однако, когда проселочная дорога сменилась мощеной булыжником мостовой, Дмитрий не очень обрадовался — он хорошо чувствовал, что город не так доброжелателен к нему, как лес. Дома смотрели наглухо закрытыми ставнями, редкие прохожие бросали на него угрюмые взгляды исподлобья. Здесь все были чужими друг другу — совсем не так, как в деревнях, где люди открыты и доброжелательны, и всегда готовы дать приют страннику.
Здесь, в городе, приют ему просто так никто не даст — это он понял сразу. Между тем у него закончился запас воды, которую он набрал несколько дней назад из встретившегося ему чистейшего родника. Хлеб (им поделилась деревенская старушка, у которой он останавливался на ночлег, за то, что он избавил ее от давней ноющей боли в колене), он доел еще вчера. Денег у него не было, а между тем под ложечкой сосало, мучила жажда, да и вечер был не так уж и далек.
Однако путь и здесь привел Дмитрия именно туда, где он был нужнее всего.
Чем дольше он шел по городским улицам, тем выше и наряднее становились дома, а сами эти улицы — многолюднее. Его внимание вдруг привлек шум, доносившийся с противоположной стороны улицы. Там, возле каменного двухэтажного
Отирая вспотевший лоб, он поднял глаза, увидел ошарашено глядевших на него примолкших теток и подбегающего к нему солидного мужчину, того самого, что подхватил на руки упавшую в обморок женщину. Впрочем, она тоже уже успела прийти в себя, и теперь семенила следом за мужчиной.
— Снежана! — закричала женщина, склонившись над девушкой и гладя ее по лицу.
Следов крови больше нигде не было видно, и синие глаза девушки смотрели живо.
— Мама, со мной все в порядке, — сказала она пока еще слабым голосом, — не волнуйся.
— Надо отнести ее в дом, — сказал Дмитрий, к моменту прихода в город уже довольно сносно говорящий на местном наречии.
Вместе с мужчиной, оказавшимся отцом девушки, они аккуратно подняли Снежану и бережно, как драгоценный груз, внесли ее в дом, где уложили на нарядную кушетку. Здоровью девушки явно больше ничего не угрожало, она даже не хотела ложиться, и настаивала на том, что может ходить сама.
— Вы великий лекарь! — сказал мужчина, отозвав Дмитрия в соседнюю комнату. — Я никогда не видел такого мастерства. Я вам обязан по гроб жизни. Если бы не вы… У маленькой Снежаны дурная привычка свешиваться с балкона, чтобы полюбоваться на свисающие вниз гроздья цветов. Никто не думал, что это может привести к беде. Видимо, ее что-то испугало, и она не смогла удержать равновесия… Какое счастье, что все позади! Вы можете остаться в моем доме на правах члена семьи. Вам гарантирован кров, стол, и очень приличное жалование, чтобы вы лечили мою семью. Вы не пожалеете, обещаю!
— Благодарю вас…
— Игнат, зовите меня просто Игнат.
— Благодарю вас, любезный Игнат, но, к сожалению, не могу воспользоваться вашим предложением. Я задержусь у вас, если позволите, на пару дней, чтобы проследить за состоянием Снежаны и убедиться, что ей действительно ничего не грозит. Но потом я должен буду вас покинуть. Мой путь и мой рок требуют этого.
— Понимаю… Требованиям рока и впрямь нельзя перечить. Ну что ж… Но вы достойны вознаграждения.
Дмитрия поселили в комнате для гостей, и два дня, пока он продолжал лечить Снежану, кормили самыми изысканными яствами, и поили напитками, о существовании которых он даже не подозревал. А когда состояние Снежаны полностью вернулось в норму, и он собрался уходить, хозяин вручил ему увесистый мешочек. В нем были золотые монеты — много золотых монет.
Дмитрий раньше никогда не видел денег. Там, где он вырос, в них и нужды не было. Пелагея не брала денег с односельчан за свое искусство, и Дмитрию завещала — никогда не требовать оплаты, но если дают, не отказываться. Односельчане расплачивались с Пелагеей кто мешком картошки, кто двумя десятками яиц, кто кувшином молока… Дмитрий не знал, сколько денег в мешочке, однако предполагал, что немало — но хозяин пресек все его попытки отказаться:
— Поверьте, деньги ничего не стоят по сравнению с тем бесценным сокровищем, которое вы сохранили для нас — жизнью дочери. Я состоятельный человек, и могу позволить себе расплатиться с вами щедро, хотя то, что я вам дал — лишь ничтожная часть подлинной цены того, что вы сделали. Помните, я в вечном долгу перед вами, и вы всегда можете прийти в мой дом за любой помощью и с любой просьбой.