Путь
Шрифт:
Выбора у тебя нет, расплачиваться за всё придется. Мы тебя не чуханём только в одном случае, если научишься руководить. Газ, тепло чтобы были, чтоб в моем городе люди не мерзли. Будешь рассчитываться за косяки, сделаешь следующее: назначишь своим замом моего человека — он видный экономист. Предыдущего — на хер уволишь. Сам будешь работать! Займешься людьми, будешь следить за дисциплиной, всех тупых — к чертовой матери, ищи толковых. Но это не сразу, в течение полугода, без революций. Все понятно?
Научись делать красиво! Если нет понятия красоты, то книжки почитай, с людьми умными поговори. Сделай так, чтобы людям жилось хорошо, они после смерти
— Может, мне лучше уйти с должности, Ильсид? — поперхнувшись, спросил Провалов.
— Вот не надо только мне сейчас порожняк гнать! — завёлся Ильсид. — Какая разница? Я все равно на следующих выборах своего человека посажу. А тебе ещё нормально осталось, отработаешь долги. Да ты не ссы, свезло тебе на старости — учиться будешь, на пару лет маразм отсрочишь. Хоть и ржавый ты человек, но есть маза хозяйские повадки перенять, нигде этому не научат. За пару лет сделаю тебя нормальным руководителем, если с головой дружить будешь, может, и на новый срок останешься. Но дело-то не в этом, главное люди будут тебя добрым словом помнить, а не как сейчас. Всё понял? Всё понял, спрашиваю?
— Да, да, да, я все понял, Ильсид! — часто закивал головой Провалов. Он уже было подумал, что не выбраться ему отсюда живым, поэтому был готов обещать все, что угодно.
— Но смотри, если мне цинканут, что ты по-новой тупого включаешь, то спрошу с тебя вдвойне, вкури это. А рамситься со мной тебе не по масти, даже не думай. Выкуплю, что стукануть решил — зажмуришься! Это тоже уясни.
— Уже! Уже уяснил, Ильсид! — опять закивал головой Провалов.
— Тогда свободен пока. Руку тебе не подаю, грязный ты, чушкарь. Вот очистишь своё имя, тогда, может быть, мы с тобой пообщаемся в более нарядной обстановке. Всё. Крути педали, пока не дали.
Аттал провел Провалова наверх, снова посадил на заднее сиденье автомобиля и повез обратно. Его лихорадило, мысли прыгали в черепной коробке, подобно пьяной обезьяне:
«И что теперь делать, как быть, ёптыть? Основное — что живой остался, слава тебе… но как он со мной? Живой зато, а ведь он мог бы и шлепнуть наверное? Да конечно, чего я спрашиваю, сам знаю. Надо всё отдать обратно! Бог дал, бог взял. А что я своим скажу? Что меня в подвале побили? Меня! Главу города! Я же хозяин? Или он хозяин? А как я своим скажу, что я теперь не хозяин? Как это — обратно все отдавать? И дом? И второй дом? И квартиры все? И работать? Да что же это получается, господи ты боже мой! Но главное жив!
А как он меня в глаз. И нос разбил. Как завтра на работу? Нет, на больничный пойду, нельзя же с такой рожей. И сестре тоже все отдавать? Говорил ей, чтобы не на себя записывала, так нет же. А она ведь не отдаст, это как пить дать! Так не только она, никто же не отдаст! Племяш-то удавится, но не вернет… А Ильсид их заставит, как миленьких, пусть только попробуют! Узнают тогда, каково это. Они деньги гребут, а я за все отдуваюсь. Фу-у-у! Живой! А ведь мог бы, скотина лагерная! И закопали бы в лесу, а потом ищи свищи. Зэки эти на нашу голову, не дна им, не покрышки.
И главное, что я ему сделал такого? Ну, продал какие-то там карьеры, ну и что? Велика потеря — новых накопаем! Сам ничего не понимает и ещё учить меня вздумал. Я тут столько лет как руковожу и без него прекрасно. Может не отдавать? Или придётся? Глаз больно, а что делать?
Всё ведь знает, куда и сколько денег и кому. Кто-то среди своих стучит! Кто? Или телефоны прослушивают и жучки, наверное, в каждом углу. Как их найти, жучки эти? Да и какая разница, все равно теперь. Уходить надо, или он не отпустит уже? А как он меня опустить хотел, прямо так, что ли? Как в тюрьме? Господи ты боже мой, я этого не вынесу. Нужно всё отдать, всё отдать!
Всё!
Всё?
Всё, что столько лет зарабатывал кровью и потом? Ему взять и отдать? У меня столько мебели, вещей, куда их увезти? Или с ними отдавать? А-а-а, не хочу, не могу я! Пусть убивают, не отдам! Мне бы ещё пару лет отсидеться, да перевести все потом в офшор. А там пусть ищет, ни за что не найдет. Уеду на Кипр, на охраняемую территорию — пусть попробует найти. Или прямо сейчас все перевести на счета? А если узнает? И дома быстро не продать, а бросать жалко. Столько денег, столько работы. Узнает, что распродаю — убьёт ведь. Или опустит сначала?
Что делать, что делать? Ольку на кого оставить, смотаться и с собой её взять? Или? Да ну её на хрен, другую найду. Лишний груз только, а пользы никакой. Надо быстро, быстро решать. Если уезжать сразу, то придется всё оставить: и сестру, и племяшку бросить тут, пусть сами разбираются, да и не знает он, может быть, о них. Хотя, вряд ли. Ну, это их проблемы. Сколько добра пропадёт! Может, всё сжечь и уехать? Нет, он меня сам потом сожжет. И опустит ещё. Опустит и сожжёт.
И тянуть нельзя, он не будет ждать, сразу же начнет командовать. Учить он меня вздумал, скотина! Кто я ему? Холоп я значит? Ага, как же! Я хозяин города, я Глава! Я сам все знаю, что нужно делать! Все прекрасно знаю и без него! О, боже мой! Что делать, что делать?
А может? Да нет! Хотя, а вдруг! А что это собственно я? Он бывший уголовник. Я глава города. Я хозяин, не он. Я Поликарпычу позвоню, пусть его накроют, или что они там ещё делают! Схватят его да посадят. За покушение! Он же покусился на меня. Скажу, что хотел преступным путем завладеть имуществом города. Точно! А я не дал, обратился в полицию. А Поликарпыч его посадит и, может, убьют там его. Да пусть сразу посадят и сразу убьют! Сколько за это отдать? Да что я мелочусь? Отдам Поликарпычу три миллиона и весь хрен до копейки! Нет, три много. Миллиона два с половиной, а, нет, два миллиона отдам! Пусть зажрётся ими. А Ильсида этого убьют! Это же надо до такого додуматься: Главу города похитить и пытать. Да я ему! Я в городе хозяин, я ему покажу ещё! Он у меня попоет! Скажу Поликарпычу, чтобы его тоже опустили. Полтора миллиона за это не пожалею. Нет, миллион двести. Да что там, и миллиона хватит, и даже много за это будет. Поторгуемся.
Так решено: приезжаю, звоню Поликарпычу, пусть ко мне приедет и решим дальше, что делать. И чего я боялся? Я-то ведь чист, а он разбойник, бандит! Я власть, а он? Слуга народов, видите ли! Пусть сначала научится говорить правильно, а потом уже! Он у меня попляшет ещё! Я ему покажу, где раки зимуют. А пока уеду в отпуск, прямо завтра. Пусть все утрясется, как только Поликарпыч все обустроит, приеду обратно, да и дело с концом.
И жив остался, а это хорошо! Или лучше всё отдать?»
Примерно так размышлял Провалов по дороге до работы. Ещё час он метался по кабинету и пил коньяк с водкой. Потом резко остановился и плюхнулся в кресло, закрыл лицо руками и замычал что-то непонятное, качаясь из стороны в сторону. Выдохнул. Взял в руки телефон, набрал номер, прикрыл трубку рукой и глухо произнёс: «Алло, Юлий Поликарпович, Провалов беспокоит. Слушай, у меня к тебе дело…»