Путь
Шрифт:
— Я хорошо его знал. Он бы тебя не оставил, он другого замеса был. Весточку бы о себе прислал из любого места. Та сама знаешь.
— Говорят, что его могли посадить в глухую одиночку…
— Бо, если человек продержится так долго в глухой одиночке и выйдет оттуда, то он будет совершенно не тем, каким в неё зашел. Там через год, бывает, люди полными придурками становятся. А тут вон сколько лет-то прошло! Но дело-то не в этом. Просто тогда, когда Пика рассказывал мне об этом, он… впрочем, нет, я не могу сказать.
— Говори! — приказала Бо, заметно волнуясь, и сверкнула очами.
— Бо, ну, правда, тебе не нужно…
— Говори! — сделала
— Бо, короче, он рассказал детали.
— Не тяни резину, что ты как этот?! — бросила она гневный взор.
— Короче, Аттал должен это знать.
— Скажи честно, это Пика поведал, или ты сам недавно придумал?
— Пика! Я клянусь — это его слова!
Бо закусила нижнюю губу, а Юсуф, видя это, тут же продолжил:
— Бо, просто посоветуй, как попасть к Атталу? — серьёзно сказал Юсуф. — Ты меня тоже пойми: я-то не могу просто так взять и поехать к нему. Знаешь ведь, что атталовские за какой-то косяк завалили Вуйчиков* (по какой-то причине убили братьев Вуйчиков)?
— Еще бы не знать, весь Союз, наверное, говорит о резне в «Тумане». Мясо, говорят, да кости.
— И куча непоняток, — добавил Юсуф.
— Что ты имеешь в виду? То, что некоторые тела не смогли опознать?
— Нет, не в том дело. Основная странность заключается в том, что братьев похоронили прямо из морга, закопали где-то посреди русского кладбища. А там чёрт ногу сломит. Иди, найди, кто, где лежит.
— Так это же специально, типа, преступность должна быть лишена почести иметь достойную могилу.
— Ну да, но раньше хоть отпевание было. Пацаны прощались, речи говорили. А тут раз — и менты справку выдали, что захоронение прошло успешно. Где, когда? Мусора всякого накидают, и вовек не найдёшь.
— А менты-то что говорят?
Пока Юсуф поднимал пласты этой животрепещущей темы, Бо обдумывала сложившуюся ситуацию. Сейчас, когда боссы Ганзы отдали свою душу дьяволу, когда вся её верхушка была уничтожена или сгрызла себя сама, а за главного, в итоге, остался Юсуф — к полису оставалось поднести спичку, чтобы снова разжечь пожар. Конечно, давняя вражда «Сталинграда» и «Райха», двух единственных кампусов этого полиса, ослабела с тех пор, когда много лет назад Вуйчики железной пятой втоптали всех зачинщиков в прах: братья убивали парней, мужиков и даже женщин — всех, кто сеял рознь. Их много раз пытались сгубить, но это закончилось в тот день, когда Симон Вуйчик, Каспер Вуйчик и Гера Замес втроем голыми руками отбились от двенадцати человек, причем четверых из них убили, в том числе начальника полиции Ганзы и его помощника. Двое стали инвалидами. Вражда между кампусами внезапно прекратилась, а Вуйчики, пользуясь страхом, начали политику личного обогащения.
Теперь их не стало. А напряжённость осталась. Пару драк на стройке, и всё начнётся заново.
Но пока все смотрят, кто будет за главного. Сначала Вуйчиков не стало, потом Скачок исчез, нынче пришла очередь Пики, и остался один Юсуф, человек, большей части полиса, в принципе, неизвестный. И он правильно рассудил, что Ганзу кто-то должен возглавить, и решать это нужно высшему руководству: Атталу, как минимум, если не самому Ильсиду. Хотя, Ильсид, вроде бы, отошел от дел, она слышала, значит, по старшинству решать вопрос должен был Аттал. Или Слава Орлан. Они ведь равны по статусу. К Атталу сейчас нет смысла ехать, это точно — Юсуфа могут убить ещё на подъезде к дому. «Защита» у него работает четко. «Нападение», впрочем, тоже не уступает — вон, завалили самих Вуйчиков и глазом не моргнули. Короче говоря, похоже, выход только один — ехать к Славе Орлу.
Но, с другой стороны, это было бы совершенно неправильно по понятиям чести: братья Вуйчики раньше дружили с Атталом, они вообще с самого начала работали с ним, а вот с ребятами Славы Аетина, наоборот, имели весьма натянутые отношения, покоящиеся на многочисленных трупах. Поэтому у Славы они встретили бы весьма прохладный прием, причем, Аттал бы оскорбился, и непонятно, как на это мог отреагировать сам Ильсид — он не поощрял такие прыжки. Это значит, что ехать всё же нужно к Атталу. А как?
— Так что, Бо, — прервал её размышления Юсуф. — Как нам добраться до Аттала?
— Добраться-то доберемся… — медленно сказала Бо и задумчиво добавила: — Как думаешь, по понятиям чести Атталу уже можно рассказать мне подробности? Вуйчиков нет, Пики нет, значит он мне теперь может пояснить, что произошло с Герой, как думаешь? Я правильно трактую понятия?
— Слушай, а ты права, Бо, — Юсуф вцепился за шанс. — Давай вместе съездим к нему, и ты это спросишь? Реально, все же умерли, значит, по понятиям, можно уже поделиться, особенно со своими. А ты своя.
— Ага, поделится он, — недоверчиво покачала головой Бо.
— Я тебе ещё один секрет расскажу, — сильно понизил голос Юсуф. — Я слышал, что Аттала жахнул инсульт, что плохо соображает. Так что сейчас ты сможешь его легко раскусить, я уверяю.
Молодая женщина задумалась, глядя долгим взглядом на Юсуфа и принимая решение.
*
А в это время Лойер шепотом выспрашивал у Англичанина, загнав того в угол в прямом и переносном смысле:
— Олли, шо за лажу сейчас слышали мои бедные уши? Как такое вместе срослось, шо ты сначала втирал за то, будто она тебе ствол дала, а теперь выходит, шо она советовала его выбросить? И где мне искать правду, друг? В каком справочнике?
Англичанин посмотрел долгим взором в пустоту окна и смешно скосил глаза. За окном накрапывал мелкий дождь, и дул промозглый ветер.
*
Когда они добрались до Аттала, уже стемнело. Бо куталась в летнее пальтишко, проклиная себя, что не достала из шкафа утепленное демисезонное с высоким воротником. В мобиле было теплее, и она подумала, не поискать ли предлог и не возвратиться ли назад к шлагбауму — в тепло и уют на колесах, но тут же отбросила эту мысль. Молодая женщина чувствовала вину за всё, что произошло. Конечно, Англичанин был полным придурком, но ствол-то дала именно она, и это свершившийся факт, от которого нельзя откреститься. Она снова внимательно поглядела на него.
Бритый Олли тоже зябко заворачивался в свой всепогодный, видимо, давно не стиранный плащ, вышагивая с зубочисткой во рту по мокрому асфальту по правой стороне дороги, извивающейся в густом чёрном лесу. Он нервно озирался, хотя бодрился каждый раз, когда оглядывался на Бо. Сама она чувствовала себя очень неуверенно, хоть и не могла объяснить почему. Один Юсуф твердо шагал посреди освещенной широкой извилистой дороги. Было тихо. Очень тихо. Из тёмного леса сквозило сырым воздухом и запахом земли, сверху лился мелкий противный дождь. И ей вдруг стало страшно: то ли от этой пугающей тишины, то ли от внезапного понимания, что в такое неспокойное время с ними всякое может случиться просто в силу случая.