Путем актера
Шрифт:
2. Обрыв записи
А дальше произошло необъяснимое. Когда мы подошли к “площадке”, я сразу почувствовал - что-то не то. Какую-то, знаете ли, внутреннюю дисгармонию. Вроде все было на месте, и в то же время чего-то не хватало. Какого-то внутреннего стержня, если угодно. Сначала я не обратил на отсутствие этого “стержня” никакого внимания. Я даже не заметил легкого смущения на лице подошедшей ко мне Маленькой Светы.
– Ну, - весело сказал я, - где ваши ботинки сорок третьего размера?
Смущение на лице Светы
– Это безобразие!
– возбужденно говорил он не поспевавшей за ним спутнице.
– Я потратил целый день!..
– Сережа,- сказала Маленькая Света, грустно проводив его глазами, - тут, понимаете, какое дело… - Она сделала паузу и беспомощно оглянулась, как будто ждала откуда-то помощи.
– Дело в том, - сказала Света и вздохнула, - что… Съемок не будет.
Сначала я не понял:
– Как не будет?
Света обрадованно ухватилась за мой вопрос. Диалог - это все-таки легче, чем молчание. Любой диалог. Даже ругань. Если бы я промолчал, то ей пришлось бы продолжать самой, а так я подал ей руку. Все это, конечно, не имеет никакого значения, но из тактических соображений напрасно я обронил свою реплику. Я оглянулся. Подошел бы кто из своих, что ли. Мисаил, Эдик и моя жена стояли у входа в этот чертов ангар, растерянно глядя по сторонам. В некотором отдалении маячили Олександр и Дима. Я понял, что они уже все знают, - прежде чем подойти ко мне, Маленькая Света прошла мимо них. У меня мелькнула мысль позвать Марину на помощь, но я устыдился.
– Что значит “не будет”?..
– повторил я.
– Как это?.. Вы же только что сказали: будьте готовы…
– Готовы, конечно, будьте, - сказала Маленькая Света, - будьте, но, понимаете, тут какое дело… Сейчас стали пробовать вашу сцену, Авдей Сергеич посмотрел в кадр и сказал, что в нем много народу. И мы всех отпустили. Вон, видите, зайцевский манекенщик прошел? Его тоже отпустили. И Николай Палыча, - показала она на “судью”.
– Всех. Даже не знаю, что мы будем говорить Стюарту.
И Маленькая Света с неловкостью на меня посмотрела.
И тут, товарищи, я должен покаяться. Что и делаю: каюсь. Потому что в этом месте я повел себя неправильно. И вы можете свободно добавить про себя “опять”. Я повел себя нервно и как-то даже не по-мужски. Так мог повести себя, например, народный артист СССР Михаил Боярский (я называю его имя только для примера), а не статист без роду и племени. Я стал ругаться.
Но вы же поймите, я специально для этого приехал из Нижнего! Сел в поезд, который приходит в полдесятого утра! Я никогда этого не делаю. Уже года четыре, с тех пор, как я ушел с последней работы, я никуда не приезжаю раньше полудня. Я лучше вообще не поеду. Утро предназначено не для дел! (Вопреки расхожему мнению.) Я, как идиот, разыскивал эту Свету, звонил из привокзальных автоматов, морочил голову себе и другим…
Неприятным, очень нервным голосом я сказал:
–
– и, как мог, иронически улыбнулся. Но не уверен, что у меня хорошо получилось.
– Да нет же, - сказала Маленькая Света, - я же вам говорю, мы всех отправили. Всех… И сцена будет пересниматься. Или, может быть, ее не будет совсем. Это решит фон К. И вообще нам бюджет урезали, - зачем-то дабавила она.
– Безобразие!
– сказал я, неожиданно ясно осознавая, что она говорит правду, что все кончилось, испытывая при этом какую-то странную пустоту.
– Вы что, раньше об этом не знали? Мы же вчера с вами об этом говорили. По междугороднему телефону!..
– зачем-то добавил я.
– Ну при чем тут я?
– плачущим голосом сказала Света.
– Я же вам говорю: Авдей Сергеич посмотрел в камеру и сказал, чтобы всех отпустили, потому что в кадре много народу!
– Я что вам, мальчик или студент?!
– сказал я, все больше заводясь и все больше понимая, что делаю что-то не то - что-то, чего делать не следует, но уже не в силах остановиться.
– Неужели вы думаете, что я буду ездить туда-сюда из Горького в Москву просто так?!
– Кто говорит, что просто так, - обрадовалась Света, - мы вам заплатим, семьдесят процентов ставки, двести рублей.
– Зачем мне ваши двести рублей, - сказал я, - у меня один билет из Нижнего стоит триста.
Лицо Маленькой Светы стало страдальческим.
– Ну при чем тут я!
– снова сказала она и даже всплеснула руками.
– К. всех разогнал, а мне отдуваться. Если бы фильм снимала я, то я бы вас сняла, честное слово. Вы же творческий человек, - добавила она, - вы же сами все должны понимать.
– А как же Стюарт?..
– не сдавался я.
– Стюарта снимут отдельно, а потом смонтируют. Но я…
Однако фразу она закончить не успела. Манекенщик от Зайцева, с развевающимися от быстрой ходьбы волосами, ворвался в ангар, подошел и протянул Маленькой Свете две сторублевые бумажки. Света попятилась и спрятала руки за спину.
– Расценки устанавливаю не я!
Тогда молодой человек поступил, на мой взгляд, невежливо - он бросил деньги на землю.
– Вы что, - спросил он фальцетом, - издеваетесь надо мной?! Оставьте это себе! Мой день стоит сто долларов!..
Саша-Олександр, издали наблюдавший эту сцену, шевельнулся было в нашу сторону, но Света его опередила и подобрала деньги.
– Не хотите - не надо, я девочкам отдам.
Зайцевский юноша передернул плечами, будто хотел сказать что-то еще, но передумал. Он ушел столь же стремительно, как и появился. И лишь в дверях остановился и крикнул:
– Одна ваша трубка стоила мне две тысячи!..
– И исчез.
Во дворе взревел мотор.
Вот тебе и ответ, сколько стоит трубка, меланхолично подумал я, а вслух заметил:
– Я буду жаловаться. Я буду жаловаться… - повторил я уже более спокойно, все больше понимая, что жаловаться некуда, да, в общем, и не на что.
– Я этого так не оставлю.