Путешествие Иранон
Шрифт:
— Пойдете.
Спокойно, с присущей только Гете уверенностью, она взвесила тело птицы на руках, на пол красноречиво упали черные капли. Увидев их, ведьма, не вынимая иглы, отвернулась от меня и открыла черненый зев домашней печи. Перепачканная рука безжалостно бросила сорокопута прямо в бушующее пламя, подняв на миг столб мерзкого темного дыма с гнилостным запахом.
Не стерпев, я спрыгнул со стола и сделал шаг к печи. Даже понимая, что всё уже кончено, не смог усидеть, не смог остаться в стороне. Вытянув руку, я проследил за отголоском нечестивой магии, он угас, едва рассеялся дым.
—
— А ты как думал? На острова не пройти демону, иначе все мои труды будут зря.
Вытерев ладони о фартук, ведьма почти равнодушно повела плечами. Действительно, куда уж ей понять, что значат эти твари для того, кто привык жить с ними бок о бок, едва ли Гета обращала внимание на тех созданий, кто погибал от ее руки.
Васильковые глаза посмотрели на меня с усмешкой.
— Такое лицо, будто тебе самому было не всё равно на подопытных у Дарии.
Вздрогнув, я ощутил, как волна стыда обожгла мне уши. Хотелось оправдаться, напомнить, что тогда былое иное время, иные обстоятельства, но стоило лишь рот открыть, как из печного проема вылетела потрепанная, но вполне живая птаха. Изумленно проследив за ее полетом и до конца не веря глазам, я увидел, как маленькое серое тельце, сложив крылья, приземлилось в руки одной из мавок, тихо и незаметно пробравшихся на кухню со стороны бани. Тонкими фарфоровыми пальцами младшая из них выдернула иглу из тушки сорокопута. Средняя, пытавшаяся когда-то убить меня, лихо вдела в золотое ушко нить из собственного платья. Третья, самая старшая, забрала подготовленное шитье и будто приготовилась что-то штопать, но взгляд ее устремился ко мне. Не понимая, что происходит и что собирается сделать мавка, я лишь инстинктивно отшатнулся, но острый блестящий кончик всё равно чиркнул по груди.
— Побудешь там, пока мертвец не явится на твой порог, а дальше живи как знаешь.
Стежок, затем еще один.
С каждой секундой я всё меньше осознавал свое тело, душу будто вытягивало из него, вело прямо к птице, надежно связывая с ней. Отвратительное ощущение потерянности, гадкая, ноющая боль в сердце, тихий невнятный заговор нечисти будто обязывали меня оставаться в сознании при этом жутком ритуале, но не давали в полной мере осознать, что со мной происходит. Пульсирующий стук в висках набатом отдавался в голове. Непомерная тяжесть собственной плоти вдруг стала совсем невесомой.
— Пусть покойник мирно спит;
Есть монаху тихий скит;
Птице нужен сок плода,
Древу — ветер да вода…
Нарастающим шумом прибоя голоса девушек постепенно слились в единый ритм и затопили мой разум, отметая прочие чувства куда-то за грань. Этот звук не прекратился, даже когда остриё перестало терзать моё бренное тело, он оглушал, когда множество держащих рук унесли меня в место, где я едва мог дышать. Таинственный унисон сменился одним единственным тихим шепотом малой воды, что отпечатался в моей памяти, как чужая ворожба.
— Я ж гляжу на дно ручья,
Я пою — и я ничья.
Странные слова, словно драгоценные камни, брошенные в прозрачную толщу моря, медленно преодолели отведенный путь и соприкоснулись с дном, разбудив случайной мыслью моё потухшее сознание. Встрепенувшись от неожиданности, я с удивлением обнаружил в себе способность вновь воспринимать и осязать окружающий мир, возможно, не полностью, но перед глазами явственно проступило небо, полное кучевых облаков, торжественно ярко расцвеченных последними лучами заката, а под головой шуршал песок. Шуршал, потому что ленивый вечерний прилив не торопился подбираться близко, играя с песчинками где-то совсем рядом, изредка касаясь моих ног самым краешком волны.
Закат? Закатный город? Тот, о котором… ох…
С трудом возвращая собственные ощущения, я неожиданно столкнулся с невозможностью высказать ничего из наблюдений. Губы застыли, будто их не было, но челюсть отчетливо открывалась и закрывалась. Я хотел бы сказать хотя бы пресловутое «А», но и в ушах раздался лишь знакомый щебет.
Сорокопут, неужели он всё же со мной? Где-то тут?
С трудом поднявшись и собирая по крупицам свое внимание, я с некоторой оторопью огляделся, отмечая мир каким-то чересчур огромным, необъятным, будто созданным для гигантов. Деревья-великаны, обрамляющие край песчаного пляжа, в десятки раз превосходили виденные на родине.
Это так раньше выглядел наш мир?
— Иера! Поздно уже!
— Иду!
Далекие голоса, донесшиеся сквозь шум прилива, заставили меня всполошиться и отчаянно закрутить головой в поисках местных жителей, но столь желанной рыжей вихрастой макушки на берегу не оказалось. Высокая женщина с мутноватыми голубыми глазами, как у рыбы или мифической сирены, встречала свою дочь, такую же бледную и тонкокостную, с выжженными солнцем белыми волосами до пят. Мелкие, переливчатые чешуйки покрывали их ноги как минимум до колен, играя на солнце всеми оттенками подводного мира.
Зрелище удивительное, но странное, хотя после рогов Иранон примерно этого я мог бы ожидать.
Проводив взглядом единственных посетителей пляжа, я инстинктивно сделал шаг вперед, желая узнать, что лежит там впереди за непроглядной стеной буйной зелени, но ноги будто не послушались, шевельнулись непривычно, непохоже на нормальный шаг. Опустив голову, я попытался понять в чем дело и наконец-то узрел причину столь неожиданного размера окружающего мира и моей странной легкости в теле. Вместо привычных человеческих ступней наполовину зарытые в песок виднелись тонкие лапы сорокопута.
Ведьма…
Оторопев, я остался стоять на месте, медленно осознавая происходящее. Пошевелив руками, я наконец-то заметил крылья, открыв рот и постаравшись издать звук, ощутил, как из глотки вырвался нестройный щебет. Всё так просто и сложно одновременно, Гета уничтожила демона, оставив лишь оболочку для меня? Но зачем?
Будто ответ от самой ведьмы, в голове всплыло воспоминание: … отправлю тебя к ней. Посмотреть, и только.
Боги…
Я действительно останусь лишь смотрителем? Не больше? Только чтобы встретиться с Иранон? А дальше? Как я смогу объясниться с ней? Как долго буду искать? Я вообще смогу найти ее в таком облике?