Путешествие ко святым местам в 1830 году

Муравьев Андрей

Совсем иное было в пашалике Дамасском. Обширный к югу, где его граница теряется в песках пустыни, наполненный дикими коленами кочующих бедуинов, которые не признают над собою никакой власти и нападают на караван Мекки, если не сторгуются прежде с вождем его; пашалик сей представлял ужаснейшую картину хаоса, и посреди сего хаоса стоял Иерусалим, который бы мог быть обеспечен в областях акрских, только за пять часов от него отстоящих. Следуя примеру бедуинов, горные шейхи племен арабских, уже не кочующих, но поселенных, своевольно враждовали между собою, приводя в трепет слабых мусселимов Иерусалима, о усилении коих тщетно старалось духовенство латинское; ибо градоначальник, как власть законная и зависящая от верховной власти, менее страшен, нежели буйные шейхи. Но паша Дамасский столько же был ничтожен в областях своих, как и его наместник. Таким образом вся Иудея сделалась поприщем вражды и безначалия. Два сильных племени арабских,

из многих колен состоящие, от времени до времени враждовали между собою, более частными грабежами, нежели битвами: одно – племя Хеврона, или эль-Халиль (возлюбленного), поселенное близ могильной пещеры Авраама и Мертвого моря, а другое племя – Абугоша, на пути к Рамле. Сею родовою враждою делилась на две главные партии вся Иудея; но они менее были опасны христианам, нежели скитающиеся бедуины, приходившие посреди всеобщей тишины из-за Иордана грабить безоружных путешественников.

Спутник мой князь, Мустафин, едва не был зарезан ими на пути к Вифлеему. Надеясь на совершенное спокойствие окрестностей, он не принял никаких мер осторожности и, не ожидая меня, пеший хотел идти на поклонение, без всякого оружия и только в сопровождении одного монаха. Но, не доходя монастыря Илии пророка, четыре вооруженных бедуина окружили обоих и принудили следовать за собою в лощину. Испуганный монах с ужасом понял их угрозы и совершилось бы злодейство, если бы внезапное появление поклонников на двух противоположных высотах, со стороны Вифлеема и Иерусалима, не устрашило бедуинов.

Но хотя есть частные и родовые вражды между селениями и внутри каждого, все горят равною и постоянною ненавистью к городу и готовы помогать друг другу против мусселима, считая без различия вер всех жителей Иерусалима его сообщниками. «Вы в городе все заодно, а мы все заодно в селениях»; так говорили они и действовали. Однажды мусселим, желая смирить непокорную деревню Рамы, выступил против нее с своими всадниками, арабами Абугоша и Вифлеема, и расположился ночлегом близ гробницы Рахили. Но в течение ночи вифлеемские союзники выкрали всех лошадей его, сбрую и часть оружия и передали из рук в руки за Иордан. На рассвете мусселим и его воины возвратились пешими с своего конного подвига. Сбор податей был главным источником вражды, дух корыстолюбия и независимости воздвигал одно за другим все селения на мусселима, когда он приходил требовать дани паше Дамасскому. Слабейшие покорялись, надеющиеся на свою силу подымали оружие, а монастыри платили.

Духовенство греческое, не пользуясь покровительством Запада, подобно латинам, и лишенное богатств, которыми сильны в Царьграде армяне, совершенно было предано во власть мусульман, поддерживаясь еще несколько памятью древнего величия; но это самое делало его более других предметом корысти арабской, и, по старому обычаю, на него падали все их главные требования; ибо арабы не хотели вникнуть в нынешнюю его нищету и бессилие. Таким образом не было меры и конца бесчисленным расходам духовенства иерусалимского для удовлетворения ненасытных властей Палестины: дань паше Дамасскому, как верховному владыке, кроме богатых даров и пеней, требованных им при посещении Святого Града; дань паше Акрскому и шейху Абугошу за пропуск поклонников; ежегодные дары при избрании или подтверждении мусселима Иерусалимского; жалованье и одежда его стражам, охранявшим монастыри, и всем его чиновникам; богатые подаяния молле Иерусалимскому (который назначался из Царьграда и ценою злата судил все распри христиан), кроме поголовной подати, платимой духовенством наравне с прочими раиями, хотя и не под именем позорного хараджа; дары и одежды всем христианским и мусульманским шейхам Палестины во всех местах, где только есть монастыри, и сверх того беспрестанные выкупы за поклонников и монахов. Везде одно только золото: и на весах правосудия арабского, и для охранения святыни, и для получения дорогих фирманов, за каждую малейшую поправку в Храме – таково было бедственное положение духовенства палестинского; при новых обстоятельствах сего края под властью Мегемета Али оно пришло несколько в лучшее состояние.

В немногих словах могут заключиться главные средства вспомоществования святыни палестинской: первым, самым важнейшим, было бы открытие Храма Воскресения, который один только из всех святилищ христианских на Востоке затворен для благочестия поклонников по древнему злоупотреблению власти мусульман, в то время как Вифлеем, Назарет и другие подобные места избавлены от сего позорного ига. Но и при самом освобождении Храма Гроб Господний должен оставаться общею святынею для избежания распрей между различными исповеданиями, и взаимные условия необходимы для ограничения прав каждого из них. Другим, не менее важным облегчением судьбы Иерусалима, послужило бы нынешнее присоединение его к пашалику египетскому, если бы Мегемет Али, устроивший порядок внутри и в окрестностях Иерусалима, оградивший поклонников от хищности бедуинов,

притеснений Абугоша и соседних арабов, не действовал только из личных видов и не присваивал себе доходов церкви иерусалимской, необходимых для поддержания святыни, ибо таким образом никогда не могут восстановиться дела Патриархии. Как должно совершиться сие великое, необходимое дело? – не знаю; но сильно и жалостно, в рубище и язвах, вопиет о помощи единоверная церковь иерусалимская к православному отечеству, которого мощная десница одна только в силах охранить единственное в мире сокровище для христиан – Гроб Искупителя!

Горняя

Горнею называется дикая и крутая часть гор Иудейских, отстоящая к западу за два часа от Иерусалима. Там, в одном из городов колена Иудова, жил священник Захария до дня избиения младенцев. По преданиям палестинским, гневный Ирод велел умертвить его, не находя Иисуса, и престарелая вдовица Елисавета укрылась в пустыню с младенцем Иоанном, где чрез сорок дней скончалась в пещере. Город сей обратился ныне в селение, заключающее в себе несколько семей христианских. Монастырь латинский, недавно выстроенный иждивением королей испанских {89} , заменил древнюю часовню над остатками городского дома Захарии, где родился Предтеча. Картины лучших художников украшают отделанную с большим вкусом церковь. Вообще живопись во всех латинских храмах Палестины заслуживает особенное внимание, равно как чистота и великолепие, в котором они содержаны. Так, посреди дикой пустыни, приятно поражают взоры прекрасные картины: рождества Спасителя и поклонения Волхвов в мрачном вертепе Вифлеема, в Горней же – явление ангела Захарии, Святое семейство и рождение Предтечи – на самом месте события. Место сие находится под мраморным престолом, с левой стороны главного алтаря, и несколько под землею, как все святилища Палестины.

89

Место рождения Иоанна Крестителя уступили францисканцам в 1621 г. В 1674 г. на деньги, присланные из Испании, был построен и ныне существующий храм Рождества Иоанна Предтечи. В благодарность за пожертвования новосозданный монастырь был предоставлен испанским монахам. До сих пор гвардиан (настоятель монастыря) выбирается обязательно из испанцев.

Но не здесь благочестивая Елисавета встретила на праге своем Марию и, признав ее Матерью Бога, в радостном восторге целовала Деву. Сие евангельское свидание происходило на горе, за полчаса от селения, в загородном доме Захарии, где Мария оставалась в его семействе почти до рождества Предтечи. В первые века христианства сие священное жилище обратили в храм, от которого уцелели обширные развалины; толщина стен и простота зодчества первого яруса, посреди коего изрыт глубокий студенец, напоминает еще о временах Захарии.

Часом далее в пустыне и уже недалеко от Абугоша, иссечена в полугоре над глубоким оврагом пещера, где укрывался младенец Иоанн. Уединение сие дико, но живописно расположением окрестных гор и плодоносными деревьями, обильно растущими на дне долины. Чистый, широкий ключ бьет из ущелья, образуя тесный водоем в скале у самого входа пещеры, и бурно стремится во глубину оврага, придавая новую красу пустыне. И здесь следы большого монастыря, смело воздвигнутого на утесах, оставили отпечаток пламенного благочестия первых отшельников. Ложе младенца во глубине пещеры служило престолом.

В дикой тишине сего уединения и в горней беседе напитался Иоанн того божественного духа, который излил в благовестии по всей Палестине. Иордан уже увидел его на берегах своих в полноте высокого звания, вооруженного водами крещения против нечистоты мира и крепкою гранью поставленного в пустыне, посреди двух заветов, преобразуя ветхое обрезание плоти в новое крещение Духом. Пустыня сия, как бы преддверие Иордана, подобна для нас тем очистительным молитвам, которыми отрекаются от соблазнов мира еще до совершения таинства; ибо и сам Иоанн здесь освятился духом и очистил покаянием народы, прежде нежели повлек их к Иордану.

Возвращаясь в монастырь латинский, я едва не сделался жертвою собственной неосторожности; толпа арабов обоего пола сидела над фонтаном близко от обители в открытой молельне, которая была некогда христианскою часовнею, ибо Мария часто приходила черпать воду из сего фонтана. Несмотря на ропот арабов, я удовлетворил своему любопытству, осмотрев часовню и фонтан, но, когда отошел на несколько шагов, раздраженные женщины с воплем пустили в меня камни. Сильно пораженный двумя из них, я хотел схватить оружие для защиты, но меня удержал г. Еропкин, ибо все провожавшие нас служители и поклонники были еще около колодца, и малейшая с моей стороны оборона могла их подвергнуть буйной ярости черни. Иноки латинские быстро отворили нам задние врата монастыря, и мы все поспешили в обитель, но смятение скоро утихло.