Путешествие на берег Маклая
Шрифт:
Когда я пришел в себя, я очутился, лежа в очень неудобном положении (голова лежала гораздо ниже ног и туловища), около большого дерева, между большими корнями. Я долго не мог понять, как я попал сюда, и вообще, где я нахожусь. Я не чувствовал никакой боли, кроме странного ощущения в голове. Кругом было совершенно тихо, ни души.
Мне хотелось спать, и вопрос, где я и т. д., мне казался вовсе неинтересным. Приведя мои члены в более удобное положение, причем я почувствовал с удивлением легкую боль во многих местах, я было закрыл глаза, как вдруг услыхал недалеко от меня слова: «Я ведь говорил, что Маклай не умер, что он только спит!»
Снова открыв глаза, я увидел
Солнце было уже высоко, так что я пролежал после падения, по крайней мере, часа полтора. Рассматривать долго место, по которому я скатился к дереву, и рассчитывать шансы скатиться немного в сторону, прямо в обрыв, было некогда. Ноги и голова были целы, и времени подняться на вершину терять было нельзя.
Я был очень рад, что утром, уже чувствуя себя некрепко на ногах, передал анероид и термометр одному из папуасов. Несмотря на это приключение, я имел силы добраться до вершины и в тот же день, правда, часам к 11-ти ночи, дойти до деревни Богатим, откуда я предпринял экскурсию. Правда, что дней пять я хромал и дней десяток чувствовал контузию, полученную во время падения в разные части тела.
Эти головокружения являются изменнически, когда их вовсе не ожидают, одно из самых неприятных следствий анемии, происходящей от лихорадки, которая время от времени посещает меня, хотя в последние годы (и также и здесь, в Н. Г.) гораздо реже, чем прежде.
Уже на Яве 1874, а затем во время странствований по Малайскому полуострову головокружения были причиной весьма неприятных случайностей, которые, однако же, не имели пока слишком дурного исхода.
Другая немочь, которая гораздо более, чем лихорадка, надоедала мне, была род Dermatitis (?) или… [111] (я не могу подыскать более специального научного названия), которая принимала хронический характер. Самая незначительная ранка, царапинка, ушиб, укол, укушение насекомого образовывали нарыв, который очень долго, по неделе бывало, не заживал. Особенно ноги мои подвергались этому бедствию и представляли по временам более десятка небольших нарывов, за которыми ухаживать было необходимо, но крайне скучно.
111
Неразборчиво. – Ред.
Если я не обращал на них внимания, они так разбаливались, что, в свою очередь, заставляли сидеть несколько дней, не выходя из дома, а сон по ночам был возможен единственно при помощи приема Hydras Chlorat. Я до этого, даже во время первого пребывания на этом берегу, не испытывал подобной неприятности. Терпение и перевязывание Ас. саrbol. было единственным и достаточным лекарством, но заживает одна ранка, является другая. По виду и характеру они были совсем подобные тем, которых сотни я видел у туземцев, у которых ноги также чаще подвергаются… [112]
112
Неразборчиво. –
Замечательно, что когда ноги болели, я не имел пароксизмов лихорадки, которые обыкновенно напоминали мне каждую неосторожность. При этом я вспомнил о поверии, распространенном на некоторых из Молуккских островов, что, когда есть раны на ногах, нет лихорадки. Действительно, лихорадка и раны на ногах находились в каком-то взаимном отношении. Дни домашнего ареста я употреблял на приведение в порядок моих заметок и на выписку из дневника сообщений Русскому географическому обществу о путешествии из Явы в Новую Гвинею.
Мои люди чаще, чем я, болели лихорадкою, но во многих случаях лень и притворство увеличивали число дней нездоровья. Во всяком случае, я не могу жаловаться на особенно нездоровый климат Новой Гвинеи.
Уже вначале, как только поселился в Бугарломе, при помощи туземцев было расчищено место около дома и посажены разные деревья и посеяны семена различных растений (кокосы, бананы, папайя, мангис, арбузы, тыквы, кукуруза и т. д.), из которых большинство принялись и стали расти очень хорошо. От времени до времени я призывал жителей Бонгу, чтобы срубать деревья, расчистить тропинки и т. п.
Туземцы всегда охотно являлись или, смотря по работе, присылали своих жен, которые даже лучше работали, чем мужчины, часто прерывавшие работу, то чтобы покурить, то чтобы пожевать пинанг. Когда мне нужны были люди для какой-нибудь работы, несколько ударов в гонг, который для этой цели висел у меня на веранде, сзывал их. Если не достаточно было жителей Бонгу, призывались люди Горенду. Без помощи туземцев очень многое необходимое и удобное не могло быть предпринято и устроено.
К моему первоначальному домику из привезенных из Сингапура досок прибавились новые пристройки почти одинаковой величины, состоящие из большой комнаты с двумя верандами, соединенной коридором с жилым домом. Он построен на сваях самого прочного дерева, которое белые муравьи не трогают, и покрыт прочной крышей из листьев саговой пальмы.
Жители Бонгу под управлением обоих моих слуг построили мне этот европейско-малайско-папуасский дом, который образует прохладное помещение и который я позаботился заблаговременно построить, думая, что наскоро крытая крыша первого дома из листьев кокосовой пальмы не выдержит ливней декабря и января месяцев.
Сообразно с моим письмом в Сингапуре, я ожидал прихода шхуны за мною в ноябре месяце, но, принимая в соображение довольно далекий путь и зависимость паруса от благоприятного ветра, я не был удивлен, когда шхуна не пришла и в декабре, полагая ее увидеть, во всяком случае, в январе. Я ожидал ее со дня на день, как видите, еще жду по сей день (2 сентября).
Годовое запоздание прихода шхуны, хотя и было источником многих неудобств, дало мне случай сделать наблюдения над действием папуасской пищи (единственно в подробностях немного отличающейся от пищи жителей островов Тихого океана) на белых.
Кроме писем, приход шхуны интересовал меня в чисто материальном отношении. Имея намерение оставаться этот раз на берегу Маклая пять-шесть месяцев, я никоим образом не имел в виду неисполнение моего поручения, и мои припасы были сделаны сообразно тому. В конце января кончился запас риса, затем в продолжение февраля, марта и апреля – все другие. Зная, что провизии на 5 или 6 месяцев у меня достаточно, я не обратил внимания, когда шкипер шхуны сдал мне многие мешки, далеко не полные (сухари, бобы) или подменные (в мешки риса лучшего сорта был подсыпан рис дурного качества).