Путешествие на "Кон-Тики"
Шрифт:
За несколько дней до отплытия продовольствие, вода и все наше снаряжение были погружены на плот. Мы взяли продовольствие на шесть человек на четыре месяца; оно состояло из армейских рационов, упакованных в небольшие прочные картонные коробки. Герману пришла в голову мысль разогреть асфальт и облить ровным слоем каждую коробку со всех сторон. После этого мы посыпали коробки песком, чтобы они не слиплись, и тесно сложили их под бамбуковой палубой, где они заняли все пространство между девятью тонкими ронжинами, которые поддерживали палубу.
Из кристально чистого источника, находившегося высоко в горах, мы наполнили пятьдесят шесть маленьких бидонов, в которые вошло около 1 100 литров питьевой воды. Бидоны мы также прочно пристроили между ронжинами так, чтобы вокруг них все время плескалась вода океана. На бамбуковой палубе мы привязали остальное снаряжение и большие плетеные корзины, наполненные фруктами и кокосовыми орехами.
Один угол бамбуковой каюты Кнут и Торстейн заняли под радиостанцию. В глубине каюты внизу между ронжинами мы поставили восемь ящиков, прочно прикрепив их к бревнам. Два ящика предназначались для научных инструментов и кинопленки, остальные шесть были предоставлены в наше распоряжение, по одному на каждого; это было намеком на то, что каждый может захватить с собой личных вещей столько, сколько поместится в его ящик. Эрик притащил несколько рулонов бумаги для рисования и гитару, и его ящик оказался так набит, что ему пришлось держать свои чулки в ящике Торстейна. Затем появились четыре матроса с ящиком Бенгта. Он не взял с собой ничего, кроме книг, но зато умудрился втиснуть в него 73 труда по социологии и этнографии. Поверх ящиков мы положили плетеные циновки и соломенные матрацы. Теперь мы были готовы к отплытию.
Прежде всего плот вывели на буксире за пределы военного порта и протащили на некоторое расстояние вокруг гавани, чтобы убедиться в правильном распределении груза; затем его отбуксировали через всю гавань к яхт-клубу. Там накануне нашего отплытия в присутствии приглашенных и других заинтересованных лиц должно было состояться «крещение» плота.
27 апреля был поднят норвежский флаг, а на рее развевались флаги иностранных государств, оказавших экспедиции практическую поддержку. Набережная была запружена людьми, которым хотелось посмотреть на церемонию «крещения» необыкновенного судна. Цвет кожи и черты лица многих из зрителей говорили о том, что их далекие предки плавали на бальсовых плотах вдоль этого берега. Но были здесь и потомки старинных испанских семейств во главе с представителями морского ведомства и правительства, а также послы Соединенных Штатов, Великобритании, Франции, Китая, Аргентины и Кубы, бывший губернатор английских колоний в Тихом океане, шведский и бельгийский посланники и, наконец, наши друзья из маленькой норвежской колонии во главе с генеральным консулом Баром. Толпа журналистов суетилась, щелкали киноаппараты; не хватало только духового оркестра и большого барабана. Нам всем было ясно одно: если плот рассыплется на части по выходе из гавани, мы предпочтем поплыть в Полинезию каждый на отдельном бревне, но не решимся вернуться назад.
Герд Волд, секретарю экспедиции и связной между нами и материком, выпало на долю «окрестить» плот молоком кокосового ореха отчасти потому, что это гармонировало с каменным веком, а отчасти потому, что шампанское оказалось по недоразумению запрятанным на дне личного ящика Торстейна. После того как собравшимся было сообщено по-английски и по-испански, что плоту присваивается имя великого предшественника инков — солнце-короля, который полторы тысячи лет назад исчез из Перу, отправившись по океану к западу, и впоследствии появился в Полинезии, — Герд Волд приступила к церемоний «крещения» плота «Кон-Тики». Она с такой силой ударила кокосовым орехом (скорлупа которого имела трещину) о нос плота, что молоко и кусочки ядра очутились на волосах ближайших зрителей, почтительно стоявших вокруг.
Затем мы подтянули кверху бамбуковую рею и подняли парус, в центре которого наш художник Эрик нарисовал красной краской бородатое лицо Кон-Тики. Это была точная копия головы солнце-короля с высеченной из красного камня статуи, обнаруженной в разрушенном городе Тиахуанако.
— Ах, сеньор Даниельссон! — в восхищении воскликнул старший рабочий из портовой мастерской при виде бородатого лица на парусе.
Он называл Бенгта сеньором Кон-Тики в течение двух месяцев с тех пор, как мы ему показали бородатое лицо Кон-Тики на листе бумаги. И только теперь он, наконец, понял, что настоящая фамилия Бенгта была Даниельссон.
Перед отплытием мы все были приглашены к президенту на прощальную аудиенцию, а после нее совершили прогулку высоко в горы, чтобы вдосталь насмотреться на скалы и каменистые осыпи, прежде чем мы пустимся в путь по беспредельному океану. Пока шла работа по постройке плота на берегу, мы жили в пансионе среди пальмовой рощи в окрестностях Лимы; в порт Кальяо и обратно мы ездили на автомобиле министерства авиации с шофером, которого Герд удалось нанять на время подготовки экспедиции. Теперь мы попросили шофера отвезти нас прямо в горы как можно дальше, но с тем, чтобы обернуться за один день. И вот мы катили по пустынным дорогам вдоль древних оросительных каналов времен инков, пока не достигли головокружительной высоты в 4 ООО метров над мачтой нашего плота. Здесь мы просто пожирали глазами и скалы, и горные вершины, и зеленую траву, стараясь насытиться спокойной горной громадой Анд, расстилавшихся перед нами. Мы пытались убедить самих себя, что нам решительно надоели камни и твердая земля и что мы жаждем поднять свой парус и познакомиться с океаном.
Глава 4
ПО ТИХОМУ ОКЕАНУ. I
Драматическое отплытие. — Мы выходим в открытое море. — Поднимается ветер. — Борьба с волнами. — Жизнь в течении Гумбольдта. — Самолету не удается разыскать нас. — Бревна впитывают воду. — Дерево и веревки. — Мы питаемся летающими рыбами. — Необыкновенный сосед по кровати. — Змеиная макрель попадает впросак. — Г лаза в океане. — Рассказ о морском привидении. — Мы встречаем самую большую в мире рыбу. — Погоня за морской черепахой.
Суматоха царила в гавани Кальяо в тот день, когда буксир должен был вывести «Кон-Тики» в открытый океан. Морской министр дал распоряжение портовому буксиру «Пуардиан Риос» вывести нас из бухты и дальше в открытое море за пределы полосы каботажного плавания — туда, куда в давно прошедшие времена выходили на рыбную ловлю индейцы на своих плотах. Газеты посвятили этой сенсации статьи под красными и черными шапками, и 28 апреля толпы народа спозаранку запрудили набережные.
Мы должны были все собраться на плоту в начале одиннадцатого, а до тех пор у каждого из нас нашлись разные дела в городе. Когда я появился на набережной, на плоту находился один Герман. Я намеренно остановил машину довольно далеко и прошел весь мол, чтобы хорошенько размять ноги напоследок перед плаванием, продолжительность которого никто не мог предсказать. Я прыгнул на плот, загроможденный в полнейшем беспорядке гроздьями бананов, корзинами и мешками с фруктами, которые были сброшены на палубу в самый последний момент и которые мы должны были уложить и привязать, как только хоть несколько придем в себя. Посреди этой горы покорно сидел Герман; его рука лежала на клетке с зеленым попугаем — прощальном подарке от какой-то дружеской души в Лиме.
— Посмотрите минутку за попугаем, — сказал Герман. — Я должен сойти на берег и выпить последний стакан пива. Буксир придет не так-то скоро.
Едва успел он исчезнуть в сутолоке набережной, как люди стали махать руками и на что-то указывать. Из-за края мола, мчась на полной скорости, показался буксир «Гуардиан Риос». Он стал на якорь по ту сторону качающегося леса мачт, которые мешали ему подойти к «Кон-Тики», и от него отвалил большой моторный катер, чтобы провести нас между яхтами. Катер был до отказа набит военными моряками — матросами и офицерами — и кинооператорами; пока отдавались приказания и щелкали камеры, прочный буксирный канат был закреплен на носу плота.
— Un momento! [22] — закричал я в отчаянии, не вставая с места, где я сидел с попугаем. — Еще слишком рано. Надо подождать остальных — los expedicionarios [23] , — пытался я объяснить, указывая в сторону города.
Но никто не понимал меня. Офицеры только вежливо улыбались, и канат на носу плота был закреплен по всем правилам. Я отвязал канат и сбросил его в воду, сопровождая свои действия всякого рода знаками и жестами. Попугай воспользовался моментом всеобщей суматохи, чтобы высунуть клюв из клетки и повернуть щеколду дверцы; когда я обернулся, он уже весело расхаживал по бамбуковой палубе. Я попытался поймать его, но он выкрикнул несколько испанских ругательств и перелетел на кучу бананов. Следя одним глазом за матросами, которые старались снова набросить канат на нос, я пустился в дикую погоню за попугаем. Он с криком влетел в бамбуковую каюту, и там я загнал его в угол и схватил за ногу в тот самый момент, когда он пытался перелететь через меня. Когда я снова появился на палубе и запихнул мою трепетавшую добычу в клетку, матросы на берегу успели уже снять причалы плота, и он беспомощно танцевал на длинной волне, докатившейся к нам из-за мола. В отчаянии я схватил короткое весло и тщетно старался удержать плот от столкновения с деревянными сваями набережной. Затем моторный катер тронулся; один рывок — и «Кон- Тики» начал свой длинный путь. Единственным моим спутником был говорящий по-испански попугай, который с надутым видом сидел в клетке. Толпа на берегу радостно кричала и махала руками, а смуглые кинооператоры в моторном катере чуть не падали в море, изо всех сил стараясь заснять каждую деталь драматического отплытия экспедиции из Перу. Полный отчаяния, в одиночестве я стоял на плоту, высматривая пропавших спутников, но никто не появлялся. Так мы подошли к «Гуардиан Риос», который поджидал нас с поднятыми парами, готовый сняться с якоря и тронуться в путь. В мгновение ока я вскарабкался по веревочному трапу и наделал на пароходе такого шуму, что отплытие было отложено и моторный катер отправился назад к набережной. Он отсутствовал довольно долго, а затем вернулся, наполненный хорошенькими сеньоритами, но без единого человека из исчезнувшего экипажа «Кон-Тики». Все это было очень мило, но не разрешало моих затруднений; очаровательные сеньориты столпились на плоту, а катер ушел опять на новые поиски los expedicionarios noruegos [24] .
22
Один момент (исп.).
23
Участников экспедиции (исп.).
24
Участников экспедиции, норвежцев (исп.).