Путешествие парижанина вокруг света
Шрифт:
Оба старших товарища поспешили к нему и дружески пожали его руку.
— Милый мой маленький дружок, — сказал доктор ласковым, растроганным голосом, — я уже стар, мне почти пятьдесят лет, у меня никогда не было детей, но я успел уже полюбить тебя, как сына. Кроме шуток, ты славный мальчуган и молодчина каких мало!
— А что касается меня, — проговорил Андре, — то я смотрю на тебя, Фрике, как на настоящего друга, как на брата, если ты этого хочешь!
— Вот что я тебе скажу, Фрике, — продолжал доктор. — Если я не богат, то, во всяком случае, и не беден. У меня вполне обеспеченная жизнь, и когда мы вернемся во Францию, то ты останешься со мной. Я дам тебе возможность честно зарабатывать себе хлеб, и мы будем вместе работать и вместе отдыхать!
— Да, если только нас вместе не посадят на вертел! — засмеялся неисправимый весельчак: он и плакал, и смеялся в одно и то же время, и горячо пожимал руки обоим своим друзьям.
— Какая, однако, удача, что я попал сюда, к этим неграм! — продолжал он. — Теперь я приобрел и семью, и друзей! И я, со своей стороны, от души полюбил вас обоих… Право, у меня стало на душе тепло после того, что вы оба мне сейчас сказали.
— Ну а теперь продолжай нам рассказывать свою историю, — сказал доктор.
— Видите ли, мне еще никто никогда не говорил таких теплых слов, а потому, сами понимаете, на радостях я не мог не потерять на время голову. Впрочем, не бойтесь: теперь все опять пойдет своим порядком. Хотя то, что мне еще остается сказать, не особенно интересно… Но раз вы желаете знать… то мое дело подчиниться вашему желанию… Итак, я говорил, что находился у дядюшки Шникманна. И вот однажды я должен был получить за него деньги…
Здесь рассказчик, видимо, чувствуя какую-то неловкость, замялся и в смущении потупился, но затем, сделав над собой усилие, решительно продолжал:
— Ну… все одно… надо вам знать всю правду… так вот, я эти деньги присвоил и сбежал… Я никогда не прошу себе низкого поступка; я и сейчас еще краснею, что совершил его: сумма была невелика… пять-шесть франков, не больше, но они не давали мне покоя… ни днем ни ночью не мог я забыться, так меня тяготил этот мерзкий поступок… Нет, что ни говори, а я никому не посоветую поступать таким образом… Это слишком мучительно стыдно… слишком гадко, и я ни за что на свете не решился бы повторить что-нибудь подобное еще раз…
После этого я мотался повсюду, скитался тут и там, отпирал дверцы экипажей на улице, служил привратником у лож в небольших частных театрах, подмастерьем у каменщиков, статистом в Шато-д'Ор, продавал контрамарки, дрожал зимой в тоненькой куртке и потел летом в теплом суконном пиджаке, кормил зверей в зоологическом саду, продавал венки из сухой иммортели для могил у кладбищенских ворот, предлагал прохожим карточки знаменитостей и проволочные головоломки, разносил объявления и раздавал на улицах проспекты, выкрикивал журналы и газеты и, наконец, поступил к цирковому гимнасту Пацу, и это было лучшее время. Здесь я научился твердо стоять на ногах, давать в нос концом сапога в случае надобности детине шести футов роста, делать умопомрачительные сальто-мортале, перекувыркиваться через голову и ходить колесом, а главное — я хорошо изучил все приемы французского бокса.
Это было мне очень по душе, надо вам сказать!.. Ну а затем я пробыл еще два года у господина Робер-Гудена и так дотянул до шестнадцати или семнадцати лет. Я, конечно, не толст, но у меня есть сила и здоровье… Я не знаю ни насморка, ни кашля, я не имел даже времени ознакомиться с болезнями! И несварением желудка я также не страдал. Ну что же мне вам еще сказать? Меня прогнал Пац, и, чтобы быть справедливым, я не скажу, что он был неправ: я действительно был негодным, взбалмошным малым.
Однажды я бродил на мосту Искусств с желудком столь же пустым, как волынка итальянских музыкантов, и вдруг слышу крик, затем падение чего-то в воду. Все кинулись к перилам, кричат, толкают друг друга. Я делаю то же, что и другие, и что же вижу? Шляпу, которая весело пляшет на воде посередине широко расходящихся кругов, образовавшихся от падения ее владельца. Недолго думая я перекинул ногу через перила и спрыгнул «солдатиком», выпрямясь в струну, держа голову прямо, а ноги плотно сжатыми. Очутившись на дне, я раскрыл глаза и точно сквозь туман увидел какую-то черную кучу. Она еще барахталась, я ухватил ее за один край, потянул к себе и, оттолкнувшись изо всей силы, стал подниматься на поверхность, таща за собой на буксире утопленника, который уже не шевелил ни рукой, ни ногой.
Добравшись до берега, я увидел вокруг себя толпу. Полицейские поспешно вытащили нас, утопленника и меня, но сделали это со всевозможной бережностью и не без добрых слов.
Но я, не привыкший к такому обращению с их стороны, находил это весьма странным.
Между нами говоря, я в то время и не стоил доброго слова, так как начинал окончательно сбиваться с верного пути. Но вот мой утопленник стал приходить в себя и казался очень удивленным, что снова очутился на этом свете.
У меня с утра не было в желудке ни крохи, и, вероятно, по этой причине я вдруг сомлел, как вытащенный из воды карп.
Мне дали чашку крепкого куриного бульона, и, пока я испытывал истинное наслаждение от этого угощения, добрые люди, собравшиеся вокруг меня, сделали складчину, и так как спасенный мною господин оказался известным богачом, то весь сбор, сорок франков, поступил в мою пользу.
Жандарм сунул их мне в руку да еще и благодарил.
За что? — спрашивается. Ах да! Ведь я исполнил роль водолаза. Ну, я откланялся и пошел.
Вы ни за что не угадаете, что я сделал с моими деньгами и где провел этот вечер… Право, даже смешно теперь о том подумать!
В то время по всему Парижу были расклеены огромные афиши, на которых громаднейшими буквами можно было прочесть: «Порт-Сен-Мартен, путешествие вокруг света за 80 дней. Поразительный успех!» И я читал эти афиши и проклинал свою судьбу за то, что не мог пойти посмотреть эту вещь: билет на третью галерею дорого стоит.
Ну так вот, в тот самый вечер, когда мне посчастливилось вытащить из воды этого богача, который вздумал нырнуть в реку из-за какой-то любовной истории, я угостил себя представлением «Путешествие вокруг света», да и смотрел его из второй галереи, представьте себе! Я положительно был в восторге от представления!
С этого вечера я нигде не находил себе покоя. Меня во что бы то ни стало тянуло увидеть море, и вот я отправился в Гавр с капиталом пять франков в кармане. На эти деньги я кое-как прожил три дня, а затем снова пришлось голодать. Удивительно, право, что к этому нельзя привыкнуть! Какая жалость!
Но море было так прекрасно! Столько в нем было жизни, движения, столько тут было самых разнообразных судов, целые леса мачт; столько людей, прибывших отовсюду и отбывающих в разные концы света. Словом, все это было куда лучше, чем самые прекрасные декорации. Даже лучше парижских бульваров. Правда, вся беда была только в том, что это не кормит!