Путешествие по Камчатке в 1908--1909 гг.
Шрифт:
Левый низкий берег обрамлен огромными осоковыми кочками, между которыми всюду глубокие промоины. Справа открывается совершенно ровная тундра (между рекой и яром), причем в реке она дает отвесный разрез 2--3 арш. мощности чистого, пластового торфа. На тундре, образующей нижнюю речную террасу, крайне однообразный растительный покров с массой спелой морошки. Теперь мы выехали уже в область устья, как известно тянущуюся на 15 верст вдоль моря, от которого река отделена узкой песчаной кошкой; через кошку в зимние пурги море иногда перекатывает отдельные валы. Мы остановились, проехав 3 часа (всего от Большерецка 9 час. ходу) и миновав култук устья, на его кошке. Палатку поставили у речного берега, под защитой берегового вала, и пошли смотреть море.
Охотское море серое, неприветливое, вечно волнующееся, с сильным прибоем у плоского песчаного берега и холодной водой. Оно богато животным миром, но к детям своим относится сурово. На берегу везде трупы выброшенных морем животных:
Экскурсию я предпринял на яр правого берега долины устья, а Поршнякова просил пройти возможно дальше по кошке в противоположную сторону. Кошка построена крайне однообразно чуть ли не на всем своем протяжении. В поперечном разрезе она напоминает двускатную крышу. Со стороны моря скат очень пологий, длинный, со стороны реки -- круче и короче. Со стороны моря растительность отсутствует почти до конька крыши, у которого есть группы плотно прижатых к почве и сильно укореняющихся по длине стеблей -- гвоздичного Ammodenia peploides и бурачникового Mertensia maritima, с голубыми цветами. Конек крыши со стороны моря подмыт зимними бурями и имеет вид уступа в 1--2 фута вышиной. Сторона, обращенная к реке, густо одета зарослью жестких сизо-зеленых побегов злака Elymus mollis, среди которых попадаются понемногу и другие растения, например зонтичное Ligusticum scoticum. Там, где речное устье уже не подходит к береговому валу, ближе к яру высокого правого края долины тянется цепь озерков, обрамленных осоковой зарослью и свидетельствующих, что река некогда протекала у самого яра и лишь потом отошла влево, прибавив к общей длине своей еще 15--16 верст, параллельных морскому берегу, по мере того как нарастала кошка.
Яр у моря, саженей пять вышиной, тянется еще на версту от речной долины, после чего понемногу сходит на нет и заменяется низким береговым валиком, который один только отделяет от моря безграничную, ровную низменную тундру. Поверхность аллювиальной возвышенности, образованной высотами правого берега Большой реки, одета или темной зеленью шикшовника, или покровом, обычно свойственным торфяной тундре, с брусникой, клюквой и пр. У самого обрыва к морю совсем нет кустарников, и надо пройти саженей 100--200, чтобы увидеть первые одиночные и очень жалкие кустики шиповника и жимолости. Со стороны моря яр сильно ползет и разрушается; толща его суглинистая, и дождевые потоки разносят глиняную кору по песку, лежащему в низу песчаного пляжа, вплоть до линии прибоя. Верхний пласт разреза яра образован торфом, также кусками падающим вниз. На пляже, кроме мертвых тюленей и дельфинов, есть и целые деревья лиственницы, разумеется сильно ободранные, так что кора сохранилась только в углублениях между основаниями корней. Жители Большерецка утверждают даже, что находят на кошке лиственничные колья, которыми жители долины р. Камчатки укрепляют свои запоры. На самом деле и стволы, и колья, по всей вероятности, приносятся морем из окрестностей Охотска, где и лиственница растет в изобилии, и запоры рыболовные на реках подобны камчатским.
Вечером из разговора с проводниками я узнал, что от устья Большой реки к северу до устья р. Утки берегом моря около 100 верст. На этом расстоянии в море впадают три речки Митаг (Сухой Митаг, Большерецкий и Уткинский Митаг) и Озерная с большим озером у устья. Последнюю, конечно, не следует смешивать с той Озерной, которая изливается в Большерецкий лиман с юга, ни тем более с той Озерной, которая вытекает из Курильского озера. Озерных в Камчатке еще больше, чем Быстрых.
22 августа, просушив немного на солнце собранные за дорогу растения, я снова собрался в путь. Поршняков, ходивший по кошке на юг, сообщил, что там на 5 верст нет ничего приметного, а далее стоят еще японские балаганы, где помещались летом рыбаки и засольщики; теперь промысел уже окончен, и почти все они уехали. Балаганы построены из бамбука и соломенных циновок. На открытом рейде перед кошкой качается еще последняя рыболовная парусная шхуна, которая на днях заберет последних рабочих. Поршняков и сопровождавший его рабочий были приняты японскими рыбаками гостеприимно и получили угощение из чая и риса; по-видимому, ничего более и у самих японцев не было. Находящийся на кошке компанейский магазин оказался пустым сараем, куда раз в год на компанейском пароходе "Котик" весной выгружают товары для приказчиков, живущих в Большерецке и Апаче, и, развезя эти товары (до Большерецка доходит паровой катер), магазин запирают.
В 11 ч. 40 м. мы тронулись в обратный путь. Разрез приречной тундры обнаруживает мощный пласт торфа, не менее 2 арш. толщины, лежащий
23 августа тронулись в 8 ч. 25 м.; в 9 ч. 23 м. вошли в протоку Старое Начило с сильно заросшими берегами, в 9 ч. 48 м.
– - в Большое Начило, как раз к обычному здесь времени расхождения утреннего тумана (разумеется, в хорошую погоду). По правому берегу этой протоки установлены жерди для сушки неводов, так как по веснам здесь ловят чавычу. В 10 ч. 30 м. перед нами выбор: идти ли налево в Тундровую речку, или направо - в Богатыревскую; идем в последнюю. В 11 час. входим в Якутову: это средней величины протока с тихим течением и очень густыми тальниками по берегам, все еще при отсутствии ветловника. С часу дня до трех часов мы простояли на берегу Якутовой и в 4 ч. 20 м. вышли из Якутовой в Трапезникову; здесь рыболовная заимка у колпачного запора, ставящегося в июне и июле на красную рыбу и хайко. Здесь и начался ветловник, играющий такую большую роль в жизни здешних поселений, так как он дает почти единственный годный на постройки материал. В 4 ч. 33 м. мы вошли в узкую протоку, ведущую из Трапезниковой в Быструю, и, казалось, повернули назад, вниз по течению, но вскоре эта протока разбилась на две левую, захламленную, по которой мы и поехали опять наверх, Огневочку, и правую, Алексеичеву. При входе в Быструю проводники очень взволновались, так как там опасное "уло" (водоворот), но счастливо миновали и его, и главное русло Большой, после чего прошли устье Плотниковой и вошли в Манакову после 11-часового плавания от моря.
Ночевка на старом месте у Большерецка не принесла ничего нового, только протока перед ней еще более обмелела, и теперь собаки, весело бегая по воде, вылавливали оттуда на выбор любую из горбуш, плававших в мелкой воде. Даже коровы, и те меланхолически подходили к воде, выхватывали из нее рыбину и равнодушно чавкали ее с головы, в то время как рыба била хвостом. Жители пояснили, что не всякая корова ест рыбу, но лишь такая, которую к рыбе приучали теленком, если почему-либо молока для нее не хватало.
Здесь, в Большерецке, мы столкнулись с более живым, чем где-либо, воспоминанием о войне 1904 г., которая сильно всполошила население Камчатки. Частью нападение вольной японской дружины на Явину, кончившееся избиением и пленом японцев, частью некоторые меры начальника Камчатки Сильницкого, принятые им в связи с организацией народного ополчения, вызвали к жизни дикие сцены жестокости и произвола, надолго оставшиеся в памяти жителей. Зато другой стороной своей деятельности -- урегулированием пушной торговли -- Сильницкий заслужил со стороны жителей глубокую благодарность.
Глава XII
ОТ БОЛЬШЕРЕЦКА ДО НАЧИКИ СУХИМ ПУТЕМ
24 августа мы легко достали пять лошадей и в 10 ч. 50 м. утра обовьючили их, взгромоздились сами на вьюки и поехали; три из этих лошадей были с жеребятами, которые и сопровождали нас всю дорогу, придавая каравану несколько комичный вид. По выезде из селения сейчас же переехали Манакову и, проехав с версту по берегу Роговой, пересекли и ее; брод теперь глубиной до вьюков, летом же, очевидно, еще глубже. Затем ехали все время в виду Ипэльки вдоль правого берега Начики, но в стороне от него, так что реки за весь этот день ни разу не видели. Дорога пересекает очень старые, мощные речные отложения, одетые луговым покровом и рощами белой и каменной березы. Последние рассеяны среди лугов очень красивыми, часто густыми группами; парковый ландшафт здесь резко выражен и очень красив. На лугах обычная растительность березниковых полян, и часто встречаются мощные стебли медвежьего корня, увенчанные тяжелыми шапками зеленых еще плодов. Местами попадаются участки сухой тундры с большими кочками, которые сильно мешают езде. На них шикша, брусника, голубика, багульник и пр.