Путешествие по Камчатке в 1908--1909 гг.
Шрифт:
Павшая лошадь, конечно, была солидной неприятностью, но была для первого же дня на Камчатке и еще горшая неприятность. В. Н. Тюшов, на участии которого в экспедиции были построены все расчеты, весь план маршрута, сообщил, что данный ему губернатором отпуск его не удовлетворяет и что он поедет только в том случае, если отпуск будет заменен ему командировкой, так как иначе он может лишиться крайне важного для него очередного отпуска. В гавани стоял готовый к отплытию почтовый пароход. Я сейчас же отправил письмо во Владивосток В. Е. Флугу с просьбой выручить меня из затруднительного положения и заменить отпуск В. Н. Тюшову командировкой. Но я тщетно убеждал В. Н. ехать, не дожидаясь ответа, так как он наверно будет положительным; он упорно стоял на своем, что может ехать только по получении ответа. Ответ -- и, конечно, утвердительный – - пришел
Петропавловские обыватели отнеслись к нам теперь совершенно иначе, чем в прошлом году: тогда были сухо вежливы, теперь стали гостеприимны; очевидно, зимовавшие в Петропавловске товарищи рассеяли предубеждение против "ученых". Особенно любезен и сердечен был с нами Г. К. Вильдеман (управляющий делами Камч. торг.-пром. об-ва); по призванию он был агроном и более тяготел к родной ферме в Западном крае, где хозяйничал его отец, чем к камчатской меховой торговле.
23 мая лошади оправились, и я решил перенести стоянку подальше, в просторное место, богатое травой и водой, где можно было бы закончить снаряжение вьюков и вообще всего экспедиционного отряда, выездить и приручить лошадей. Поэтому мы с Н. И. Плохих поехали верхом в долину Калахтырки. Проехав от Петропавловска вправо берегом Култучного озера, мы справа же стали огибать гору Зеркало и, достигнув гребня, соединяющего эту гору с Петровской, проехали немного тропой на Калахтырку и спустились с нее к Калахтырской речке, на полверсты выше того места, где речка перестает быть судоходной для батов, приходящих снизу из Калахтырки. Здесь нижняя часть пологого склона к правому берегу речки оказалась как нельзя более подходящей для стоянки, и кругом в кустарнике (остаток вырубленного березняка) и вдоль речки на луговинах травы было сколько угодно, вода в речке чистая, топлива также достаточно. В город предстояло еще часто ездить, поэтому забираться далее не следовало, и мы остановились здесь.
24 мая мы весь день готовились к переезду и 25 мая, с большим трудом, в два приема, на уже обряженной части лошадей, перебрались на новую стоянку, где я тотчас же приступил к устройству метеорологической станции, рассчитывая здесь хорошенько исследовать свои инструменты и сравнить их со станционными, а также более точно определить способы установки.
Весна в этом году ранняя благодаря главным образом малоснежной зиме. Теперь снега совсем мало, и то лишь на более высоких вершинах, по глубоким овражкам и под обрывами. Растительность развернулась еще слабо.
У новой стоянки есть и по склонам горы Зеркало, и в других высотах ниже по течению над берегом реки небольшие обнажения; все это -- глинистый сланец, сильно разрушенный, с частыми кремневыми прослойками; нередко он превращен в щебенку. Остальные склоны по сланцу одеты толстым слоем железистого песка, дерн негустой и местами пересыпан дресвой.
Станцию я установил повыше лагеря, у большой старой березы (Betula Ermani), единственной уцелевшей из всего леса. Ямки для почвенных термометров обнажили ярко-желтый песок с примесью иловатых и глинистых частиц, а у самой речки внизу, сейчас же за дерном, оказался лед.
Все время, если прислушаться, слышен рев прибоя у Калахтырского устья (около 10 верст по прямой линии).
27 мая мы были заняты исключительно снаряжением. В. П. Савич, поселившийся на метеорологической станции у М. П. Умарова, готовился к объезду Авачинской губы на казенной шлюпке с двумя казаками, предоставленными в наше распоряжение начальником уезда, при содействии К. Д. Логиновского. Э. К. Безайс переехал вместе со мной на стоянку и деятельно помогал в работах по снаряжению.
28 мая, в годовщину начала работ на Камчатке, мы ездили на Калахтырское озеро, версты за четыре, собирать и пробовать нашу капковую лодку, которую до сих пор никто из наличного состава экспедиции иначе, как в виде двух тюков, не видал. Чтобы попасть на озеро, мы проехали по Калахтырской тропе версты три и свернули вдоль подножия одного из пересекающих ее увалов, идущих от Петровского кряжа к долине. У конца увала, одетого парковым лесом, мы увидели большой, наиболее широкий плес озера. Самый берег его, обрывчиками аршина на полтора, сложен из гальки и богатой перегноем лесной почвы; березы растут и на самом берегу. Лодку мы собрали без труда и оставили ее на берегу на случай каких-либо экскурсий.
29 мая, как и в прошлом году, пришел циклон. С часа ночи подул очень сильный, шквалистый ветер, бешено рвавший палатки и нагнавший густой туман. Инструменты
Около 8 час. вечера раздвинулись на минуту тучи, и открылась убеленная свежим снегом вершина Авачинской сопки. Сильный шум моря слышен все время. Ночью на 30-е ветер утих, но с 6 час. утра возобновился, хотя 30 мая день был уже солнечным.
Продолжаю обозрение окрестностей. На Зеркале большая площадь дерна сдвинута и сползла вниз благодаря одному из недавних землетрясений. На месте оползня обнажена сланцевая щебенка и супесь; новый дерн образуется крайне медленно.
30 мая случилась еще беда: молодой гнедой жеребец, искусанный сорвавшимся с привязи рыжим, куда-то убежал и пропал без вести. Сколько его ни искали, не нашли, и даже осенью мы ничего не узнали об его участи. Теперь же на поиски пришлось послать и в Завойку, и в Авачу, и в перелески по Тойонской речке, что замедлило работы по снаряжению.
31 мая, освободившись несколько от хозяйственных хлопот, я осмотрел прилегающую часть долины. Широкий (1--2 версты), плоский тальвег Калахтырской долины причудливо прорезан кривунами речки с сопровождающей их широкой полосой кустарниковой заросли и луговинами. Большая часть площади занята ровной тундрой с занесенными 17 марта 1907 г. дресвой и еще не вполне оправившимися коврами торфяных мхов. Попозже мы с Безайсом и Г. К. Вильдеманом съездили в Калахтырку. Это небольшое селение, бывшее во времена Дитмара только рыболовной заимкой, без постоянного населения, лежит у самого моря на левом берегу довольно широкой в этом месте Калахтырки, сейчас же за береговыми валами. Здесь как раз конец Петровского хребта -- мрачной стеной скал, идущей по морскому берегу от Маяка у входа в Авачинскую губу до Калахтырки, и начало ровного песчаного пляжа, идущего отсюда верст на 60 до самого Налочевского мыса. У берега, среди песчаных береговых валов, недалеко от селения, на N, две одинокие большие скалы как бы указывают на поднятие или, скорее, нарастание берега, так как они сильно источены морем, когда-то бившимся об их крутые бока. В полуверсте от берега в море еще две гигантские, черные, остроконечные скалы среди белой пены прибоя дают очень эффектную картину. Самый берег пологий, из чистого морского песка, без голышей. По зарастанию его можно разделить на три полосы: 1) серый влажный песок, изредка одетый длинными нитями ползучих, прочно укореняющихся стеблей осоки (Carex macrocephala), далеко впереди всякой другой растительности; 2) редкие кустики полыни (Artemisia Stelleriana) с белыми, войлочными, молодыми листьями; 3) внутренний склон переднего берегового вала с большими кустами касатика (Iris setosa), редкой полынью, осоками и мятликами (Роа); здесь же отдельные очень мелкие заросли Rosa rugosa, шикши и пр. При подъеме на второй, более старый береговой вал травянистая растительность становится гуще и обильнее, много брусники, а еще больше кедровника, образующего уже непролазные чащи. Далее, если смотреть на сушу вдоль берега, то бросается в глаза полоса низкого, как бы подстриженного морским ветром, густейшего, корявого березняка с подлеском из кедровника. Упомянутые уже одинокие скалы в виде изолированных островков по трещинам и западинам поросли причудливой сетью различных трав и кустарников, тех же, что на Никольской горе у Петропавловска. Вверх по речке за береговой полосой идет совершенно ровная луговина или ольховая площадь. Далеко за Налочевским мысом видна зубчатая линия Шипунского хребта, а позади -- освободившиеся сегодня от тумана и облаков Авачинская и Коряцкая сопки, густо одетые блестящим на солнце свежим снегом.
Путь на Калахтырку из Петропавловска от горы Зеркало держится все время вдоль Петровского хребта, пересекая его мягкие, сглаженные отроги маленькими и некрупными перевальчиками среди березняков. Текущие с него ручьи незначительны, кроме одного, выходящего из глубокой долины, густо заросшей ольховником. По-видимому, это та самая падь, которая выходит другим своим концом к долине, идущей от конца Раковой бухты к морскому берегу. Недалеко отсюда тропа касается нижней части озера и истока из него Калахтырки; затем после перевалика пересекает еще не проснувшуюся от зимнего сна травяную тундру, где у жителей покосы; затем проходит у самой подошвы скалистого кряжа, а частью и берегом реки по ольховым (Alnus hirsuta) рощам и пересекает устье вброд по колена лошадям у последней в эту сторону скалистой стены хребта, как раз против середины селения.