Путешествие по небесной России
Шрифт:
Признавшись, дылда довольно улыбнулся, а вслед за ним и его спутники.
– Лица из русского языка, – дополнил пухляш и сразу же поправился: – Точнее, вона из всех языков.
Изумлённый Андрей принялся въедливо рассматривать лыбившихся мужчин. Он четырежды прошёлся взглядом по ним прежде, чем вымолвить самое банальное из всего то, что можно было вымолвить:
– Я, ты, он/она?
– Они самые, – подтвердил небритый. – Есть сомнения? Они, значит, ему всячески это доказывают, а он сомневается?
– В смысле, доказывают?
– А ты последи за нашей речью! – уже не шутя порекомендовал первый.
Дальневосточник пришёл в полное замешательство. Он даже не мог припомнить, случалось ли когда-нибудь с ним вообще что-то подобное. Будто набрав в рот воды, молодой человек замолчал – и в центре двора установилась тишина.
– Ладно, не серчай, значит виноваты чуть перед тобой, раз заставили водителя тут тебя высадить, – принёс вскорости извинения детина. – Может, и врёт радио! Всё-таки журналист – одна из двух древнейших профессий! Давай хоть поможем чем тебе – подскажем, как отсюда доехать, куда нужно, или дойти.
Владивостокец в недоумении продолжал безмолвствовать. Он ещё раз пристально посмотрел на первое лицо – и почему-то в этот момент захотел сглотнуть слюну, но слюна отсутствовала. Туманный гость ощутил, что в горле невыносимо пересохло, из-за чего пить захотелось больше всего на свете.
– У вас тут магазин далеко? – буркнул Андрей, словно растолканный жаждой. – А то пить охота…
– Какой далеко?! – воспрянул пухлячок. – Тут, до конца квартала проходишь – и вона сразу на перекрёстке.
Второй указал на четырёхэтажку рукой и тотчас махнул ею же:
– Да что вертеть туда-сюда?! Пойдём, вона самим показать – раз плюнуть!
Узнав ни с чем не спутываемую родную нотку, заключавшуюся в том, что простые добродушные россияне всегда предпочитали лично проводить прохожего до нужного места, а не просто показывать направление, приморец неожиданно осмелел:
– Ну пойдём, коль не шутишь.
Дальневосточник поднялся с бронзовой лавки – и все четверо неспешно зашагали туда, куда ранее указывал пухляш.
Любитель катаклизмов на первых же метрах сравнил новую большую компанию с тремя мушкетёрами и Д’Артаньяном. “Да, тут теперь и тысяча чертей может появиться из-за угла, – домыслил туманный гость, – или вообще сам Боярский, только-только обменявший лошадь на свою первую шляпу”.
Покинув тенистый двор, четвёрка мужчин вышла на прежнюю улицу Якутского Моста, которую украшал ещё один памятник: металлический слесарь-сантехник, вылезший из уличного колодца и положивший на крышку люка газовый ключ – в точности, как знаменитый омский “Степаныч”.
– У вас тут прям памятник на памятнике, – поделился наблюдением Андрей. – Почему так? И что за герои-то такие? Доминошники, водопроводчики, ссущие собаки?
– Чтоб прям памятник на памятнике – это только на этой улице, она спецом такой задумывалась, – заговорил небритый, шедший рядом с владивостокцем. – А вот тематика – да, всюду единая. Везде люди живут, везде возникают проблемы. Кому их обнаруживать и кому их решать? Простым людям. Не власти же. Власть – это ленивая имитация бурной деятельности в приказном порядке. Она проблем создаёт больше, чем решает. Поэтому подлинные герои – кто? Простые люди. А после решения проблем и до их нового возникновения кто – герои? Простые люди. Для кого они решают проблемы? Для себя. Не для власти же! Когда проблем нет, геройство заключается именно в том, чтобы их не создавать. Поэтому праздно играющий доминошник – герой. А тот, кто создаёт ему проблемы, то есть, например, ворует из бюджета, удлиняя отсрочку замены старых труб из-за нехватки денег – не герой. А даже совсем наоборот – антигерой. Таким тут памятники не ставят. Власть – это хорошие, плохие и ужасные дела за спиной. Если ставят памятники представителям власти, то не только забывают о том, что она натворила плохого и ужасного, но и сакрализируют её (наделяют священным содержанием. – Прим. автора).
Андрей предпочёл не комментировать сказанное – вместо этого он вспомнил как никогда подходившее правило имярека: разделяй страну и государство.
После молчаливой паузы в разговор встрял шагавший сзади с дылдой пухляш:
– А ссущие собаки – тоже вона герои? Машину поставишь – колесо обоссано. Забор – обоссан. Столбы подъездов многоэтажек – обоссаны. Где же тут геройство? Тебе, поссавшему за гаражом, вона памятник что-то не ставят!
– Вон чего он хочет! – замотал головой повысивший голос третий. – Так, сейчас, как раз. Сейчас, сейчас.
Он терпеливо дождался, пока заинтригованные попутчики дошли до пересечения с улицей Северного Широтного Хода, и рьяно вскинул руку:
– Вот!
Дылда, пухляш и приморец сначала уставились на занимавший угол ещё одной четырёхэтажки магазин, а потом их взгляды приковались к высившемуся у входа в него железному дереву, чьи ветви были оккупированы железным котёнком с железной вороной. Металлическая скульптура донельзя напоминала знаменитый памятник на улице Лизюкова (улице Генерала Лизюкова. – Прим. автора) в Воронеже.
– И что? – равнодушно спросил второй.
– А то, что было бы странно, если бы человек садился на ветку, и ему ставили памятник! Потому что люди не сидят на деревьях и ссать на гаражи не должны! Кто ссыт на дерево или на гараж – тот как пёс! Для пса же это естественно, это повседневное геройство! Он же не в доме ссыт, создавая проблемы. А так лапу поднял – струя! Это как взмах саблей военного, сидящего на коне! Хотя сейчас такие собаки пошли, мелкие, гламурные, что уже и лапу поднять не могут – писают только сидя. Вот таким ставить памятники не должны.
– Какой-то вона ссаный собачий расизм! – подытожил пухляш.
– Не расизм, а забота о гражданах наших меньших! А то, если так пойдёт – а эти мелкие уже не только не в силах лапу задрать, но и лаять почти перестали, – собаки обессилят и вымрут! И не будет больше собак.
Мужчина с цифрой “II” в ответ лишь обескураженно покачал головой, явно давая понять Андрею, что третье лицо немного не в себе. Под взаимное бухтение двух разошедшихся во мнениях собратьев компания переступила порог магазина.