Путешествие по Советской Армении
Шрифт:
Я сдала лошадей, раздобыла где-то теплый чурек с сыром и отправилась вслед за нею в полуоткрытые двери Совета. Уже стемнело; в мигающем свете керосиновой лампы вся комната была полным-полна армянских крестьянок. Сидели на скамьях, на полу, облепили стол, стояли у стен. Кое-кто держал грудного младенца; замужние были повязаны по старинному обычаю — платком от уха к уху, закрывающим рот и всю нижнюю часть лица. Десятки черных блестящих глаз с детским любопытством так и обшаривали мою завжен, сидевшую за столом в президиуме. Видно было, что они по-своему судят и взвешивают всю ее, от волос до кончика туфель, видят и подмечают, как она держится, одета, причесана. Гортанная армянская речь завжен лилась свободно, убедительно. Когда она кончила, я попыталась было сунуть ей в руку кусок чурека, — но если бы я предложила ей не хлеб, а живую змею, спутница моя не отдернула бы руку с большим негодованием.
Очень медленно и не сразу,
Собрание кончилось только к рассвету. Ночлег нам отвели на сеннике в школьной комнате. Соседка моя долго ворочалась и не могла уснуть. Руки ее, лежавшие поверх одеяла, дрожали мелкой дрожью. Она пожаловалась:
— Вот, сама не знаю отчего, сердцебиение по ночам и руки дрожат.
Я не выдержала:
— Почему вы не дали себе отдыха, не поели хлеба, не напились воды? Кому нужно это молодечество, притворство?
Завжен поглядела на меня с удивлением:
— Вы, должно быть, не знаете… Ведь это же был актив, собрание актива! Ведь я в деревню первый раз приехала. Хороша я была бы, если б сразу за хлеб и за отдых! Как же можно не уважать общество?! Они и слушать бы меня не стали. Работать бы не смогла!
Так в звездном свете зангезурской ночи я тоже получила незабвенный для меня урок высокого партийного такта, партийной этики. И много раз потом, на бесчисленных съездах и совещаниях, когда свободная, выросшая, государственно мыслящая крестьянка Армении поднимала в широком жесте с трибуны свою коричневую от солнца и земли руку и речь ее вольно неслась в зал, я вспоминала другую руку, — бледную городскую руку завжен, дрожавшую нескончаемой дрожью на сеннике случайного деревенского ночлега.
Преданно работали сотни коммунистов и коммунисток в Армении. И в людях крепло государственное сознание, а вместе с ним незаметно, неуловимо начал меняться и самый физический облик армян. Выпрямилась спина у крестьянина, открылось лицо у женщины, стройней стали ножки ребят. Конечно, и это восстановление шло не само собой. Медицина, проникнув в глухие углы, погнала оттуда оспу, трахому, рахит, ревматизм, грязь, заразу. Диспансеры повели борьбу за народное здоровье. В деревню и город весело вошла физкультура, завоевав молодежь. До революции Армения и не мечтала о спорте. Если в деревнях еще игрывали на празднике в лахт и устраивали борьбу, то горожане и представления не имели о лечебных свойствах ритма и движения.
Сейчас ни один праздник в Армении, как и во всем Советском Союзе, не обходится без каких-нибудь элементов физкультуры. Но красивейший из наших праздников — это Всесоюзный физкультурный парад, на котором красота и молодость, сила и гибкость, ловкость и грация в строгой дисциплине ритма показывают зрителям, как похорошел наш народ, как он полнокровно счастлив, как властен над своим гибким и здоровым телом. И армяне на этом параде отнюдь не последние! В республике выросли все виды спорта, в ней гордятся своими спортсменами, завоевавшими мировые рекорды, такими, как тяжеловес С. Амбарцумян, гимнаст Грант Шагинян. И они не одни, — с каждым годом множатся лучшие из лучших, — чемпион по боксу Э. Аристакесян, чемпион СССР по классической борьбе С. Вартанян, республиканская чемпионка по бегу, легконогая Назик Аветисян, капитан футбольной команды Г. Кармирян, — и много, много других атлетов, альпинистов, борцов, тяжеловесов… Спортивное общество «Колхозник», организовавшееся в деревнях Армении, сразу же вовлекло в свои ряды десятки тысяч колхозников.
Но в памяти моей встают не эти массовые организации, не те из имен, что облетели весь мир, — Грант Шагинян, С. Амбарцумян, — не блестящие всесоюзные парады. В памяти моей — первые шаги физкультуры, деревянная эстрада маленького горняцкого клуба в городе Кафане осенью 1925 года. На этой эстраде шел самодеятельный спектакль, устроенный шахтерами в честь пятой по счету годовщины советизации Армении. Под звуки зурны и барабана мужчина, одетый в крестьянское женское платье, за неимением подходящей женщины-актрисы, подбоченившись, обменивался с другим актером, игравшим придурковатого крестьянина, отменными армянскими остротами. Зрители шумно одобряли. Пьесе было с полсотни лет. Когда занавес упал, нас таинственно попросили подождать немного, не расходиться. Готовилось еще что-то необычайное, что-то не отмеченное в программе. Снова поднялся
— Ишь, советские ребята! — сказал кто-то громко в зале. И тайна общего выражения, тайна несомой в будущее новой, широкой, сплотившей миллионы людей молодой нашей культуры, пионерами которой чувствовали себя эти сконфуженные, но торжествующие первые шахтеры-физкультурники на заре революции в далеком уголке Армении, стала ясной для всего зрительного зала.
Так во всем, что создавалось и создается на нашей земле — и в самом большом, и в самом малом, и в государственных делах, и в тысяче культурных мелочей, — сквозь национальную форму выражения росло и растет у нас общее для всего Советского Союза социалистическое содержание, несокрушимый фундамент любви и дружбы между народами нашей земли.
ЗАНГЕЗУР
Два слова о дорогах
Еще недавно в Армению вел только один железнодорожный путь, связывавший все три столицы трех республик Закавказья — Баку, Тбилиси и Ереван. Сейчас, словно две раскинувшиеся руки, дорога раздвоилась в два обхвата. Одна бежит с севера на Тбилиси, через Сухуми, по берегу Черного моря; другая на Баку, через Махачкалу — Дербент, по берегу Каспийского моря. Из Тбилиси дизель-экспресс в несколько часов доставляет вас давно проведенным путем, через Дорийское ущелье и Ленинакан, в Ереван. А из Баку по новой дороге, достроенной в годы Отечественной войны, вы въезжаете в Армению по ущелью Аракса, через территорию Нахичеванской АССР, входящей в Азербайджан.
У столицы Армении, Еревана, обе эти дороги смыкаются, образуя кольцо.
Мы проедем с читателем по обеим дорогам, въехав в Армению со стороны Азербайджана, а выехав из нее Дорийским ущельем в сторону Грузии.
Кафан, город меди
Позади остались синие волны Каспия. Весь день вы едете знойной равниной; ночью в грохот колес врывается шум быстрых вод Аракса, бегущего навстречу поезду. Ранним утром, откинув оконную занавеску, вы видите яркую смену пейзажа.
Станция в узком ущелье. Слева — серо-пенная лента Аракса, справа — желто-серые скалы. Но на ложбинке — свежая зелень, а в расщелинах скал — алые маки, свежеголубые пучки незабудок, заросли шиповника, осыпанного нежным розовым и белым цветом. Воздух уже не зноен, ветер доносит запах цветов и горного луга. Вы — на маленькой азербайджанской станции Минджевань. Слева от вас, за Араксом, лежит — рукой подать — иранский Азербайджан. Справа, за стеною гор, — одна из красивейших частей Советской Армении — Зангезур. Это родина храбрых сюникцев [91] , никогда не прятавшихся от врагов, не избегавших боя; родина трудолюбивого и смелого крестьянства, не раз восстававшего против своих князей, духовных и светских, место деятельности одной из крупнейших средневековых академий Армении — Татевской; [92] отсюда родом государственный муж Исраэл Ори, понявший, что только союз с великим русским соседом спасет маленькую Армению от зависимости и уничтожения; и, наконец, сейчас этот уголок своеобразной горной природы превратился в крупнейший промышленный центр.
91
Сюник — древнее название Зангезура; сюникцы — зангезурцы.
92
Степанос Орбельян, История князей Орбельян. Извлечение из сочинений Стефана Сюнийского, армянского писателя XIII века, М. 1883. Также статья А. Д. Ерицова, «Татевский монастырь», помещенная в обширном сборнике «Пятый археологический съезд в Тифлисе». Протоколы подготовительного комитета, Синодальная типография, М. 1882, стр. 406, 410, 411.