Путешествие в Древность
Шрифт:
Семинский перевал подкрался как-то незаметно. Машина начала постепенно взбираться наверх, открывая уже не раз виденные, но от этого не менее прекрасные картины. Горы вообще уникальны в каждое время суток и при разной погоде. Сейчас, покрытые перистыми облаками, они не искрились зеленью, слепя глаза буйством цвета. Они словно ласкали глаз мягкими цветами и легким дрожанием воздуха.
Я с удовольствием наблюдала за выражением лица Тома, меняющегося тем сильнее, чем выше мы ехали. После того, как машина проскочила вершину перевала, и нам открылась картина спуска*, он не выдержал.
– О Боже!
Я
– Это только начало, можешь мне поверить. Там, куда мы едем, виды такие, что вообще слабо стыкуются с реальностью.
Потихоньку подкрался вечер, и мы съехали в ближайший лесок в поисках пологого места для временного лагеря. Место нашлось быстро - пологий берег реки и граница леса надежно укрывали нас от лишних глаз и дорожного шума. Оставалось только надеяться, что ночь будет спокойной - без неожиданно налетающих гроз и прочих природных гадостей. А людей мы не боялись.
Пока парни ставили палатки, мы, то бишь вся женская часть отряда, занялись очагом и ужином. Кто сказал, что в разведке живут на “подножном корме”? Глупости! Нормальный ужин - гречневая каша с тушенкой, горячий чай с набранными в ближайших зарослях травами и сгущенка с пока еще свежим хлебом.
Умиротворенная, я смотрела на огонь костра и не замечала ничего вокруг. Выгнала из головы все мысли - не хочу думать, не время. Когда уходишь в разведку - надо уходить без мыслей, без лишних эмоций - горы этого не прощают. Уходя в разведку, ты отдаешься на милость духов и принадлежишь только им.
– О чем задумалась?
Том уселся рядом и вытянул ноги. Я невольно улыбнулась - такой высокий и такой нескладный, когда садится на что-то низкое.
– Разговариваю с огнем. Моя личная традиция. Рассказываю ему, что меня беспокоит, и он сжигает беспокойство, оставляя мне только тепло.
– А что остается от того, что сгорело?
– его взгляд в секунду становится серьезным и мне становится слегка не по себе.
– Остаются мысли. Выводы. Решения. Огонь - он очищает. И помогает думать.
– И что ты сожгла сейчас?
– Мысли сегодняшнего дня. Мы уходим очень далеко - в прошлый раз пришлось повернуть назад. И я просила у огня благословения, - я улыбнулась, протягивая руку к пламени.
– Обожжешься!
– Том хватает меня чуть повыше локтя и притягивает к себе.
– Что у тебя за мания - то к огню лезешь, то по камням, как коза, прыгаешь!
Я рассмеялась, вспоминая его испуганные глаза, которыми он смотрел на нас с Алисой, когда мы с камня на камень на лагерном берегу прыгали.
– Не мания это - я иначе не умею.
Он молча притянул меня к себе и я тихо замерла, вдыхая запах дыма и его кожи. В лесу уже было темно, берег освещался только огнем нашего костра. Блики огня плясали по темной воде, и мне казалось, что она шепчет что-то, словно хочет сказать. Но шепот этот был спокойным, и я не стала тревожиться.
– Том, пойдем спать? Завтра весь день в дороге, а послезавтра, если будут благосклонны Духи, уже начнем работать на месте.
– Почему ты так часто поминаешь каких-то Духов? Это какая-то местная традиция?
– Нет. Просто в этих горах есть хозяева - это и есть Духи. Большинство в отряде христиане, кто-то даже к атеистам себя относит… Но, приезжая сюда, в экспедицию, Духов поминают и благодарят все. Это не традиция, не религия… Это просто есть. Так было до нас, и так будет, когда мы уйдем…
Том как-то странно на меня посмотрел и подал руку, помогая подняться. В эту ночь я спала без сновидений, просто чувствуя тепло его рук.
Поднялись мы задолго до рассвета и, быстро собрав лагерь, погрузились в машину и двинулись в путь. Солнце медленно, словно нехотя выползало из-за горизонта, пробиваясь сквозь плотную пелену облаков, будучи поначалу совсем не видимым, и скоро стало понятно, что где-то впереди был сильный дождь. Мы вынырнули из-за очередной горы и въехали на постепенно становящуюся все более пологой дорогу. Горные дороги только кажутся длинными. На самом же деле всё далеко не так. Просто они гораздо опаснее, чем на любой равнине, и тяжелая машина едет по ним медленно. И чем выше мы едем, тем сложнее ей, старушке.
Обогнув гору, дорога стала прямой, словно стрела, и мы вылетели по ней в ровную долину, окруженную со всех сторон горами. Над ней висели низкие облака, через которые потоками пробивались солнечные лучи**. От открывшегося вида у меня перехватило дыхание.
– Боже милостивый, где мы?!
Возглас Тома вернул меня в реальность, и я тихим, сдавленным от переживаемого восхищения чудесами природы голосом произнесла:
– Мы в Курайской степи. Я никогда такого не видела…
– Я видел, - сбоку раздался голос Сереги, довольно жмурящегося на надающие сверху потоки лучей.
– Давно правда, лет семь назад. На степь редко так низко спускаются облака, а эти - еще и дождевые, потому так свет падает.
– Потрясающе… - шепот Алисы почти потонул в реве двигателя, но стал для меня словно завершающим аккордом в симфонии цвета, запахов и звуков.
Машина словно плыла над этими облаками, постепенно остающимися позади и словно по мановению волшебной палочки через несколько десятков километров мы увидели яркое голубое небо над своей головой. Поистине - неисповедимы горные дороги.
До подножия заветного перевала мы добрались около трех часов дня и единогласно решили его штурмовать, чтобы переночевать уже на другой стороне. Том молчал почти весь день, а я его не трогала - так надо. Когда человек впервые попадает на Алтай, сразу так далеко и так высоко, он может просто выпасть из реальности от тех картин, которые открываются перед его глазами. Когда я сама впервые увидела Кату-Ярык, я потеряла дар речи. А уж когда оказалась на его вершине и осмотрелась вокруг - не сразу смогла выдохнуть от того восхищения, которое меня накрыло.
– А мы тут проедем?
– Том скептически смотрел на узкую гравийную дорогу, уходящую вверх.
– Если что, тут же две машины не разъедутся.
– Ничего, повторим опыт прошлого года, - Алиса задорно подмигнула ему в ответ.
– У Дашки хорошо получалось с водителями объясниться!
– Ну да, пока трехэтажным не посылала вниз, не понимали… - я пробурчала себе это под нос по-русски, но была тут же поймана просьбой перевести, на которую махнула рукой и сказала, что водители понимали только русский нецензурный язык. Очень нецензурный.