Путешествие вокруг света 1803, 1804, 1805 и 1806 годах на кораблях „Надежда“ и „Нева“»
Шрифт:
1805 год. Август
День склонялся к вечеру; почему и было уже поздно ехать на берег. Итак я послал только гребное судно для ловления рыбы. Оно возвратилось через два часа и привезло такое количество, что всем служителям на корабле довольно было по крайней мере на три дня. Рыба принадлежала вся почти к породе лососей и была во всем подобная ловимой во множестве у берегов Камчатских, которую называют тамошние жители Чевичею. Ночью сделался ветр свежий от SSO с сильным дождем. Худой грунт в заливе, которой приказал я везде изведывать, надеясь, авосьлибо найдется хотя малое местечко с надежнейшим грунтом, был причиною, что корабль дрейфовало несколько саженей. Около полуночи сделался ветр слабее.
Поутру следующего дня послал я рано два гребных судна для ловления рыбы и собирания валежника, лежавшего в разных местах по берегу; потому что мы уже начинали терпеть в дровах недостаток. В 8 часов поехал я сам почти со всеми своими Офицерами и другими лицами на берег. Уже давно желали мы проходиться по земле; для чего и пристали не у самой деревни, но в расстоянии от оной на одну милю против корабля нашего, где, казалось, впадал в залив малои источник. Чаяние наше найти здесь хорошее для прохода к деревне место оказалось напрасным; ибо
Прежде, нежели мы пристали, встретила нас большая лодка с 10 ю человеками, которые, как скоро мы к ним приближились, все встали и подавали знаки, чтоб мы привалили к берегу. Образ их встречи был таков же, каков и живущих в северном заливе мыса Марии. Они имели в руках по лисей шкуре, махали оною по воздуху, показывали на берег и кланялись каждой раз весьма низко. Приметив, что мы и без того имели намерение пристать здесь, начали грести поспешно к берегу, коего достигнув прежде нас несколькими минутами, вытащили свою лодку на берег. Свидание наше было самое приязненное. Мы обнимались как друзья. Телодвижения показывали ясно, что мы хотели быть их приятели и, конечно, думали при сем чистосердечнее, нежели сии Островитяне: ибо мы скоро приметили в них замешательство, произведенное нашим посещением. Знав, что коренные жители Сахалина должны быть Аины, коих видели мы много у южной оконечности Сахалина, и не приметив ни одного из них между сими Островитянами, удивился я не мало, что нашли здесь другую породу людей, одинаковых во всем с Татарами. Первое внимание обратили мы на их лодку. По осмотрении оной уверились, что они, принимая нас как приятелей, притворяо радовались прибытию нашему, одни и под видом чистосердечия скрывали хитрость и лукавство. В лодке находилось много пик, луков, стрел и саблей. Огнестрельного же оружия не было никакого. Сие доказывало, что им неизвестно употребление оного: в противном случае взяли бы непременно с собою; потому что они выехали против нас, как защитники селения, Лодка была величины довольной; но не имела ни мачт, ни парусов. Островитяне видев, что мы хотели потом идти к их селениго, старались всевозможно от того нас удерживать. Но когда приметили, что ни что не помогло и мы не оставляли своего намерения; тогда побежали все к своей лодке, стащили ее в воду и начали грести сколько возможно поспешнее к деревне.
По приходе нашем к оной, увидели мы около 90 ти человек, стоявших в некольких стах саженях от жилищ своих. Между ими узнали мы и приезжавших к нам на встречу. Один из сих показался теперь в пышном, шелковом платье, со многими истканными на нем цветами, и которое сшито было по образу Китайцев. Прочей убор его не соответствовал сему дорогому верхнему платью. Он был без сомнения Начальник селения. Для приобретения его благоприятства подарил я ему кусок сукна оранжевого цвету, которое нравилось ему чрезвычайно. Прочих приказал одарить мелочами, как то: ножами, иглами, платками и тому подобным. После сего полагая, что они в нашей к ним приязни уверились, и что всякое к нам подозрение в них истребилось, пошли мы к их жилищам. Но сие обстоятельство переменило вдруг явление. Стали против нас на дороге и изъявляли всячески на то свое несогласие. Сначала мы сопротивления их не уважали, и шли медленно далее со всем своим сообществом. Тогда сбежались они все в кучу, кричали громко и изъявляли выразительно свой страх и ужас; но за нами не следовали. Я не хотев подать сим недоверчивым людям никакой основательной причины к негодованию на наше посещение, возвратился тотчас назад к ним, подошел к Начальнику, взял его за руку и старался вразумить, что мы не имеем ни малейшего против их неприязненного намерения, в доказательство чего снял с себя шпагу. Сверх того обнадежил я, что мы не пойдем в их домы, а только посмотрим на оные в близости. Потом взял я Начальника опять за руку и соглашал его идти с нами вместе со всеми при нем бывшими. Тогда последовало между ими совещание, по окончании коего решились не возбранять нам более и идти с нами к жилищам вместе. Первое их намерение, чтобы остаться назади, когда мы сбирались идти в их селение, не взирая на их несогласие, казалось мне странным, и я не мог ничему иному сего приписать, как что они хотели во время нашего отсутствия истребить сперва гребное судно, на которое часто посматривали, а потом отмстить уже и нам самим. Гребное наше судно по причине сильного буруна вытащено было на берег и охранялось двумя только Матросами. Итак они успели бы в том весьма удобно.
Согласившись идти вместе с нами к селению, недолго они при нас оставались, но побежали скоро вперед, чтобы придти к домам своим прежде, и притом другою ближайшею дорогою через лес, коею мы не хотели за ними следовать. Наконец подошли мы к их жилищам. Начальник со всеми при нем находившимися стоял перед первым домом и тотчас объяснил нам, что оной принадлежал его особе. Перед дверьми поставлены были два сильных, молодых человека, как охранители чертогов верховного их Начальника. Сии показывали телодвижением, что не впустят нас ни как во внутренность. Дав прежде уже в том обещание, казались мы все в рассуждении сего обстоятельства весьма равнодушными, хотя и имели великое любопытство узнать образ их жизни и увидеть семейства. По одарении их снова разными мелочами, пошли мы далее через селение к другому концу оного. Для некоего успокоения прочих жителей согласил я Начальника идти с нами. Итак, взявшись с ним рука за руку продолжали мы ход свой. Хотя и казалось, что сие означало между нами великое дружество, однакож он приступил к тому с таким нехотением, что на каждых 50 ти шагах останавливался и изъявлял убедительнейшими телодвижениями прозьбу, чтоб мы назад возвратились; новым подарком только, состоящим в сукне, мог я поддержать его при некотором хорошем к нам расположении, и тем уверить его более, что мы действительно не мыслим ничего неприязненного. Может быть опасался он при сем, что мы прострем теперь любопытство свое далее.
Перешед около 300 саженей по дороге, едва приметною за высокою травою, пришли к концу деревни. Здесь не представилось нам ничего примечательного, кроме одних домов в некотором один от другого отдалении, которые казались нам лучше построенными; потому что были с трубами. Мы к ним приближились и нашли первой пустым; почему и не запретили нам войти в оной. Он, казалось, оставлен недавно, потому что в нем находились еще старые домашния вещи, например: в двух углах сеней были складенные из камней очаги, над коими висели большие железные крючки, вероятно, для того, чтобы котлы вешать. Далее идти мы опасались и возвратились назад к дому Начальника, где собралось много народу, принесшего для продажи некоторые безделицы, бывшие для нас впрочем редкости. И сам начальник согласился наконец променять нам свое пышное, шелковое платье на кусок сукна 5 ти аршин: но чтобы не казаться в глазах наших менее нарядным и заставить нас думать высоко о своем достоинстве, а может быть и богатстве; то пошел он по заключении торга во внутренность своего дома, и через четверть часа явился опять в красном, шелковом платье, с натканными золотыми цветами. Вероятно, что он решился бы променять и его, если бы нашелся только охотник. Корысть казалась быть особенною его страстию: он обнаружил ее явно пред нами на самом деле, ибо получив от нас многие подарки, долженствовавшие быть для него немаловажными, не хотел дать нам ни одной сушеной рыбы, казавшейся нам хорошо приготовленною, и которую мы желали отведать, до тех пор, пока мы у него ее не купили; да и тогда не выпускал из рук своих прежде, пока не получил вещей по условию. Сукно и табак ценили они всего дороже; а особливо последней, за которой соглашались отдавать все, что имели. Они не хотели даже брать вещей самых полезных, если могли только получить табаку несколько листов; но мы к сожалению, оным не запаслися. Гребцы наши, имевшие табак для своего употребления, сделали выгодную мену. Так например: один из нашего сообщества выменял на шелковой платок соломенную шляпу, которая по настоящему ничего не стоила, а была только взята как вещь для редкости: но Сахалинец отдал сей шелковой платок, стоивший двух рублей, за несколько листов табаку гребцу нашему.
Ветр становился свежим и принудил нас возвратиться на корабль в половине 11 го часа. Но мы о том не много сожалели, потому что любопытство наше несколько удовлетворилось, а совершенное незнание языка не обещало нам от ближайшего с сими жителями знакомства ничего выгоднейшего, а особливо потому, что вход в домы возбранен был вовсе.
Итак в северной части Сахалина не обитают коренные оного жители. Их добросердечие и кротость, вероятно, были причиною, что они вытеснены оттуда своими соседами, которые бесспорно суть Татары, пришедшие с берегов Амура на землю, принадлежавшую собственно Аинам, посредством перешейка, которой может быть не давно соединяет Сахалин с Татариею. Подобной участи подверглись и коренные обитатели южной части Сахалина, где поселились Японцы, почитающие ту страну своею собственностию, а жителей оные своими подданными. Поселившиеся Японцы у Анивского залива состоят по повелению Японского правительства под непосредственным управлением Японцев же: но Пекинской двор конечно не знает о поселении подданных своих на Сахалине. Сим то образом истребляется неприметно народ, которой населял может быть за два столетия еще Сахалин, Ессо и большую часть островов Курильских, будучи вытесняем воинственнейшими и сильнейшими своими соседами. Теперь нет уже более сего народа в северной части Сахалина. Между живущими у залива Надежды приметил я только одного, походившего на Аина.
Татары, нынешние жители сей части Сахалина столько известны, что подробное описание оных кажется нимало ненужным. Но как мы приставали здесь первые из Европейцов; переселение же их на Сахалин может быть произвело перемену в образе их жизни; то я и намерен сообщить о том, что мы в кратковременное посещение оных могли только приметить.
Обыкновенное платье людей сих составляет парка из собачьего меху или из кишек рыбьих, которая называется на Кадьяке и Алеутских островах Камлейкою, широкие и длинные ширавары из толстой холстины, и рубашка из синей бумажной ткани, застегиваемая двумя медными пуговицами. Сапоги носят вообще из тюленей кожи, а на голове соломенную шляпу, подобную той, какую обыкновенно употребляет простой народ в Китае. Волосы заплетают по обыкновению Китайской черни в косу, висящую ниже пояса. Начальник, выключая верхнее его шелковое платье, одет был также просто и неопрятно, как и прочие. Он не отличался ни лучшею рубашкою, ни другим чем либо. Ему оказывали прочие мало уважения и обходились с ним с довольным равенством. Впрочем был он один только с усами, у других же усы и борода обриты. Украшений не приметил я никакого рода.
Их пища должна состоять в одной рыбе; ибо нигде не видали мы признаков земледелия, хотя близ селения и находятся многие великия равнины, казавшиеся по высокой хорошей траве весьма к тому удобными. Мы не приметили даже и мест, где бы разводились огородные овощи, которые впрочем как у Китайских, так и у других Татар весьма обыкновенны. Итак пищи из царства растения не имеют они вовсе, равномерно ничего и мясного. Кроме собак не видали мы ни домашних четвероногих животных, ни птиц дворовых. Напротив того у каждого дома находились многие сушильни (балаганы), наполненные рыбою, приготовленною особенно хорошо. В чищении и сушении рыбы должны быть они искуснее Камчадалов, по крайней мере живущих около Петропавловска и Нижнекамчатска. Но только у каждой сушильни находилось множество малых червей, покрывавших на дюйм землю, чего в Камчатке мы не видали и что для зрения было очень неприятно. Собак держат они, вероятно, как для своего одеяния, так и для езды зимней. Великое множество оных и саней, из коих видели мы одни во всем похожия на Камчатскую Нарту, но только немного побольше, доказывает то неоспоримо. Домы их довольно велики и построены все, выключая один виденный нами пустой, на столбах высотою от 4 до 5 футов над землею. Пространство между столбов под домами занимают их собаки. На передней стороне дома сделано крыльцо, шириною около 10 футов, на которое всходят по лестнице, состоящей из 7 и 8 ступеней. Дверь находится на самой средине крыльца; она ведет в сени, которые занимают большую часть дома, но совершенно пусты. Таков был дом Начальника, из чего заключать следует и о прочих. Одна только дверь дома Начальника была отворена; но за то охраняли ее два человека, которые не могли впрочем воспрепятствовать нам заглянуть в сени, в коих ничего мы не приметили, кроме стен и второй двери, находящейся прямо пред первою. Сия, вероятно, ведет в покой жен их, которых скрывали они от нас так строго, что мы ни одной не видали. Главнейшею причиною их боязни и нехотения познакомиться с нами короче конечно были их жены, для скрытия которых заколотили они двери и окна; что учинено в короткое врема, с великою поспешностию собранными досками, укрепленными жердями и гвоздями.
В сей деревне, состоящей из 15 или 18 домов, должно находишься всех жителей от 60 до 70; потому что мы видели совершенно-летних не более 25 тb, коиорые конечно все показывались как по обязанности для: защищения своей собственности, так и из любопытства. Селение у северного залива гораздо более сей деревни, как числом домов, так и количеством народа, что доказывает виденное там Лейтенантом Левенштерном множество людей, одетых в богатое платье. Сии долженствовали быть Начальники, следовательно и число их подчиненных полагать надобно несравненно превосходнейшим. Итак- если принять, что жителей в нем вдвое более, т. е. 140, a в другом меньшем, находящемся у северного же залива 50, в третьем на северозападной стороне, виденном нами в некотором отдалении, 100, число же жителей в разных местах по одиначке рассеянных домов 50; тогда число всех поселившихся здесь Татар будет составлять 400, которое по мнению моему можно скорее уменьшить, нежели увеличить.