Путешествие за край Земли
Шрифт:
На двери в комнату была большая бронзовая табличка с надписью: «Старший по ПРОЛП».
Меню было простым: борщ, жареная картошка, блины с черной икрой, чай. Прислуживали обманы зрения, которые, чтобы досадить Маше, приняли весьма неприглядный абстрактный вид.
Молодой человек совсем не пытался развлекать Машу разговором, что совершенно ее не устраивало.
— А что такое ПРОЛП? — спросила она.
— Когда ты к этому созреешь, — ответил он.
— Это что, игра такая, отвечать невпопад?
— Перестань болтать. Тебя интересует, когда я потащу тебя в постель. Я ответил.
— Дурак, — буркнула Маша.
После обеда один из обманов согласился показать музей. Тематически его можно было разделить на несколько залов: зал нетрадиционной любви; зал любви к Родине; зал любви к богу; зал любви к ближнему; зал любви плотской. Естественно, все они были закрыты.
— Это потому, что люди постоянно спорят на тему любви. У них по семь пятниц на неделе у каждого, поэтому музей так и не успевают отремонтировать. Так что ты первый экскурсант. Гордись.
Маша решила благоразумно не отвечать.
Начать решили с зала, посвященного любви плотской. Кроме строительных лесов и запаха краски в зале были представлены: плакат: «ИЗВРАЩЕНЕЦ — человек, отвергающий сексуальные фантазии»; Картины современного художника, на которой в примитивной форме был изображен улыбающийся мужской орган с крылышками; и серия картин художника Загулина, объединенных одной темой: «Камасутра в „Запорожце“». Картины говорили о глубоких познаниях темы и были очень даже ничего.
В зал патриотической любви (так официально назывался зал любви к Родине) Маша зайти не решилась. Оттуда, из-под двери сочилась свежая кровь, и пахло чем-то неприятным.
Зал любви к ближнему наполовину был декорирован под отделение милиции. В другой половине валялись поломанные игрушки, строительный инструмент и использованные презервативы.
— Какая гадость! — вырвалось у Маши.
— Не говори, — поддержал ее гид.
Зал любви к Богу находился в подвале. Он был похож на пыточный каземат. Там была представлена богатая коллекция орудий дознания, всевозможные власяницы, бичи для самобичевания, панорама сожжения грешника и несколько дебиловидных ангелочков из папье-маше, густо посыпанных сахаром.
Зал нетрадиционной любви был посвящен множеству форм любви к царям, президентам и прочим представителям власти.
— Какая все-таки гадость, эта ваша любовь, — с чувствами сказала Маша, когда просмотр был окончен.
— Это не наша любовь. Это ваша любовь. Мы только храним и отражаем. Как зеркало.
— А как же романтика, чувства, прекрасное…
— Обычно за этими словами скрывается помесь порнографии и инфантилизма, а мы заведение приличное. Здесь музей, а не…
Ужин прошел в молчании. Маша демонстративно изучала плакат, на котором теперь значилось: «Таково наше отношение к лошадям, коровам и овцам, а также к официантам, таксистам, швейцарам, полицейским и всем, кого мы „используем“.
Абрахам Гарольд Маслоу. Мотивация и личность».
Ночью Маше снились кошмары: какие-то старики в белом пытались вознести ее на небо при помощи динамита и наступательных гранат. Утром она проснулась разбитой.
— Дура! — почему-то сказала она сама себе.
— Я, кажется, в тебе ошибся, — сказал за завтраком смотритель, — по-моему, ты еще не готова.
— Ты думаешь таким образом…
— Заткнись, — перебил ее смотритель, — я думал, ты не настолько набита всяким дерьмом. Пожалуй, стоит выдать тебе билет и вернуть на поезд.
— Так это ты! — поняла вдруг Маша.
— Я, — спокойно ответил смотритель.
— Убийца!
— Забыла добавить вор и насильник.
— Что тебе нужно?!
— В данном случае нужно тебе.
В душе Маши вдруг словно лопнул какой-то нарыв, и она заплакала навзрыд. Смотритель не стал ей мешать.
А на стене висел плакат: «Хочешь расслабиться — прими слабительное».
— Дело в том, — продолжил он, когда Маша немного успокоилась, — что блядство, — он так и сказал блядство. Не блуд, не распутство, а именно блядство, — это аналог воздержания.
— Гонишь? — неуверенно спросила Маша.
— Ничуть. Любовь — это не только генитальный, но и душевный процесс, а душевная часть у тебя… Отсюда и проблема. Твоя девственность — это девственность души, и начинать надо оттуда.
— Но как?
— Никак.
— Обрадовал.
— Гуляй, живи, осматривайся. Здесь все будет подсказкой.
Глава третья
— Следующая ваша, — сказал контролер, обращаясь к Севастополеву, когда за Машей закрылись двери.
Севастополев грустно вздохнул.
— Я лишь слежу за тем, чтобы каждый выходил на своей остановке, — зачем-то добавил контролер.
— Я понимаю.
— Вот и хорошо.
Поезд остановился примерно через десять минут.
— Прощайте, друзья!
— Еще увидимся, — нарочито бодро ответил Мстислав. Остальных пассажиров в этот момент можно было бы сравнить с застывшими трехмерными фотографиями, если бы такие существовали в природе.
Калитка громко закрылась за спиной Севастополева. Впереди был большой деревенский дом. Перед домом просторный двор. Посреди двора внушительных размеров стол. На столе самовар. Настоящий русский самовар. За столом сидел мужик в длинной русской рубашке. Кроме рубашки на нем ничего не было. Мужик был совершенно лысым, но с густой черной бородой, спускающейся на грудь.
— Пришел, наконец, — пробурчал мужик, — самовар, поди, уж и выкипел.
— Так я… — начал было оправдываться Севастополев, но замолчал.
— Иди к столу. Садись. Прошка!
Из дома выбежал мальчишка лет десяти не больше в такой же, как у мужика рубахе, но только без бороды. Зато у него были густые русые волосы. В руках мальчик бережно нес толстую пачку бумаги и старинный чернильный прибор.
— Начнем с чаю, — решил мужик, посмотрев сначала на самовар потом на письменные принадлежности.