Путешествия и исследования в Африке
Шрифт:
Макололо подожгли траву в том месте, где рубили дрова; спасаясь от пожара, из травы выскочил одинокий бык и яростно напал на одного очень подвижного молодого парня, по имени Мантланьяне. Еще никогда не служили ему его проворные ноги такой службы, как в эти несколько секунд, когда он убегал от разъяренного животного. Когда он добежал до берега и спрыгнул в воду, взбешенный зверь находился от него на расстоянии едва 6 футов.
К вечеру, когда дневная работа по рубке леса была закончена, несколько человек отправились ловить рыбу. Они следовали общепринятому в Африке в таких случаях обычаю: забросив удочку, они сейчас же несколько раз резко ударяли удилищем по воде, чтобы привлечь внимание рыб к приманке. Они ничего не поймали и объясняли это так же, как рыболовы в Англии при аналогичных обстоятельствах, а именно утверждали, что «от ветра рыба озябла и не клюет».
Двигаясь дальше, мы видели на болотистых берегах много кукурузных полей и огородов, где росли тыквы и табак. Они принадлежат обитателям гор, которые во время сухого сезона спускаются
Поднимаясь вверх по течению, мы прошли мимо глубокой реки около 30 футов ширины, вытекающей из водоема, имеющего ширину в несколько миль. Множество людей работали в различных местах этого водоема, наполняя свои каноэ корнями лотоса, называемого «нийка», которые широко употребляются в пищу в Африке. Если их сварить или испечь – они напоминают наши каштаны. Именно из этого водоема и через эту реку попадают в Шире главным образом плавучие водоросли. Водоем называется Ньянья эа мотопе («озеро грязи»). Его называют также Ньянья пангоно («маленькое озеро»), в то время как болото, около которого водится много слонов, носит название Ньянья Мукулу («большое озеро»). На соседних холмах можно проследить еще линию берега; таким образом очевидно, что в действительности в древности это были озера. Сохранившиеся традиционные названия являются лишним подтверждением того общего высыхания, которое постигло Африку.
Никто бы не поверил, что географические познания португальцев никогда не распространялись дальше этого большого и малого Ньянья. Но виконт Са де Бандейра, воодушевленный патриотическим стремлением доказать, что не мы открыли озеро Ньяса, в своем официальном письме мозамбикскому губернатору фактически ссылается на единственные данные, которые можно было получить из древних архивов Лиссабона, – а именно, что жители Сены поддерживали торговые сношения с населением Морумбалы и, конечно, как он доказывает, должны были доплывать до малого и большого болот, о которых мы говорили выше. Как будто одно из них – Ньяса! Водопады на Шире совершенно неизвестны. Мы знаем, что об огромном водопаде Виктория (Моси оа Тунья) португальцы ничего не знали; но, пока мы не прочли ссылки его превосходительства на устные рассказы какого-то древнего автора, мы полагали, что пять больших водопадов Мерчисона, которые образуют спуск в 1200 футов и находятся всего на расстоянии 150 миль от Сены, должны были быть известны португальцам в прежние времена. Мы до сих пор склонны считать, что они были исследованы; но поскольку это открытие не было известно остальному миру, оно относится к той же категории, что и исследования неграмотных африканцев. Как ни печально, это факт, что милый виконт чувствует сейчас себя в неудобном положении в результате близорукой политики своих предков в географических делах; его потомки будут питать точно такие же чувства по отношению к нынешней торговой политике его соотечественников – политике «собаки на сене». Один иезуит сделал деловое предложение исследовать озеро Марави, но нет никаких следов, что оно было претворено в жизнь. К сожалению, к этому свелись все сведения, которые мы могли получить по этому поводу от португальцев. Если бы нам удалось узнать больше подробностей об их исследованиях, конечно, не стали бы сознательно их преуменьшать.
В конце первого дня плавания на пароходе, после того как мы покинули то место, где запаслись дровами, мы посетили деревню Чиканда Кадзе женщины-вождя, чтобы купить риса для наших людей. Но мы уже находились в благословенных местах, где время не имеет абсолютно никакого значения и где люди, если они устали, могут сесть и отдохнуть; поэтому они попросили нас подождать до завтра, обещая тогда продать нам некоторое количество пищевых продуктов. Но нашим 40 черным людям было совершенно нечего сварить себе на ужин; поэтому нам пришлось плыть дальше, чтобы достигнуть другой деревни в нескольких милях вверх по течению. Когда встречаешь таких людей, которым безразлично, купим мы у них их товар или нет, или которые считают, что спешить стоит только тогда, когда спасаешься от врага, наши представления о том, что время – деньги, и о могуществе кошелька терпят серьезный удар. К счастью, здесь совершенно незнакома та ожесточенная конкуренция, которая изнашивает в Англии и дух и тело. Обработанные места являются не более чем точками по сравнению с обширными пространствами богатой почвы, которая никогда не использовалась под пастбище и которую никогда не пахали. Жалко, что этими громадными ресурсами не пользуется большее число людей.
Жалкий пароходик не мог поднять всех нужных нам рабочих; чтобы облегчить его, мы поместили часть из них в лодки и взяли на буксир. В темноте одна лодка перевернулась, но нам удалось подобрать всех, кроме одного несчастного, который не умел плавать. Его гибель привела всех нас в мрачное состояние. Чувство огорчения по поводу того, как нас подвел с этим пароходом наш собственный соотечественник, которое мы и так часто испытывали, еще более усилилось. Мало найдется людей, которые поступили бы так непорядочно по отношению к нам: нас заверили, что пароход сможет поднимать 10–12 тонн и около 36 человек; оказалось же, что при такой нагрузке осадка была непомерно велика и пароходу грозила опасность затонуть. Поэтому нам приходилось прибегать к описанному выше способу передвижения с теми тяжелыми результатами, о которых мы говорили.
На другой день мы прибыли в деревню Милома (16°56 30 южной широты). Ее обитатели выращивают в большом количестве рис и любят торговать; рис продавался по поразительно низкой цене, и мы не могли закупить и десятой части того, что было вынесено на продажу.
Местный трубадур устроил нам вечером серенаду. Он исполнил несколько странных мелодий на музыкальном инструменте вроде однострунной скрипки, сопровождая их диким, но нельзя сказать, чтобы немузыкальным пением. Он сказал макололо, что намерен играть всю ночь в надежде получить от нас подарок. Ночи были холодные, – температура опускалась до 8°; иногда бывали туманы, – и его спросили, не боится ли он умереть от холода. Однако он ответил совершенно в духе итальянца-шарманщика: «О нет. Я проведу ночь с моими белыми друзьями на большом каноэ; я часто слышал о белых людях, но до сих пор никогда их не видел, и я должен для них хорошо петь и играть». Нам удалось от него откупиться при помощи небольшого куска материи, и он ушел в хорошем настроении.
На восходе солнца температура воды была 21°, т. е. на 13° выше температуры воздуха в это же время, и это было причиной тумана, который поднимался над рекой, как пар. В таких случаях не следует купаться по утрам, так как, вместо того чтобы при выходе из воды чувствовать себя согретым, ощущаешь озноб, можно простудиться из-за большой разницы в температуре воздуха и воды.
Глиняные сосуды, гребень и трещотка
Берлинский музей народоведения
Горный хребет, начинающийся против Сены, подходит на расстояние двух или трех миль к деревне Милома, а потом поворачивает на северо-запад; главная гора называется Малауз. На ее покрытых деревьями склонах много деревень. Среди прочих пород на поверхность выходят пласты угля. По мере подъема условия улучшаются: богатая долина становится менее болотистой и ее украшают деревья, растущие в большом количестве.
Оба берега испещрены западнями для бегемотов, устроенными на каждой дорожке, по которой эти животные поднимаются от реки, когда отправляются пастись в траве. Бегемоты питаются только травой и там, где им грозит какая-нибудь опасность, только ночью. Их огромные губы действуют, как жатки: на том месте, где бегемот ест траву, остается дорожка. Мы никогда не видели, чтобы бегемот ел водяные растения или водоросли. Клыки служат ему, по-видимому, как средством нападения, так и защиты. Ловушка для бегемотов состоит из бревна длиною в 5 или 6 футов, в конец которого вделан наконечник от копья или острие из твердого дерева; и то и другое смазывается ядом. Бревно прикрепляется веревкой к шесту с развилиной на конце; веревка спускается на тропинку, где ее держит особая защелка, устроенная так, что она высвобождает веревку, если животное на нее наступает. Бегемоты – животные осторожные; поэтому их еще много. Один из них испугался парохода, который шел у самого берега. Стремясь спастись от него, бегемот бросился на берег и прямо попал в ловушку. На его спину обрушилось тяжелое бревно, вогнав отравленный наконечник копья на целый фут в его мясо. В агонии он нырнул обратно в реку, где через несколько часов околел, дав возможность туземцам устроить пир. Яд на наконечнике копья не действует на мясо, кроме непосредственно прилегающего к ране места; эта часть выбрасывается. [31] В некоторых местах к падающему бревну прикрепляется еще груз из тяжелых камней, но здесь достаточно и твердого дерева.
31
Это интересное явление подтверждается большим количеством литературы. Оказывается, что яд, введенный отравленной стрелой в организм животного, возвращается обратно к месту поражения, собирается в ранке. Данный кусок мяса есть нельзя, его вырезают и обычно закапывают в землю. Но если отравить стрелу ядом из этого куска, то убитое животное уже не годится в пищу Яд для стрел изготовляют из личинок одного вида жука, из соков некоторых видов растений (например, Strophanthus) и др.
В сумерках нас окликнул с берега властный голос: «Куда вы едете? Куда вы едете? Что это за шатанье?» – «Вы можете там спать, так и нечего волноваться» – таков был ответ наших макололо.
«Течь хуже, чем когда-либо, сэр, и в трюме на фут воды», – было первое, что мы услышали утром 20-го. Но мы уже привыкли к этим вещам и не удивляемся, когда бы ни услышали о новом «катаклизме». Пол каюты всегда мокрый, и воду приходится собирать тряпкой несколько раз в день, до некоторой степени подтверждая тем представление туземцев, что англичане живут на воде или в воде и у них нет домов, а только корабли.
Наша каюта стала излюбленным местом размножения москитов, и нам приходится содержать кровопийц как корабельного, так и берегового происхождения, из которых несколько видов оказывают нам раздражающее внимание. Большие коричневые москиты, которых португальцы называют mansos (ручные), летят прямо к своей жертве и немедленно принимаются за работу, как будто их пригласили. Некоторые из более мелких пород обладают необыкновенно острым жалом и очень сильным ядом. Что бы ели эти насекомые, если бы мы не проезжали здесь? – вот естественный вопрос, который у нас возникал.