Путешествия и исследования в Африке
Шрифт:
Вверх от Томбаньямы Замбези полна островами, и многих буйволов привлекает свежая молодая трава и тростник. Одного мы убили утром 27-го. Ночью в отдалении слышались раскаты грома, и, как обычно бывает при этом состоянии атмосферы, мясо испортилось так быстро, что на следующее утро его нельзя было есть. Однако в этом случае, когда не было никакого выбора, голод оказался самым лучшим поваром. Такое же быстрое разложение имеет место, если мясо повесить на четыре или пять часов на дерево папау; если же оно висит только час или два, то становится лишь нежным.
Когда 28-го мы отдыхали на острове поблизости от Поде-боде, трое людей Ма-Мбурума принесли нам в подарок муки и домашней птицы. У них принят следующий вид приветствия, который считается признаком хороших
После трехчасового плавания утром 29-го числа мы подошли к месту, где река снова сужается, сжатая горами Мбу-рума, которые называют Каривуа. Здесь только один фарватер, и вдалеке маячили новые пороги. Фарватер разделяется расположенными посередине скалами на две протоки. Проходя это место, люди, посланные Секелету, вели себя чрезвычайно благородно. Мы вошли в теснину без предварительной разведки, и громадные бушующие волны сразу стали наполнять каноэ водой. С большим присутствием духа и не колеблясь ни минуты, двое человек спрыгнули в воду, чтобы облегчить каноэ; потом они приказали сделать то же и одному батока, так как «белые люди должны быть спасены». «Я не умею плавать», – сказал батока. «Тогда прыгни и держись за каноэ», – ответили ему. Он так и сделал. Плывя рядом, они провели залитые водою каноэ в сильном течении до конца порогов, а потом вытащили на берег, чтобы вычерпать воду. Обыкновенная лодка могла бы пройти здесь вполне благополучно, но борты наших каноэ не поднимались и на фут над водой.
Благодаря отваге этих людей ничего не было потеряно, хотя все основательно промокло. Этот порог находится почти против западной оконечности гор Мбурума, или Каривуа. Ниже него вскоре начинается другой. Говорят, что когда вода поднимается, пороги не дают себя чувствовать. Второй порог был более труднопроходимым, и нам пришлось разгрузить каноэ и пронести наше имущество по берегу на расстояние около 100 ярдов.
Путем засечки времени, в течение которого брошенная в воду ветка проплыла 100 футов, мы определили, что быстрота течения достигает 6 узлов в час – больше, чем было замечено в каком-либо другом месте реки. Когда наши люди подводили к берегу последнее каноэ, течением занесло корму, и все люди, кроме одного, выпустили лодку, боясь, как бы их не унесло. Лодку вместе с держащимся за нее человеком быстро вынесло на середину реки. Когда надо было перестать держаться за лодку, он этого не сделал, а теперь вновь подверг свою жизнь опасности, выпустив ее, через несколько секунд его поглотил страшный водоворот. Его товарищи спустили каноэ в воду ниже порогов и вытащили его, когда он в третий раз вынырнул на поверхность. Его удалось спасти уже совсем обессилевшим.
Вид здешней местности напомнил нам Кебрабасу. По скалам проходит такая же полоса блестящего черного налета на высоте около 2 футов над водой. Так как был конец обычного сухого сезона, да еще после сильной засухи, на некоторых горах не было ни травинки, но на склонах виднелись красивые зеленые деревья. На неровных склонах появилось несколько антилоп; увидели мы и несколько лежавших и пивших пиво людей.
Теснина Каривуа имеет протяженность около 30 миль. Она кончается у горы Роганора. Возможно, что две скалы, возвышавшиеся на 12–15 футов во время нашего посещения этого места, бывают покрыты водой в разлив и могут представлять опасность. Главной опасностью для нас был ветер, так как достаточно было очень слабой зыби, чтобы каноэ уже набирали воду.
Первого ноября мы прибыли в Зумбо, расположенное в устье Лоангвы. Поскольку вода в этой реке едва доходила до колен, наша сухопутная группа легко перешла ее вброд.
Мы застрелили на острове против Панголы буйвола. Пуля попала ему в селезенку, и оказалось, что он уже раз был ранен в то же самое место, так как мы обнаружили в селезенке железную пулю. Старая рана совершенно зажила. По реке плыло много растений – Pistia stratiotes. Хотя здесь правый берег густо населен, но дичь водится в изобилии.
Утром 2 ноября, когда мы завтракали, явился Мамбо Казаи, о котором мы ничего не знали, с людьми, вооруженными мушкетами и большими рогами-пороховницами, и потребовал, чтобы мы уплатили пеню за проход по его земле, а также за дрова, которые мы использовали для приготовления пищи. Однако, когда ему сказали, что мы – англичане, он ответил: «Ах, так. Я думал, что вы – базунгу [португальцы], а с них я беру дань», – и извинился за свою ошибку.
Словом «базунгу», или «азунгу», называют всех светлокожих чужестранцев, в том числе и арабов, и даже невольников-торговцев, если они носят одежду. Вероятно, оно означает «иностранцы», или «гости», от «зунга» – «ходить в гости» или «путешествовать», а португальцы были единственными иностранцами, которых видели эти люди. Поскольку мы вовсе не хотели, чтобы нас принимали за людей этой национальности, мы обычно старались подчеркнуть, что мы – англичане, а англичане никогда не покупают, не продают и не держат черных людей в качестве невольников и стараются вообще прекратить работорговлю.
По пути мы зашли к нашему приятелю Мпенде. Он отвел нам хижину, на полу которой были разостланы новые циновки. Мы сказали ему, что спешим, так как приближается период дождей. «Дожди в самом деле будут скоро? – осведомился один его старик-советник. – Будут ли они обильны в этом году?»
На это мы могли только ответить, что приближается время, когда они большею частью начинаются, на что указывает обычный признак – обилие облаков, бегущих к югу; однако мы не знаем больше того, что известно им самим.
Некоторые люди иногда используют предполагаемую доверчивость туземцев, чтобы добиться у них временного успеха; но африканцы бывают обычно достаточно проницательны для того, чтобы обнаружить передержку, если она есть, и в дураках остается один путешественник. Во время предшествующей засухи Мпенде обвиняли в том, что он будто бы прогнал облака, и ему пришлось заплатить пондоро большую пеню в искупление своей вины.
Четвертого ночью разразилась буря; к утру ветер внезапно переменился, начал дуть в направлении вниз по реке и принес с собой грозу с громом, молниями и дождем. К утру понизилась температура воды и воздуха; температура воды упала до 25°, т. е. на 4°. В течение всего этого дня вокруг нас разражались грозы, Замбези поднялась на несколько дюймов, и вода в ней стала очень мутной.
Бегемоты здесь более осторожны, чем выше по реке, так как туземцы охотятся на них с ружьями. Застрелив одного на мелкой песчаной отмели, наши люди потащили его на левый берег, чтобы легче было его разделать. Это было прекрасное, жирное животное, и все мы предвкушали с удовольствием, что будем есть с его жиром наши сухие туземные лепешки, как с маслом. Мы послали повара вырезать хороший кусок нам на обед, но он вернулся с поразительным сообщением, что туша исчезла. Наших людей одурачили, и им было очень стыдно. Вот как это произошло. Несколько баньяи пришли помочь вытащить его на берег, причем уверяли, что здесь везде мелко. Они катили и катили его к берегу, потом заявили, что канат, которым он был привязан, мешает, и отвязали его. Все болтали и кричали изо всех сил, когда вдруг наш лакомый кусочек бухнулся в яму, – как того хотели бань-яи. Когда туша начала тонуть, все макололо бросились за ней. Один схватился за хвост, другой – за ногу, третий – за ляжку, но… «Клянемся Себитуане! Он потонул, несмотря на все наши усилия». Вместо жирного бегемота у нас была на обед тощая курица, и мы должны были радоваться и этому. Однако бегемот ночью всплыл, и его нашли милей ниже. Тогда баньяи собрались на берегу и стали оспаривать наши права на животное, говоря: «Его мог застрелить и кто-нибудь другой». Наши люди взяли немного мяса, а остальное предоставили им, не желая с ними ссориться.