Путешествия и исследования в Африке
Шрифт:
В теснине Какололе, около горы Маньерере, мы подстрелили красивого водяного козла; он упал на лужайке около ручья, где пасся. Громадный крокодил, который не спал в этот момент, схватил его и утащил в неглубокую воду. Смертельно раненное животное сделало отчаянный прыжок и, протащив за собой на протяжении нескольких ярдов крокодила, вырвалось из чудовищных челюстей. Чтобы спастись от охотника, козел прыгнул в реку и стал переплывать ее; но за ним погнался другой крокодил, которого, однако, быстро послала на дно меткая пуля. Козел проплыл еще немного, потом красивая голова опустилась, тело перевернулось, – и одно из каноэ вытянуло его на берег.
Водяной
Рисунок
Ниже Какололе и у подножия горы Маньерере мы увидели выходящие на поверхность на правом берегу Замбези несколько угольных пластов, которые не заметили, когда поднимались вверх.
Читора из Чиковы принял нас со своим обычным гостеприимством. Наши люди были очень довольны его любезностью и, конечно, не сочли ее за признак слабости. Они решили отблагодарить его за приветливый прием, когда явятся сюда с карательной экспедицией поесть овец баньяи в виде наказания за оскорбление, нанесенное им в деле с бегемотом. Тогда они пошлют к Читоре гонца – сказать ему, чтобы он не убегал, так как они, будучи его друзьями, не сделают ничего плохого такому доброму человеку.
Во время нашего путешествия вниз по реке мы собрали о ней следующие сведения. От того места во владениях Синамане, откуда мы отплыли, и до Кансало река более судо-ходна, чем между Тете и Сеной, хотя ширина ее не превышает большею частью 250–300 ярдов, т. е. она здесь не шире, чем Темза у Лондонского моста. Она глубока, и течение ее плавное. Немного ниже Кансало, у Карибы, реку пересекает базальтовая гряда, называемая Накабеле, похожая на искусственную плотину, построенную поперек реки. В ней есть большой проход, и она опасна только для каноэ. Затем глубокая и узкая река течет на протяжении нескольких миль сквозь хребет высоких гор. Еще ниже, к востоку от Кафуэ, ее ширина достигает не менее полумили; течение здесь медленное; много песчаных островов. Затем у Каривуа есть пороги, о которых мы уже говорили, – около 100 ярдов длины и с течением, достигающим почти 6 узлов в час; здесь самое быстрое течение на протяжении всей Замбези, кроме водопадов. От Зумбо и до Чиковы река опять широкая и удобная для навигации.
Чикова, о которой географы иногда говорят как о королевстве, иногда как о водопаде, – район с плодородной равниной на южном берегу. Раньше здесь обрабатывалась земля на обоих берегах, но теперь местность не населена.
Мы вошли на каноэ в пороги Кебрабасы у восточной оконечности Чиковы и прошли несколько миль по воде, пока река не вошла в ущелье 50–60 футов ширины, о котором мы говорили уже, описывая русло и фарватер при низкой воде. Тут плавание стало трудным и опасным. На 15-футовом спуске образовалось за наше отсутствие много небольших водопадов. Два наших каноэ прошли благополучно по узкому фарватеру; он раздваивался, и в месте раздвоения, у скалистой стенки, разделяющей два рукава, то открывалась, то закрывалась глубокая воронка водоворота. Следующим шло каноэ доктора; казалось, оно направлялось прямо в клокочущий водоворот, несмотря на усилия гребцов. Остальные готовились уже спасать утопающих; наши люди кричали: «Смотрите, куда их несет! Смотрите, смотрите!» – когда вдруг раздался громкий треск. Вода реки внезапно и по неизвестным причинам закипела – это случается здесь с неправильными интервалами, и каноэ д-ра Кэрка было брошено на выступающие перпендикулярно из воды скалы. Мы видели, как д-р Кэрк боролся со всасывающим действием воды, которая должна была иметь здесь глубину не менее 15 морских саженей, и, уцепившись за выступ, поднимался на скалу; его рулевой, держась за эту же скалу, старался спасти каноэ. Почти все, что было в лодке, унесла река. Каноэ д-ра Ливингстона, из-за которого было отвлечено внимание людей, было спасено тем, что воронка заполнилась водой как раз в тот момент, когда лодка достигла края ужасного водоворота. В каноэ д-ра Кэрка кое-что осталось, но все ценное, в том числе хронометр, барометр и, к нашему величайшему сожалению, его записки о путешествии и ботанические рисунки деревьев, растущих во внутренней части страны, погибло.
Мы вышли на берег и стали продолжать наше путешествие пешком, жалея, что не поступили таким образом днем раньше. Люди были очень напуганы; им никогда не приходилось плавать в таких трудных условиях. Они предпочитали нести всю поклажу, только бы избавиться от риска плыть по Кебрабасе. Однако, когда они прошагали целый день по горячим скалам и жгучему песку и устали, их настроение изменилось; они стали жалеть, что оставили каноэ. Они говорили, что надо было вытаскивать их в опасных местах, а потом снова спускать на воду.
Один из ослов издох от истощения недалеко от Луии. Хотя здесь едят мясо зебр и квагг, очень родственных ослам, но наши люди были шокированы мыслью о возможности съесть осла: «Это все равно, что съесть человека: осел живет с человеком и является его сердечным другом».
Мы встретили две большие торговые партии невольников из Тете, направлявшиеся в Зумбо. Они вели для обмена на слоновую кость большое количество женщин манганджа, которым были надеты на шею веревки; все они были привязаны к одному большому канату.
Панзо, старшина деревни, расположенной к востоку от Кебрабасы, принял нас очень любезно. После обычных приветствий он поднялся на холм и громким криком, раздавшимся на всю долину, приказал женщинам нескольких селений приготовить для нас ужин. Он вернулся около 8 часов вечера в сопровождении процессии женщин, которые несли пищу. Было восемь блюд с нсима, или кашей, шесть различных сортов очень хороших диких овощей, блюда с бобами и домашней птицей. Все было прекрасно приготовлено, и притом со скрупулезной чистотой. Деревянные блюда были почти так же белы, как мука. Принесли пищи и для наших людей. 21 ноября мы видели спелые манго, которые обычно указывают на близость португальцев. Тете мы достигли рано утром 23-го, пробыв в отсутствии немного больше шести месяцев.
Два английских моряка, на попечении которых был оставлен пароход, чувствовали себя хорошо и были совершенно здоровы в течение всего нашего отсутствия. С фермой они потерпели неудачу. Мы оставили им несколько овец, чтобы они могли заколоть их, когда им захочется свежего мяса, и две дюжины кур. Прикупив кур еще, они вскоре удвоили население своего птичьего двора и мечтали, что он будет хорошо снабжать их яйцами. Но моряки купили также двух обезьян, и вот обезьяны-то и ели все яйца. Однажды ночью на берег вылез бегемот и опустошил их огород; овцы забрались на хлопковый участок, когда хлопок был в цвету, и поели все, кроме стеблей; потом крокодил утащил овец, а туземцы украли кур. Не больше были их успехи и в кузнечном деле. Один португальский купец, имевший преувеличенное представление об изобретательности английских моряков, показал им двуствольную винтовку и спросил, не могут ли они восстановить попорченный ржавчиной цвет стволов. «Я думаю, что знаю, как это делается, – сказал один, отец которого был кузнецом, – это очень легко: достаточно сунуть стволы в огонь». На берегу был разожжен большой костер и на него водружены несчастные стволы, чтобы восстановить красивый цвет винтовки. К величайшему удивлению
Джэка, стволы отвалились один от другого. Чтобы выйти из затруднения, он и его товарищ склеили стволы смолой и послали владельцу со следующим сообщением: «Это все, что они могли сделать, и они не возьмут с него ничего за работу». Они также изобрели оригинальный способ заключения торговых сделок: узнав рыночную цену продуктов, они соглашались платить ее, но не больше. Если туземцы отказывались покинуть судно, пока цена не будет увеличена, из каюты выносился хамелеон, которого те ужасно боятся; увидев хамелеона, туземцы моментально прыгали за борт. При помощи хамелеона все споры разрешались в мгновение ока.
Но вне этих добродушных ссор они проявляли человечность, подобающую английским морякам. Однажды ночью их разбудил ужасающий крик, и они сейчас же поплыли в лодке на помощь. Крокодил схватил женщину и тащил ее по мелкой отмели. Как раз в тот момент, когда они к ней подходили, она издала страшный крик: ужасное пресмыкающееся откусило ей ногу у колена. Они взяли ее на судно, перевязали, как умели, ногу и, не придумав лучшего способа выразить свое сочувствие, дали ей стакан рому, а потом отнесли ее в деревню. Наутро они увидели, что повязки сорваны и несчастное существо умирает. «Я думаю, – заметил один из моряков, – что ее хозяин рассердился на нас за спасение ее жизни, раз она потеряла ногу».