Путешествия к американским берегам

Загоскин Лаврентий Алексеевич

Кончив, как бог даст, свое дело, отвезусь в Михайловский редут – в заливе Нортона – с 11 человеками настоящей моей команды. Река Квихпак впадает в море 5 устьями – слова туземцев, – но нам известно одно северное: по нем с основания редута ходят русские на байдарах, и подымались, как говорят, вверх по Квихпаку; описи нет, исключая определения немногих пунктов обсервированной широты, – верст с лишком на 1000. Вершина, по справедливому заключению наших проходимцев [землепроходцев], должна быть далеко, потому что в крайнем пункте, которого достигали по реке, вода подымается при весеннем полноводии до 3 сажен, лед несет 3 дня и течение примечено по 4 узла в час. На этом пункте Адольф Карлович Этолин основывает ныне одиночку, то есть избу с постоянным жительством 5 человек, и тут будет моя штаб-квартира первого года.

Я должен пояснить, что люди наши от этого места, по названию селения Нулагито, через посредство туземцев, успели открыть через хребты гор прямой, как здесь называют, перенос к заливу Нортона, верст на 100 выше Михайловского редута. Отправив летним путем часть сухарей, в половине ноября я должен буду следовать по

снегу на лапках, – род лыж – в селение Нулагито, куда дойду к Рождеству. Займусь постройкой байдары, на что снабжен сивучьим кафтаном – шкурой, а в исходе февраля, когда прибавятся дни, отправлюсь по Квихпаку. На 3 дня хода вверх впадает в Квихпак речка Куюкак, текущая от севера, по ней-то я должен всеми мерами добраться до пункта, определенного мной летом на реке Букланде, или как там она называется туземцами. Само собой следует, что при всяком удобном случае я должен определить и другие промежуточные пункты, связующие зунд Коцебу с бассейном Квихпака.

Возвратясь в Нулагито, дождусь весны и по проходе льда отправлюсь на байдаре вверх по Квихпаку, до возможности, определя также астрономически возвратный пункт. Потом, спускаясь по течению, оставляю Нулагито, определяю замечательные пункты по Квихпаку, до впадения в нее реки Чагелюк, от Нулагито в примерном расстоянии верст в 500. По Чагелюку также поднимаюсь, сколь позволят обстоятельства и местность, осматривать удобное место для устройства одиночки; возвращаясь, плыву вниз до нашей Икогмютской одиночки на Квихпаке, отстоящей от Михайловского редута верстах в 400. Тут ожидаю покрытия льдом рек. По первому пути иду пешком в Колмаковскую одиночку, ныне устраиваемый редут на Кускоквиме. Здесь останавливаюсь на кантонир-квартирах второго года. В исходе февраля отправляюсь вверх по Кускоквиму, потом по его притоку реке Тхальхук, неописанной, и далее вынужден буду отыскивать перенос в Кенайский залив, связывая определенные мной пункты на Квихпаке и Чагелюке с пунктами на Кускоквиме.

Бараборы, или жилища колош около Ново-Архангельского порта

Рисунок И. Вознесенского, 1843 – 1845 гг.

Если Бог приведет исполнить все это и пробраться в кенайский редут Св. Николая, то мне слава. Оттуда отправлюсь пешком и на байдарках в Александровский редут на Нушагаке, а оттоль тоже на байдарках и переносом на Аляску, на остров Кадьяк, из которого морем перевезут в Ситху. Если же не удастся пробраться в Кенай, то принужден буду идти один прямо через Колмаковский редут в Александровский или в Икогмютскую одиночку на Квихпаке, и весной по течению спущусь в Михайловский редут, из которого возвращусь в Ситху.

Вот, любезный друг, что предстоит мне; труда много, много лишений, – предместник мой креол Глазунов ел свои сапоги, но я, благодаря Бога, здоров, прошу только у него твердости для перенесения всех возможных случайностей.

Адольф Карлович снабдил экспедицию как только возможно. Многое могло быть и самим в тягость. Дай Бог оправдать его выбор и Фердинанда Петровича; последнего я просил в 1840 году о подобном назначении и крепко подозреваю в этой милости. Довольно, и рука устала, и много постороннего дела, прочти, пожалуйста, это письмо помнящим меня. Я располагал отослать статью о колониях, но оставляю как потому, что не совсем кончил, так и потому, что почитаю пустой при настоящем поручении.

Срок мой должен был окончиться к маю 1844 года, но для окончания возложенного могу думать о выезде не прежде, как в 1845; тут польза Компании того требует.

В одиночестве от скуки я сделался минералог, энтомолог, конхиолог²⁸⁰, зоолог и проч.; всеми возможными, что называется редкостями, уставлена и обвешена моя хата; теперь оставляю все до возвращения, опасаясь для отсылки неверности сообщений. Имей надежду получить что-нибудь из этой всячины, а с тем вместе и колибри, моли Бога, в чем уверен, о сохранении меня и доставления к вам полюбоваться вашим семейным бытом; заранее говорю, лишь бы добраться, соблазните.

Продолжайте присылку «Маяка», который будет возвращен с заметками: что делать! от критики родного и друга также не спасешься! а просматривал мои помарки; может, будет более времени, да и взглянуть на прошлое не мешает. Много правды и у М. Н. Загоскина в помещенной статье «Маяка», а мои будут с личными доказательствами. Лейтенант Венцов хорош и справедлив так, как нельзя более. Со временем может доставлю в совпад (pendant) ему лейтенанта Зорского, лишь бы подобный был конец. Жаль покинуть перо, а надо: полночь, и работы, и сборов пропасть. Прощай.

Напечатано в журнале «Маяк современного просвещения и образованности», 1843 г., т. 7, гл. 5, стр. 27-31. Подписано: «Лаврентий Загоскин». Адресат письма не установлен; по-видимому, это один из издателей «Маяка», какими в тот период были П. А. Корсаков и С. А. Бурачек. Письмо публикуется полностью. Исправлены опечатки географических названий.

ПЕСНЯ А. А. БАРАНОВА, 1799 ГОДА

Ум российский промыслы [116] затеял,Людей вольных по морям рассеял [117] ,Места познавати, выгоды искатиОтечеству в пользу, в монаршую честь (bis).Бог всесильный нам здесь помогает.Русскую отвагу всюду подкрепляет,Только обозрели, вскоре обселилиПолосу важну земли матерой.Составляя

общества, союзы,Нам не нужна пышна эллин муза,Только бы учило природы простыеСледовать правам и чтить той закон,Стройтесь, зданья, в частях нова света,Росс стремится, – Нутка его мета.Дикие народы, варварской природы,Сделались многие друзья нам теперь.Петр Великий! Если б ты проснулся,То б увидел, что не обманулся.Вблизи землю чая, важны пользы зная,Открыли потомки, и стали в ней жить.Аргонавты блеском обольстились,Шкуры позлащенной искати пустились;Служить бы им можно, отечеству важно,Если б то знали про здешний они край.Здесь златорунных кож хоть не ведется,Ни драгое злато к нам отвсюду льется [118] .Кабы не пришельцы – други европейцы [119] ,Был бы с избытком наш риск награжден.Сухарева башня Москву украшает,Колокол, Царь-пушка народ удивляет.Дива там толики, как Иван Великий,Но здеся нам пользы в том нет никакой.Честию, славой сюда завлеченны,Дружбою братской здесь соединенны,Станем создавати, дальше занимати,Русским полезен Америки край.Здесь хоть дика кажется природаКровожадна привычка народа [120] ,Но выгоды важны, отечеству нужны —Сносными делают скуку и труд.В свете новом, в странах полунощных,Мы стоим в ряду к славе людей мощных.Народы мирятся, отваги боятся,Бодрствуйте, други – Русаки бо есть.Нам не важны чины, ни богатство,Только нужно согласное братство,То, что сработали, как ни хлопотали,Ум патриотов уважит потом.

116

Под словом промыслы доныне в колониях разумеют всю промышленность пушными мехами; отсюда промышленник– название, под которым сибиряки разумеют всех служащих в Российско-Американской компании, несмотря на то, что вообще все нанимающиеся в колонии никогда, не участвуют в самом производстве лова, разве только в качестве приказчиков.

117

Здесь Баранов подразумевает все первоначальные вольные компании, действовавшие каждая отдельно, до соединения в одну общую – Российско-Американскую.

118

Баранов разумеет пушные меха.

119

То есть англичан и подданных Соединенных Штатов.

120

Несмотря на вводимое с 1841 года христианство, принимаемое многими туземцами охотно, доселе еще у колош не искоренился обычай по смерти кого-либо из тойонов убивать по нескольку рабов для услужения ему на том свете.

* * *

В последнее тридцатилетие мудрое правительство по обширному царству Русскому расставило много глаголов для наших потомков, в памятниках не только отдельных, важных событий, как битвы Бородинская, Полтавская и другие, не только в таких памятниках, как избавителю России и Европы Александру Благословенному и князю Пожарскому и Минину, но и в памятниках отдельным лицам. Так, в моей страннической жизни удалось мне в Иркутске поклониться праху Г. И. Шелихова – основателя Российско-Американской компании; в Красноярске незабвенному для Американской компании и истинному патриоту Н. П. Резанову; в Тобольске праху Ермака Тимофеевича, в его памятнике, шпиц которого в небо ввивается, по выражению сибиряков; в Казани Державину; в Симбирске Н. М. Карамзину; наконец, на берегах Невы князю Смоленскому, Барклаю, и в ту пору, еще не отосланному на место памятнику общего нашего дедушки И. А. Крылова.

Надпись на памятнике Г. И. Шелихову в Иркутске

Кроме этого, охота и служба заносили меня на самый север окраины России, в наши американские колонии. Бесспорно, эти полтора миллиона квадратных верст материка Америки есть подарок России от первого главного правителя колоний, каргопольского купца – впоследствии коллежского советника – Александра Андреевича Баранова; но памятник дел его можно ли считать в его жизнеописании, написанном в 1835 году К. Хлебниковым, по образцу биографий прошлого столетия, без всякой исторической критики? Прочтя это жизнеописание, вы не познакомитесь ни с домашней жизнью, ни с задушевными мыслями и чувствами человека, обрекшего себя на 28-летнее отлучение от родины, им пламенно любимой, в край совершенно новый и дикий в ту пору для всей Европы.