Путешествия Никласа
Шрифт:
Перед поездкой историк, разумеется, изучил материалы Демографической Комиссии и знал, что Сидор-21 погиб при личном исследовании своей нейтронной звезды, зачем-то пожелав взять пробу вещества с ее поверхности с помощью гравитационного щупа (хотя никто его об этом не просил). Он слишком близко подлетел к звезде, и в автоматике его станции что-то фатально разладилось. Сидор-21 погиб, не сумев воспользоваться дыроколом. А вот его дочь (которую смелый ученый потащил с собой на экскурсию), к счастью, спаслась – Сидор впихнул ее в дырокол и отправил домой. Экспертиза Гелиодезической Комиссии заключила, что для эвакуации
Это печальное событие произошло около трех лет назад.
– Знаете, я почему-то думала, что демографы предложат описать в «Истории» гибель Сидора-21.
– Но ведь вы бы все равно отказались, не так ли? – осторожно спросил Никлас.
– Конечно. Зачем увековечивать этакую глупость? Когда можно было использовать обычный автоматический зонд, он полез к звезде самостоятельно.
Анна-32, похоже, окончательно впала в раздражение, хотя амплитуда ее радиоволны и осталась идеально выверенной.
– В Комиссии понимают ваши чувства, поверьте.
Благодаря встроенному индикатору Никлас уже понял, что нервная система Марины-49 наполовину или даже больше состоит из кремния. И хозяйка дома, очевидно, догадывалась об осведомленности историка, ведь в отличие от семейной биоформы она явно обладала всем доступным человеку спектром восприятия. Сканирующие импульсы от гостя она вряд ли могла не уловить.
– Кажется, гелиодезисты тогда предложили вам снизить объем исследований ближнего космоса в два раза, – заметил историк. – И вы согласились.
– Конечно… Пойдемте отсюда.
Марина-49, так и не обратившая никакого внимания на мать и ее гостя, продолжала урок танца, копируя по мере сил движения биоформы. Никлас сделал еще одну безуспешную попытку понять их речь и вышел вслед за Анной-32 в соседнее помещение. Тут, видимо, девочка отдыхала после занятий, купаясь в мягком ультрафиолете и парах бензола.
– Я хотела как можно дольше держать свои медицинские опыты в тайне, – сказала Анна. – Но раз уж вы поняли, что моя дочь… Слушайте. Во время аварии на станции в ее обшивке открылась брешь, и Марина получила очень большую дозу жесткой радиации. Ее нейроны стали разрушаться один за другим, словно по эстафете, и началось это сразу во множестве точек ее организма. Особенно в мозге, конечно. Если бы я промедлила хотя бы несколько дней, она бы погибла. У вас на глазах умирал ваш ребенок?
– Нет, – пробормотал историк.
– Попытайтесь меня понять. Мой муж погиб, и у меня осталась только Марина-49. Остальные наши дети давно вступили в брак и живут отдельно, знаете ли.
Она продолжала рассказ, общий смысл которого Никласу стал ясен уже из предисловия. Анна-32 поступила единственно возможным способом, задав программу для нанороботов и введя с их помощью в организм дочери почти килограмм кремния. Крошечным автоматам удалось залатать «пробоины» в нервной системе девочки, но больше половины ее родных нейронов невозвратно погибло. Марина-49 выжила, потеряв все воспоминания и навыки, приобретенные за десять лет жизни. Восстанавливать их пришлось с помощью записей мнемографа, но разве сравнятся такие искусственные записи с подлинной памятью?
– Вы можете делать что хотите, хоть подавайте на меня в суд Центра, – устало подытожила хозяйка. – Но я никогда не
Никлас не стал на это ничего говорить, потому что никакие слова тут помочь не могли. Марина-49, формально будучи биоформой, в глазах этой женщины оставалась человеком. Хвала Копернику, этот случай не потребует от него кривить душой и подделывать отчет. И автоматический инспектор все равно бы когда-нибудь выявил искусственность девочки. Скорее всего, чиновники из ДК просто хотели убедиться в своих подозрениях на счет Марины-49, не собираясь что-либо предпринимать. Не настолько же они тупы и жестоки…
– Я попробую убедить начальство исключить вас из репрезентативной выборки по сектору, – кисло сказал историк. Хозяйка даже не усмехнулась в ответ.
«Святой Фридман! – подумал он по дороге к дыроколу. – Неужели эти чинуши переведут ребенка в каталог биоформ только лишь по формальным признакам?» Увы, Вселенная бездушна, и человек на ее просторах – лишь атом среди множества подобных себе… У законов природы не бывает исключений, почему они должны быть у законов общества?
«Великий Белл, если бы демографы собирались наказать Анну-32, они направили бы к ней автомат, а не живого человека», – мрачно, но с надеждой заключил Никлас.
У «Ежа-2» проблемы
4/130. «Нептун» вернулся из путешествия спустя час после его начала. И тем не менее он успел поглотить половину своих припасов, а коллоид клетчатки и вовсе подчистил до последней молекулы. Но я на него не сержусь, потому что он привез полную кассету впечатлений. Увы, просмотреть их на трансляторе мне не удалось! Там такая мешанина импульсов от самых неожиданных участков тела (сердца, таламуса, процессоров, даже почек), что транслятор выдает ошибку.
Пришлось заказывать программу расшифровки в Этической Комиссии. Они затребовали подробное обоснование моего «сурового» обращения с биоформой (хорошо, что негэнтроп не видел их текст, иначе этот тип не преминул бы укорить меня за «эксплуатацию», а потом годами грозил пожаловаться в ЭК). Особенно чиновник упирал на то, что посылать «Нептуна» было нецелесообразно, потому что с его задачей справился бы любой автомат. В общем, я долго придумывал причину использования «Нептуна» – мол, он сам попросился в полет и так далее. Сегодня в полдень наконец получил долгожданную программу дешифровки и тотчас загрузил ее в компьютер, так что впечатления моего славного негэнтропа, надеюсь, скоро будут доступны.
Скандальный Совет
8/237. Как старику Иану-1 удалось заполучить протокол заседания Кланового Совета, Никласа не заботило. Может быть, ему по должности полагалось иметь копии подобных вещей. Впрочем, Петров DFS-0976 исполнил собственное обещание, и довольно.
Посвятив половину вчерашнего дня моделированию поверхности (для Ирины), историк с облегчением уединился в библиотеке и загрузил транслятор кассетой, полученной от старого демографа. Запись была общей, не персонифицированной, а потому в ней полностью отсутствовали всякие личные эмоциональные оценки. Но так было даже лучше, ведь Никласа интересовала только формальная сторона этого давнего дела.