Путешествия Никласа
Шрифт:
– Это не похоже на обычную кодировку записи, которая происходит, когда ее делает биоформа, – авторитетно заявил «Динго».
– Неужели?
– Точно так. Вернее сказать у меня не получится, но это не человеческая и не биоформная запись, мастер. Она… искусственная. Может быть, и не запись вовсе, а какая-то сложная программа. Мне так кажется.
– Откуда у тебя такие догадки? – удивился Никлас.
Негэнтроп слегка смутился, подыскивая слова.
– Ваша супруга использовала меня для получения необычного информационного ряда, искаженного тем, что цвет и запах, инфракрасное и ультрафиолетовое излучения в нем меняются местами, – пробормотал он. – Я подвергся… э… сильному полевому воздействию на нервы.
– М-да.
«Интересно, какие еще подробности ее бесконечных развлечений всплывут благодаря вдумчивым беседам с негэнтропом?» – задумался Никлас. Но как бы то ни было, проблема кассет с надписями «U2» распухла словно культура плесени в пробирке (как выражались древние). Путей ее решения существовало два: один муторный и безопасный и второй – решительный, но непредсказуемый.
Долго не колеблясь, Никлас отправил письмо старику Иану-1 с просьбой выслать ему возможно более емкий накопитель данных, помеченный Гелиодезической Комиссией. Без него забраться в компьютер Деева будет попросту невозможно. Посылка пришла поздним вечером, а на ее пластиковом боку, скрывающем 6-мерный континуум, было нацарапано слово – «авансом».
– Спасибо, спасибо… – хмыкнул Никлас. Теперь он был готов еще раз навестить безумных биоформ Леонида-1.
Беспамятство излечимо
4/138. Совершенно не помню, как у меня на руках оказались эти копченые ожоги. Пришлось ввести в кровь дополнительные тридцать тысяч нанороботов, а заодно и анестетик – очень уж мешали мне заскорузлые корки спекшейся кожи на ладонях и запястьях. Минут десять пытал биоформ, выспрашивал отчет о событиях последних дней. Негэнтроп отвечал как-то загадочно:
– Попали в переделку вы, мастер. Оставил я запись о путешествии своем, и глядели вы ее в одиночестве полном, пока брата моего не призвали.
Уф, не могу привыкнуть к его новой манере объясняться.
– А как пришел я к вам, сударь, так и знаний почерпнул астрономических – страсть! – сказал оказавшийся рядом «Хаос». – Вот бы применить их поскорее, просто не терпится практикой, так сказать, испытать сухую теорию! – И он азартно потер короткие руки друг об дружку, рискуя вывернуть имплантированные микросхемы вместе с проводами. – А что двигатель Холла погорел, так то не беда! Починим, однако, для того и руки мне новые дадены.
И тотчас ушел из спального блока, где я отлеживался. Наверное, решил применить полученные теоретические знания – хотя когда и чему я мог его научить, не считая установленной в мозг микросхемы? Негэнтроп, сославшись на бытовые дела, также ушел, предварительно изучив показания приборов, тянувшихся к моей голове гибкими световодами. Я взял со столика ви-кей, чтобы просмотреть записи по дому за последние дни. Память оказывалась выдавать запечатленные в ней происшествия, и следовало подстегнуть ее визуально-акустическим рядом. Оказалось довольно скучно – я тупо провалялся в медицинском боксе, залечивая ожоги от двигательного выхлопа. Но главное я все-таки вспомнил, когда увидел себя самого перед транслятором в библиотеке, находящегося в ступоре. Вокруг меня вертелась какая-то белесая муть, иссеченная золотистыми прожилками (но именно она сдвинула некий переключатель у меня в мозгах, и я вспомнил, как собирался просмотреть запись путешествия «Нептуна»). Последняя кассета мнемографа поведала мне о том же.
Опыт с растяжкой времени негэнтропом оказался опасным, это я осознал сразу. В его кремниевых мозгах осела такая чудовищная жуть, что мои собственные нейроны отказались переварить ее. Да и сам «Нептун», похоже, повредился головой.
Неужели придется отказаться от опытов с 7-дыроколом? И ради такого пораженческого вывода я порвал с собственным кланом, став «основателем» нового?
Безумный энтроп
8/239.
Она недавно проснулась и занималась тем, что зачем-то гоняла ручной атомный лазер, буравя ближайший бархан. На нем цвел текучий, быстро заносимый песком абстрактный рисунок.
– Отдыхаешь?
– Думаю над природой взаимодействия быстрых атомов и кристаллического вещества.
– Гм… Иринка, мне нужно слетать к одному необычному типу. Я не хочу понапрасну беспокоить тебя чепухой, но ты не могла бы проверить, вернусь ли я через сутки?
– Биоформу с собой не хочешь прихватить? – встревожилась она. – Оружие?
– Это не опасно, – заверил жену историк.
Потом еще минуты три ему пришлось повторять эту фразу в разных вариациях. К счастью, у Ирины был назначен краткосрочный визит к одному из поздних детей, и слишком навязываться в попутчицы она не стала. «Лучше бы я „Динго“ попросил», – досадуя на себя, подумал Никлас при входе в камеру дырокола. Все-таки вояж в NGC 69307-3 тревожил его. Настолько, что он укрепил кожный покров дополнительным слоем легкой и прочной одежды, способной выдержать средней силы удар любого из типов полей. Затем Никлас впрыснул в тело утяжелитель костей и опутал себя изнутри дополнительными титановыми стяжками. В общем, выглядел он достаточно нелепо и претенциозно, словно какой-нибудь юнец, воображающий себя древним следопытом, на прогулке в парке дикой природы.
В доме Леонида-1 ничего не изменилось, даже пыли не стало больше: очевидно, кто-то из биоформ истово поддерживал видимость того, что в доме живет человек. Никлас медленно осмотрелся и вдруг заметил, что сигнал «свободно», почти всегда горящий на «отправной» камере (той, где установлены черные микродыры), отсутствует. «Кто-то только что улетел отсюда!» Метнувшись к боксу, историк попытался вывести на экран координаты точки назначения, но к своему ужасу увидел, что ни одна из клавиш его не слушается. Дырокол был неисправен! Выбраться с планеты теперь удастся только через несколько суток, да и то если цел форматор, с помощью которого можно изготовить необходимые детали. Никлас в бессильном гневе ударил по обшивке камеры укрепленным кулаком, и та отозвалась мертвой и гулкой пустотой. «Нет, не может такого быть, – сказал себе историк. – Это профилактика». После этой утешительной мысли ему вдруг стало страшно.
Чтобы совсем не потерять голову, Никлас отдал команду нанороботам, и те стимулировали выработку транквилизатора, моментально разнеся молекулы по важнейшим внутренним органам, и особенно в мозг. Стало намного легче, историк глубоко вздохнул и собрался. Необходимо было обнаружить, что здесь случилось за последние несколько дней. Может быть, прибыл сам Деев и деактивировал дырокол?
Никлас вышел из транспортного узла, зачем-то стараясь ступать как можно тише. В коридоре, опоясывающем дом, горело аварийное освещение – прежние хемилюминесцентные лампы сменились обычными радоновыми светильниками. Показалось, что где-то негромко поскрипывают несущие балки, будто снаружи бушевал нешуточный атмосферный шторм. Но Никлас знал, что давление воздуха на планете понижено, и этот странный звук вряд ли издавали конструкции дома. Он двинулся на источник шума, избегая касаться стен и в особенности оптоволокон, мягкими связками струившихся мимо него. У ответвления, ведущего к складу оборудования, он остановился – звук шел оттуда. «Что-то я совсем осмелел», – медленно подумал историк и вызвал на сетчатку глаз карту дома. Компьютер не отозвался, как будто это не он в прошлый визит Никласа вел себя как родной.