Путешествия по Центральной Азии. Путешествия по Сибири
Шрифт:
Мои спутники спустили меня по веревке в эту шахту. Она представляла собой круглую дудку, вроде колодца, диаметром 1 м и глубиной 13 м; верхние 3 м были закреплены плетнем, ниже в стенах видны были валуны и галька древних речных наносов. Со дна шахты шел извилистый штрек (галерея) в 1 м вышины по самой богатой части россыпи с боковыми разветвлениями. В конце его я увидел рабочих, которые были удивлены и недовольны моим посещением. Никакой крепи в штреке не было, освещение состояло, конечно, из масляных плошек. Добытый золотоносный пласт мальчики по штреку, в корзинах, выносят к шахте. Так же примитивны были и приспособления для промывки пласта в речке, и снос золота наверняка был большой, тем более, что золото мелкое.
Как я узнал, рабочие получали от хозяина по пол-лана, т. е. рубль в месяц, при хозяйских харчах, обуви и инструментах и должны были добыть втроем каждый день от 70 до 100 корзин пласта, весом около 2 пудов каждая. Промывку, вероятно, ведет сам хозяин или его доверенный. Из этого количества намывают около половины золотника золота, т. е. около 2 г.
В отрогах хр. Рихтгофена мы перевалили в бассейн р. Хыйхэ, которая далее к западу прорывается по недоступным ущельям через хребет и орошает оазис г. Ганьчжоу. По р. Хыйхэ живут монголы, тангуты. Если бы я не был связан наемными животными, я мог бы пройти по р. Хыйхэ до ее верховий, откуда есть дорога в Сучжоу с 4–5 высокими перевалами.
Наша вьючная дорога в Ганьчжоу свернула за маленьким городком Унихочен в боковую долину через хр. Рихтгофена и быстро достигла перевала высотой 3600 м. Длинный спуск по северному склону шел по р. Янхэ, долина которой скоро превратилась в живописное ущелье (см. рис. на стр. 151); по нему мы вышли из хребта в пояс оазисов, расположенный по другим речкам, вытекающим из этих гор, и сливающийся далее с оазисом г. Ганьчжоу.
Снова после прохлады и простора горных долин с видом высоких гор, частью с вечными снегами, мы попали в густонаселенную местность северного подножия, с многочисленными пашнями, садами и рощами, летней жарой и лёссовой пылью.
Наньшань на нашем пути из Синина значительно отличался от той его части, которую мы пересекли на пути в Цайдам. Здесь атмосферных осадков гораздо больше, реки многочисленны и многоводны; склоны покрыты травой и кустами, местами есть леса; ледники более часты и снеговая линия спускается ниже. На западе сухость климата обусловливает полупустынный характер долин и склонов, более высокое положение снеговой линии, недостаток орошения и скудость растительности.
Из Ганьчжоу мы прошли в Сучжоу по описанному уже в восьмой главе поясу оазисов.
Глава одиннадцатая. По Эцзин-Голу вглубь Центральной Монголии
Оазис Сучжоу. Вдоль хребта Пустынного. Русло Эцзин-Гола. Лак пустыни и работа песка. Горы Боро-Ула. Поиски проводника у князя Бейли-вана. Невольное изменение маршрута. Потеря двух рабочих. Унылая природа низовий рек. Умирающие рощи. Слухи о развалинах Хара-Хото. Безводная пустыня. Жуткие ночлеги. Курьезное разрешение тревог. Ландшафт Центральной Монголии. Горы Дзолин и Гурбансайхан. Кое-что о верблюде. Путь к Желтой реке. Чередование горных цепей и долин. Появление песков. Саксаул. Горы Харанарин-Ула. Вдвоем через пески без проводника. Оазис Шаджинтохой. Резиденция Сантохо.
Вернувшись в Сучжоу после почти трехмесячного кругового маршрута по Наньшаню, я прожил месяц у Сплингерда, составляя отчет об этом путешествии и занимаясь организацией нового каравана. Как сказано в главе десятой, я продал в Синине всех верблюдов и часть лошадей, которые не могли выдержать обратный путь из-за усталости, а на вырученные деньги нанял вьючных мулов. В Сучжоу я получил опять средства, переведенные Географическим обществом на второй год путешествия, и мог купить свежих верблюдов. Я искал также проводника, знающего прямую дорогу в Сантохо на Желтой реке через Алашань, так как хотел идти оттуда через Ордос и Шэньси к окраине Восточного Тибета, чтобы встретить там Потанина. Но найти такого проводника в Сучжоу не удалось и поэтому пришлось изменить маршрут и идти вниз по р. Эцзин-Гол в надежде, что у местного монгольского князя проводник найдется.
К половине сентября отчет был написан, сухари заготовлены, куплены свежие верблюды и лошади, и мы могли отправиться в путь. Все коллекции, собранные по пути от Пекина и в Наньшане, были сложены в доме Сплингерда, так как я должен был вернуться весной в Сучжоу на обратном пути на родину. Мы ехали вчетвером: я, Цоктоев, цайдамский монгол Абаши и молодой тюрк, нанятый в Сучжоу; он был одним из рабочих каравана англичанина Литтлдэла, с которым я встретился в Синине и который в Ланьчжоу отпустил большую часть своих тюрков, так как в собственно Китае, где нужно ночевать на постоялых дворах, многолюдный караван уже является обузой. Этот тюрк возвращался домой, а в Сучжоу Абаши, знавший также немного по-тюркски, уговорил его наняться ко мне. Пятый был китаец-проводник.
Из Сучжоу мы направились на северо-восток вниз по оазису этого города, орошенному здесь обеими реками – Линшуй и Дабэйхэ, выносящими воду из ледников Наньшаня, но представляющему, кроме пашен, садов и селений, также болотистые впадины с зарослями камыша, солончаки и холмы с выходами третичных отложений. Мы миновали остатки Великой стены и городок Цзиньтасы («монастырь золотой башни»), в котором 200 лет тому назад была кумирня с позолоченной башней. За ним пашни и селения начали редеть, чаще прерываясь солонцовой степью и небольшими кучевыми песками. На четвертый день появились уже барханы, и на севере показались плоские высоты первой цепи Бэйшаня, не имевшей отдельного названия, – я назвал это хребтом Пустынным.
На южном горизонте Наньшань, на котором свежий снег покрывал уже большинство склонов, постепенно скрывался за пыльной завесой. Воды в русле р. Линшуй, которое мы пересекли, уже почти не было, и две эти крупные реки Наньшаня добегают до р. Эцзин-Гол только во время половодья.
На пятый день дорога вышла к последней реке, представляющей продолжение р. Хыйхэ, самой крупной в Наньшане, но пролегала в стороне от нее по предгорьям низкого хр. Пустынного, разнообразный состав горных пород которого доставил мне очень много работы в течение четырех дней. Мы делали небольшие переходы, и с ночлегов я совершал экскурсии пешком вглубь гор. Эти предгорья оправдывали свое название, так как растительность на них была самая скудная и местами совсем отсутствовала; склоны были покрыты щебнем и обломками и говорили об энергичном выветривании. За Эцзин-Голом одно время были видны стены китайского городка Moмин, последнего на этой реке. Пояс растительности – деревьев и кустов – на берегах реки не широк, местами даже прерывается.
На щебне и скалах хр. Пустынного я впервые заметил обширное развитие лака, или загара, пустыни – тонкого бурого или черного налета, скрывающего цвет горной породы и придающего местности очень мрачный вид. На более твердых и мелкозернистых породах этот лак черный и блестящий, на известняках – бурый матовый; даже белый кварц часто покрыт черным лаком. Но везде, где на дне долин были скопления сыпучего песка, щебень и нижняя часть склонов имели нормальный цвет и были даже отшлифованы, так как струйки песчинок, переносимых ветром, уничтожали лак и полировали камень.