Путешествия в Мустанг и Бутан
Шрифт:
Я развернул его и прочёл:
«Сим объявляется королевская воля, чтобы по всей стране Ло ламы и трава (монахи) показывали французу, которых двое (имелись в виду Таши и я), всё, что находится в монастырях, а также книги. Так повелел король Ло».
Под рескриптом стояла печать королевского дома из концентрических кругов.
Я поблагодарил, сложив ладони перед носом и повторив несколько раз: «Тудече, тудече». Неожиданно король сказал, что его сын болен. Я уже успел освоиться кое с какими медицинскими терминами и спросил, что с ним. Джигме Дордже ответил, что у него сильные боли в животе, он с трудом удерживает пищу. Почти безошибочно можно было определить дизентерию, тем более что он зимой ездил в Индию. Общеизвестно, что жители северного полушария часто болеют, оказавшись в тропиках. Живя в высокогорном климате, где относительно мало микробов, они заражаются дизентерией, едва спускаются в более тёплые районы. Монахи, отправляясь на поклонение святым местам, непременно привозят домой болезнь и частенько умирают от неё, поэтому дизентерия слывёт здесь «святой хворью».
В Ло-Мантанге у меня были таблетки, и я обещал завтра доставить лекарство.
На прощание король сказал, что я первый иностранец, которому дозволили остаться на продолжительный срок в его стране. Я выразил свою признательность и попытался откланяться. «Попытался», поскольку подвёрнутая нога, на которой я просидел несколько часов, затекла и понадобилось немало времени, прежде чем я обрёл способность шевелить ею.
Вытащив из чубы припрятанную бутылку виски, я кое-как, хромая, доплёлся до столика и заявил его величеству, что «это отличное лекарство от сердечных и прочих невзгод».
Ну что ж, аудиенция у правителя высокогорного королевства прошла, по-моему, удачно, была даже обещана ещё одна встреча. Король дал разрешение посетить монастыри и осмотреть книги.
Таши, делясь впечатлениями, нашёл, что король «не слишком хорошо воспитан» (!) и говорит с «сильным акцентом, как все крестьяне Ло».
У ворот нас ждали пони, которых велено было вернуть слуге в Ло-Мантанге. Я помчался впереди Таши, испуская радостные вопли. Маленькие лошадки — я обратил на это внимание ещё во время первой экспедиции по Гималаям — удивительно выносливы и не знают равных в беге по горам. Нет ли какой-нибудь связи между мустангами, известными во всём мире, и здешним королевством? К сожалению, нет. Наименование дикой лошади происходит от искажённого испанского «мостренго» (дикий), и оно бытовало задолго до того, как в 1850 году королевство Мустанг стало Мустангом. А что касается местной породы, то лучшие экземпляры, как сказал мне сын короля, выводят племена шерпов амдо.
Проснулся я от холода: нашу спальню-часовню насквозь продували сквозняки. В довершение в ней было полно церковных крыс, питавшихся дарами алтаря. Зато аскетизм моей новой жизни позволял оценивать всё по иной шкале ценностей. Я стал получать удовольствие от глотка чистой прохладной воды, от пробуждений с восходом солнца. Я понемногу освобождался от всех привычек прошлой жизни, за исключением курения. Но и тут приходилось ограничивать себя, ибо курить в доме считается среди жителей страны Ло грехом. Гималаи остались в наши дни одним из редких краёв, где люди не страдают от этого пагубного порока.
Среди лоба (жителей Ло) редко встретишь человека с хмурым лицом, дружеский смех звучит по каждому поводу; скажем, я не так завязал чубу или неправильно произнёс какое-то слово — тут же раздаётся заливистый смех. Я видел, что люди относятся с удовольствием к моим стараниям походить на них. Большинство впервые видело европейца. Тони Хаген и профессор Туччи слишком недолго пробыли здесь, чтобы оставить по себе какую-то память…
Ребятишки на улицах частенько кричали мне вслед: «Длинноносый!» или «Желтоглазый!» Этим людям, которых на Западе зовут «жёлтыми», мы, европейцы, кажемся желтоглазыми из-за светлого пигмента зрачков. Ну а что касается первой клички, то мне не раз приходилось её слышать в детстве в пансионах Франции, Англии и Канады, где я жил. Мужчины в нашей семье унаследовали носовой отросток от Сирано. И здесь он особенно бросался в глаза.
В Ло-Мантанге кипела жизнь. На редких деревьях сидели громадные вороны — величиной чуть ли не с орла. Это одна из немногих птиц, сумевших приспособиться к гималайскому высокогорью. В сумерках они издают странные крики, напоминающие рёв охотничьего рога. По утрам меня встречало чириканье воробьёв, но эти птахи улетают с приближением зимних холодов. Лоба обожают птиц и вообще всё живое. Голуби и воробьи едят из человеческих рук. Строгий запрет, наложенный буддизмом, свято соблюдается, поэтому многие животные, которые у нас на Западе считаются дикими, здесь приручены. По миграции птиц жители Мустанга определяют смену времён года; чтобы узнать, какой сейчас месяц, достаточно взглянуть, какие птицы кружатся в небе. Погонщики редко когда ударят мула или яка. А ударить лошадь — такое лоба и представить себе не может. Гармония между людьми и природой — один из самых трогательных аспектов жизни этого района.
Вообще мирный нрав и доброжелательность мустангцев поразили меня. Если не считать редких семейных ссор, сопровождающихся, как это принято во всём мире, криком, я не слышал и не видел здесь скандалов. Единственным человеком, выходившим из себя в Ло-Мантанге, был я. Недаром тибетцы считают дурной характер специфической чертой европейцев. Возьмите, к примеру, реакцию человека, опоздавшего у нас на поезд: разве не станет он ругаться и чертыхаться, хотя бы вполголоса? Кто у нас позволит себе оказаться в дурацком положении и не разгневается? Здесь мне живо пришлось умерить пыл. Однажды я напустился на крестьянина, который обещал что-то сделать для меня и не сделал. Тот с удивлением посмотрел на моё лицо и сказал:
— Вы такой учёный человек. Неужели тёмный крестьянин мог вызвать ваш гнев?
Это было хорошим уроком…
Чтобы доставить королевскому сыну обещанные таблетки, мы двинулись в Тренкар пешком. Дорога шла вдоль оросительного канала, от которого отходили акведуки. Строить ирригационные сооружения весьма непросто в краю, изрезанном глубокими ущельями, где в период таяния ледников мчатся бурные потоки.
Все города и сёла Мустанга, за исключением разве что Тренкара и южных районов, расположены выше уровня вод, и жителям стоит немалых трудов поддерживать водоёмы, жизненно важные для сельского хозяйства. Я осмотрел несколько устройств — это были подлинные шедевры смекалки и мастерства.
Шесть километров, отделяющие Ло-Мантанг от летней резиденции монарха, прошли довольно быстро. Но затем добрый час нам пришлось простоять перед запертыми воротами дворца, ожидая, когда нас впустят. Вопреки всем добрым намерениям, я начал чертыхаться. Наконец ворота отворили и нас провели в тронный зал. На сей раз там было гораздо меньше зрителей, чем во время первой аудиенции. Король был крайне любезен и немедленно заставил сына, который выглядел действительно плохо, проглотить мои снадобья. Всё, казалось, шло хорошо до того момента, когда я спросил, могу ли посмотреть книги, о которых его величество упоминал накануне. Тот ответил, что в этих книгах ничего не говорится об истории страны, это просто сборники легенд и сказаний. Но он готов снова ответить на мои вопросы. Я очень огорчился… Что могло произойти за один день?
Туманные ответы ещё пуще разожгли моё любопытство. Король сказал, что в незапамятные времена в Мустанге стояли четыре крепости. Развалины их сохранились доныне, названия — тоже, но никто не знает имён их владельцев. Покорив их, Аме Пал и провозгласил королевство Ло.
Интересно, что могло повлечь мою опалу?..
Первый иностранец, поселившийся в Ло-Мантанге, не мог не вызвать толки и пересуды. На нас частенько приходили взглянуть разные люди. Вдова, в чьём доме мы поселились, купалась в славе. Мужчины, женщины, монахи и дети без всяких околичностей вскарабкивались на крышу, садились, поджав ноги, в углу и глядели на нас с доброй улыбкой. Поначалу это вызывало раздражение, но оно улетучивалось, как только я сталкивался с доброжелательным взором сидящих. Они высовывали уважительно язык и… не трогались с места. Я сделался «общественной фигурой», и надо было обратить этот факт в свою пользу.