Путешествия вокруг света
Шрифт:
В 5 часов пополудни мы бросили якорь у Отдии на том месте, на котором стояли прежде. Немедленно явился Лагедиак с грузом кокосовых орехов и, взойдя на шканцы в сопровождении нескольких незнакомых дикарей, предался излияниям радости, плясал, пел, бросался на нас, обнимал всех по очереди и, наконец, сняв с головы сплетенный им самим венок из душистых цветов, надел его на меня, беспрестанно повторяя: «Айдара». Его товарищи во всем ему подражали, хотя вовсе не знали нас. Когда шумный восторг несколько утих, Лагедиак обратился к Каду, который им всем казался каким-то особенным; они составили около него круг, в середине которого он сел. Тут его уста не закрывались, глаза сверкали, а на лицах слушателей живо изобразились чувства, производимые его многословным повествованием. Мы, наконец, прервали многоглаголивого рассказчика, у которого пена стояла у рта, так как и мы хотели знать, что происходило на Радаке во время нашего отсутствия. Я удивился, что Рарик нас не посетил; спросив о нем, я узнал следующее: через несколько дней после нашего отбытия с группы Аур тамошний начальник Лебеулиет отправился на Отдию, полагая, что мы оставили там большое количество железа; он принудил жителей отдать часть его и, взяв с собой с Козьего острова еще оставшихся в живых трех коз, предпринял обратный путь в Аур. Спустя несколько месяцев Ламари, посетив Лигиеп и Айлу, прибыл сюда со своим флотом из Удирика; этому королю цепи Радак жители вынуждены были отдать последнее железо и все полученные от нас вещи. Я спросил, почему они не сопротивлялись такому несправедливому повелению. Лагедиак ответил: «Тогда Ламари немедленно убил бы нас всех». Король пробыл здесь два месяца, чтобы приготовить «моган» для войска. Когда же он отплыл отсюда, то взял с собой запас хлебного плода и кокосовых орехов, оставив жителям, сколько им было необходимо, чтобы скудно прокормиться. Рарик, Лангин, Лабугар и многие из наших знакомых отправились с ним; на острове остались только женщины, дети и несколько стариков, числом не более 15. Войско направилось на Медиуро; до сражения еще не доходило, ибо Ламари хотел выждать нападения неприятеля, но если этот последний не покажется, то он намерен сам на него напасть.
Я осведомился о нашем саде и узнал, что крысы все разорили, за исключением нескольких кореньев, которые хорошо успевали, пока не прибыла сюда большая крыса (так называл он Ламари) и, несмотря на их просьбы, не отняла у них все. Хотя я сожалел об уничтожении нашего нового заведения, однако надеялся, что семена наши имели лучший успех на прочих островах. Затем показал я им разных животных и растения, мною для них назначенные; они все весьма обрадовались, а Лагедиак не мог удержаться и обнял меня несколько раз. С помощью Каду я надеялся преподать им наставление в уходе и наблюдении за растениями, которые надлежало теперь же посадить; померанцевые деревья, привезенные в горшках, были в самом лучшем состоянии, а на виноградных лозах, как и на картофеле, на корнях таро и ямса уже показывались маленькие ростки. Оставленные здесь свиньи погибли, вероятно, потому, что их не поили как следует.
1 ноября. Поскольку время не позволяло оставаться здесь долго, то, перевезя сегодня корни и растения на берег, мы начали вновь обрабатывать заведенный нами прежде сад; Шамиссо посадил почти все собственными руками. Все островитяне должны были собраться для получения первого наставления, а Каду отправлял должность толмача. Но он не утруждал себя исполнением этого поручения, потому что ему на ум поминутно приходили его похождения, которые он считал необходимым рассказать, отвлекая тем самым внимание жителей от сада; я, наконец, был вынужден приказать оратору замолчать. Чтобы познакомить жителей Радака с вкусом различных кореньев, я привез с собой по нескольку штук уже сваренных; они нашли все весьма вкусным, особенно картофель, и каждый желал его иметь. Я разделил между ними большое его количество, а они приняли этот дар с величайшей благодарностью; я восхищался мыслью, что этот добродушный народ, нуждающийся в средствах пропитания, будет, может статься, со временем обязан мне своим благосостоянием. Когда эти острова будут доставлять своим обитателям таро, ямс и картофель в изобилии, тогда прекратится бесчеловечное обыкновение умерщвлять детей, да и войны будут по крайней мере гораздо реже, поскольку они происходят ныне единственно от недостатка в жизненных потребностях. Несколько арбузов, привезенных с Сандвичевых островов, показались им чрезвычайно вкусными, и они просили дать им и этих семян. Я охотно исполнил их просьбу, но в то же время описал опасность от крыс; для защиты от них Лагедиак мгновенно вознамерился устроить сад на столбах. После полудня были перевезены на берег пять коз и три кошки, и я поручил присмотр их Лагедиаку; островитяне особенно удивлялись кошкам; изумление возросло неимоверно, когда те при вступлении на берег тотчас поймали несколько крыс, которые, не зная опасности, совершенно не остерегались. Лагедиаку я подарил двух кур и одного петуха.
Намереваясь оставить Отдию через два дня, я провел вечер и ночь на берег) с Шамиссо и Каду. Окончив устройство сада, мы расположились на лужке перед домом Лагедиака; островитяне окружали нас и старались забавлять пением и барабанным боем. В наше отсутствие они сочинили похвальные песни, которые теперь пели; они начали с песни о Тотабу, потом следовали Тимаро, Тамиссо и некоторые другие; хотя я и не понимал смысла этих стихотворений, но они были приятны мне, так как, переходя от родителей к детям, эти песни могут быть услышаны будущими мореплавателями. Наш ужин был принесен на берег, и мы ели в присутствии наших приятелей, смотревших на нас с большим вниманием. Ужинавший с нами Каду объяснял дикарям употребление столового прибора и, вероятно, был весьма остроумен, ибо слушатели смеялись без меры. За девятимесячное пребывание у нас он до такой степени развился, что должен был чувствовать свое превосходство, но охотно проводил время со старыми друзьями, наставлял их, одаривал детей и старался всеми способами быть полезным. Как ни гордился он своей европейской одеждой, но немедленно снял ее здесь, особенно же башмаки и сапоги, которых здешние жители не могли терпеть; свои сокровища он раздарил очень скоро. За ужином Лагедиак сидел подле меня и ел с большим удовольствием. Мы послали тарелку с кушаньем в кружок зрителей, и каждый схватывал длинными ногтями по кусочку и лакомился. Всему собранию понравился вареный ямс и картофель; Каду при этом увещевал их стараться смотреть за привезенными нами кореньями, чтобы они могли их иметь впоследствии; его особенно рассмешил один из дикарей, который, показав вареный корень ямса, сказал, что не будет его есть, а посадит завтра в землю. По мнению Каду, жители Радака еще слишком глупы. Свинина также очень понравилась им, а вина не хотели пить; к обнесенному по кругу стакану вина прикасались они только губами. Каду назвал их дураками, не знающими, что хорошо; он советовал следовать его примеру, поскольку он человек с большой опытностью, и выпил целый стакан вина одним духом. После ужина дикари опять пели и били в барабан; когда Каду выступил на середину и стал плясать по-европейски, поднялся всеобщий смех, а Лагедиак сказал, что наши танцы имеют вид сумасшествия.
Перед сном я еще раз спросил Лагедиака, известна ли ему цепь Ралик, о которой он никогда не говорил ни слова; он отвечал, что часто там бывал; я вновь подумал, как трудно выведать такие известия у дикарей, не зная в совершенстве их язык. Они никогда сами ничего не рассказывают, а только отвечают на вопросы, предполагая, что мы гораздо умнее их и, следовательно, все знаем. Шамиссо часто также весьма трудно было выудить у Каду какие-либо сведения. Теперь Лагедиак рассказал мне, что если плыть от Эрегупа на юго-запад, то через несколько дней достигнешь группы Одья [25] которая превосходит все прочие не только величиной, но и населением. Здесь повествуют, что задолго перед этим к Одье приставал корабль, оставивший там много железа.
25
Названия Отдиа в цепи Радак и Одья в цепи Ралик так сходны между собой, что надо остерегаться, чтобы их не смешивать. — Прим. авт.
2 ноября посетил нас старый начальник острова Ормед и по-детски радовался новому свиданию с нами; он укорял меня за то, что я не пристал к его острову, поскольку он теперь начальник всей группы; добрый и всегда щедрый, старик привез хлебные плоды и кокосовые орехи, несмотря на причиненный хищничеством Ламари недостаток. Каду прежде долго жил на о. Ормед и пользовался отеческим попечением этого старца; их взаимная радость при этом новом свидании была действительно трогательна. Каду проводил с Шамиссо своего попечителя на о. Ормед, где они многое хотели посадить и возвратиться завтра. После полудня я прибил к кокосовому дереву у жилища Лагедиака медную доску, на которой были написаны год и название нашего корабля. Лагедиак чрезвычайно радовался этому знаку памяти и обещал беречь его, но не мог понять, как я теперь с «Рюриком» отправлюсь в море, когда его название прибито к дереву.
3-го утром Шамиссо возвратился с Каду, и я был поражен неприятным известием, что Каду хочет остаться здесь. Еще вчера он уверял, что никогда меня не покинет, и эта внезапная перемена его намерения была для меня загадкой, которую, однако, Шамиссо скоро разрешил. Каду узнал, что его маленький сын на Ауре очень скучает о нем, ежедневно бегает по лесу, ищет его и не спит ни одной ночи; это известие тронуло его родительское сердце, и он решил здесь остаться. Казалось, что он боролся сам с собой, когда рассказывал мне об этом; но когда и я одобрил его намерение (хотя, конечно, с горестью, поскольку очень полюбил его), то он решил привести этот план в действие и обещал усердно заботиться о наших насаждениях, высказав желание называть различные растения нашими именами. Поэтому может легко статься, что будущие мореплаватели вместо корня ямова, таро и картофеля найдут тут Тимаро, Тамиссо и Татабу. Каждый из матросов хотел от него самого услышать, что он подлинно оставляет нас, и всякому он рассказывал о своем сыне. Мне было весьма больно с ним расставаться, но я утешал себя мыслью, что ныне он может сделаться здесь полезным, а в нашем холодном климате едва ли прожил бы долго. Поскольку мы намеревались отплыть отсюда завтра, то он хотел еще сегодня оставить корабль, а мы начали собирать подарки для него. В безмолвном удивлении рассматривал он свои сокровища и только страшился, что жители Радака не одолеют искушения и ограбят его; я сам не сомневался, что Ламари не замедлит отнять у него большую часть подаренных нами вещей, и, чтобы отвратить это, оставил и для последнего весьма значительные подарки; я также не забыл старого начальника о. Ормед и Лагедиака. После этого были посажены в шлюпку несколько свиней и собак, которых я поручил заботам Каду; когда он нежно простился на корабле со всем экипажем, я проводил его с Шамиссо на берег.
Лагедиак встретил нас на берегу, изумился выгружаемым сокровищам и был в восхищении от подарков, врученных ему самому. Я велел снести богатство Каду в жилище Рарика, где он его спрятал; островитяне, восхищаясь им, наверно, тайком уже соображали, каким образом присвоить его. Чтобы насколько возможно предохранить от этого Каду, я хотел предупредить всех. Лагедиак немедленно отправил двух глашатаев, которые прошли по всему острову и возвестили, чтобы все жители собрались; мы велели ударить в барабаны, и вскоре собрались все жители острова Отдиа: мужчины, женщины и дети. Им объявили, что Каду остается здесь, а я намерен сказать им нечто по этому поводу; в ожидании народ стал в круг, в середине которого находились я и Шамиссо. Каду одевался между тем в жилище Рарика, чтобы в этом торжественном случае произвести сильное впечатление. Заставив ожидать себя некоторое время, он, наконец, вышел тихими шагами из дому; на нем была белая рубаха, голова накрыта соломенной шляпой, в правой руке обнаженная сабля. Жители Радака ужаснулись, когда он со смертоносным оружием важно вступил в круг и сел на сук дерева. Солнце уже закатилось, когда он начал говорить речь, которой его научили.
«Великий «тамон» всех «тамонов» земли русской, — сказал он, — повелел, чтобы Каду остался здесь заботиться о преуспевании оставленных русскими животных и растений. Под страхом смертной казни никто не должен ему в этом препятствовать; напротив, каждый житель должен помогать в обрабатывании земли, за что получит вознаграждение». Чтобы придать речи больше веса, я позволил себе следующую ложь: «Через десять месяцев прибудет сюда из России большой корабль, на котором будут привезены для жителей Радака железо и другие полезные вещи; но если окажется, что растения уничтожены, виновные будут преданы смерти. Пусть никто не дерзнет обокрасть Каду или причинить ему какое-либо зло, так как и это преступление будет наказано смертью». В заключение я обещал большие награды тем, которые встретят корабль из России выращенными ими плодами.
Каду произнес свою речь с большой важностью, а островитяне обещали исполнять с точностью нашу волю; чтобы показать им мое могущество, я распорядился по данному мной сигналу сделать два выстрела из пушек и пустить ракету. Уже наступила темнота; я велел островитянам посмотреть на корабль, чтобы видеть огонь, которым мы можем истребить за непослушание, и дал сигнал; пушки загремели, бедные дикари оцепенели от страха, но еще больший ужас произвела ракета: Лагедиак обхватил меня обеими руками и просил прекратить это страшнее зрелище; Каду, напротив, был доволен произведенным впечатлением. Несколько розданных мной подарков восстановили спокойствие; Каду получил еще две медные медали с изображением императора; одну я велел носить ему самому, а другую отдать от моего имени Ламари. Он решил зарыть некоторые свои богатства в землю, а с остальными поселиться на о. Ормед у своего старого благодетеля. Только при прощании почувствовал, кажется, Каду в полной мере, сколь тягостно расставаться с нами: он плакал, как ребенок, и трогательно просил опять прийти сюда. Привязанность этого доброго человека меня тронула, но еще более жалостен был всеобщий вопль дикарей в связи с нашим отбытием. Лагедиак крепко обхватил меня и часто спрашивал, подлинно ли мы опять прибудем. Мужчины, женщины и дети провожали нас до самой шлюпки. Каду шел впереди с обнаженной саблей; горящие лучины, которые освещали путь, придавали нашему шествию торжественный вид. Когда мы отвалили, то все дикари сели на берегу и запели песню, в которой часто упоминались наши имена.