Путешествия вокруг света
Шрифт:
Селение Талкагуано пострадало от междоусобной войны не менее города Консепсьон и похоже теперь на разоренную деревню; состоит не более как из 60 без всякого порядка выстроенных домов, большая часть которых в один этаж и мало отличается от сараев; жители доведены до крайней бедности. Единственная в этом обширном порту батарея, которая должна защищать его с моря, вооружена только шестью пушками с такими гнилыми станками, что они непременно распадутся при первом выстреле. Впрочем, Фрейре в разговоре сказал мне, что намеревается укрепить Талкагуано надлежащим образом, завести там адмиралтейство и сделать эту гавань средоточием всей чилийской торговли. План весьма благоразумный и, если будет приведен в исполнение, принесет краю большие выгоды. Залив Консепсьон во всех отношениях один из прекраснейших не только в Чили, но и во всем свете. Здесь можно найти безопасное для судов место. Теперь вся торговля стекается в Вальпарайсо, где порт с севера совершенно открыт, потому там почти ежегодно случаются несчастья и даже крушения судов.
В тот самый день, когда мы вошли в залив, в Талкагуано прибыл батальон гренадерского полка, хорошо обмундированный на французский покрой, а некоторые другие полки высадились на о. Кирикино и расположились там лагерем.
Войска, которых не более трех тысяч, назначены были для завоевания о. Чилое под предводительством президента республики Фрейре. После мы узнали, что экспедиция не имела успеха; испанцы, отразив их, принудили оставить остров со значительными потерями. Если бы кто-либо стал искать причины таковой неудачи, то мог бы найти их немало, а главнейшая — дисциплина солдат и совершеннейшее невежество офицеров. Как офицеры, так и солдаты этих войск составлены из разного сброда различных наций; между ними нет никакого единодушия, все дерутся для насущного хлеба или с намерением обогатиться грабежом. Сверх этого республика так бедна, что не может платить в срок условленного жалованья войскам и всегда находится у них в долгу; поэтому недовольные производят все неустройства, не опасаясь наказания. Образ войны уподобляется разбою, и храбрость чилийского солдата показывается там, где победа не стоит крови, а корысть верная. Всегдашняя война или беспрестанная готовность к ней вынуждает содержать войско, несоразмерное населению, и от этого все стало дорого.
В прежние времена долины, окружающие Талкагуано и Консепсьон, повсюду представляли глазам путешественника многочисленные стада разнородного домашнего скота, круглый год на них пасшегося; ныне царствует здесь пустота, не видно и следов существования этих полезных животных, составлявших некогда богатство этой страны, поля остаются невозделанными, отчего самый богатый хлеб, который прежде при малых трудах в хороший год родился сам-сот, ныне сделался так дорог, что бедные люди принуждены питаться ракушками, налоги обременительны, а промышленности почти нет никакой.
Во время нашего пребывания в Талкагуано при пушечной пальбе и с великою церемонией была обнародована новая конституция, которая немногими принята с восторгом, а большей частью с негодованием; надо сказать, что здесь мало людей, которые в состоянии судить, какое узаконение клонится ко благу или ко вреду их отечества; всякое постановление, которое не приносит в то же мгновение выгод, отвергается этим недальновидным народом. В чилийской конституции статья, касающаяся религии, мне показалась весьма неблагоразумной и вредной в стране, которая только что положила начало своей независимости. В Чили свободно исповедуется одна римско-католическая вера; всякому другому вероисповеданию запрещается отправлять свое богослужение, и кто не признает папы главою, тот не имеет права ни на какое место на службе республики.
Я выхлопотал позволение минералогу, физику и доктору Эшшольцу [137] объездить губу Консепсьон и осмотреть в ней все достопримечательное. Хотя жители Талкагуано всегда принимали нас очень ласково и дружелюбно, но по свойственной чилийцам недоверчивости составилась партия, которая воображала, что мы присланы разведать силы и слабые стороны республики, чтобы впоследствии русский флот, соединясь с испанским, мог легче завладеть ею; сам Фрейре под разными предлогами отказал в позволении нашему минералогу осмотреть горы, которые, как все утверждают, содержат в себе богатые золотые залежи.
Во все наше пребывание погода стояла ясная, ветры дули умеренные, большей частью от SW; дождь шел один раз. Вообще в летнее время он идет весьма редко, грома и молнии не бывает никогда; землетрясения случаются нередко; климат самый умеренный и здоровый; большая часть людей доживает до глубокой старости; заразных болезней не знают.
Наш шлюп часто посещали любопытные, в числе которых был также коренной житель, ближайший арауканский начальник со всеми старшинами и дочерью. Они среднего роста, крепкого сложения, смуглолицы, волосы жесткие и черные, черты лица довольно приятные, выражающие сметливость и веселость; их одежда состоит из четырехугольного куска ими самими изготовленной шерстяной ткани; в середине него прорезана дыра, просунув голову в которую, надевают, как епанчу, на плечи и покрывают ею тело до колен. Одежду эту называют «понхо», она удобна при верховой езде, и ее употребляют все здешние испанцы. Арауканцы живут по южную сторону реки Биобио и занимают Кордильерские горы. В смутное время в Чили они сделались смелее прежнего, так что переезд через Кордильеры и даже из одного города в другой без значительного конвоя сопряжен с опасностями. Дикари искусно ездят верхом и нападают на бессильных с большим проворством, грабят, сопротивляющихся убивают и, овладев их имуществом, исчезают. Два года тому назад селение Талкагуано и самый город Консепсьон были разграблены этими наездниками [138].
Чили с севера ограничено рекой Атакама, с востока — Кордильерами, с юга — мысом Горн и с запада — Южным океаном. Все пространство между Атакамой и Валдивией плодороднейшее и обильнейшее на земном шаре; все растения, как европейские, так и других стран света, здесь очень легко принимаются и размножаются. При разумном хозяйствовании этот край может в короткое время достигнуть цветущего состояния, но это дотоле будет невозможно, доколе не переродятся нынешние чилийские испанцы, беспечность и лень которых доходят до невероятной степени; они во всем, что разумеется под именем просвещения, так далеко отстали от европейцев, что без появления правителя, подобного Петру Великому, нельзя ожидать большого успеха. Меня и офицеров несколько раз приглашали в здешние собрания, а перед отъездом и мы устроили на шлюпе прощальный бал, которым все здешние жители остались чрезвычайно довольны.
2 февраля мы перевезли с берега хронометры и все астрономические инструменты и были совершенно готовы назавтра вступить под паруса. Из часто повторяемых на берегу наблюдений выведены следующие определения: широта дома Миндебуро 36°42′25″ ю., долгота 73°13′30″ з. Склонение компаса 14°0′ О. Термометр показывал все время от 15 до 17° тепла.
Глава IV. Плавание от берегов Чили до острова Отагейти
3 февраля 1824 г. — 24 марта 1824 г.
Выход из залива Консепсьон. — Попытка задержать шлюп. — Потеря матроса. — Бури и штормы. — Открытие о. «Предприятие». — Подход к о. Аракчеева. — Определение долготы о. Волхонского. — Проверка положения о. Румянцева. — Подход к о. Спиридова. — Определение положения о. Карльсгоф. — Осмотр островов Пализера. — Приход на о. Отагейти. — Поверка хронометров. — Описание о. Отагейти. — Засилье миссионеров. — Уменьшение числа жителей
В 5 часов утра 3 февраля, когда мы готовились сниматься с якоря, на шлюп приехал Миндебуро с неизвестным испанцем и объявил наедине, что при самом выходе из залива, у о. Кирикино, стоят на якоре чилийские фрегат и корвет, которые два дня тому назад пришли из Вальпарайсо и имеют распоряжение задержать нас. Поблагодарив Миндебуро за его дружбу, мы поставили все паруса и пошли из залива. Подходя к о. Кирикино, действительно увидели близ него два больших трехмачтовых судна, стоящих на якоре. Ветер дул довольно свежий и попутный. Когда мы приблизились к судам, они сделали по одному выстрелу, снялись с якоря и начали держать наперерез нашего курса. Такие их действия в самом деле казались подозрительными; поэтому я приказал убрать несколько парусов, чтобы при невозможности избежать сражения удобнее управлять шлюпом; команда была поставлена в боевой порядок, пушки заряжены ядрами и картечью. Приготовившись таким образом, мы продолжали идти прежним курсом. Наконец, фрегат и корвет прошли у нас на ветре перед носом на довольно близком расстоянии и, вероятно, увидев нашу готовность сопротивляться, не решились нас задерживать. После этого мы поставили все паруса и вскоре потеряли из вида оба судна. В половине восьмого часа мы прошли траверз NO оконечности Кирикино и, взяв этот пункт за отшедший, легли на NWtN.
Желая исследовать положение некоторых из Низменных островов [Туамоту], я выбрал путь к ним между параллелями 16 и 15° ю. ш., по которому никто из предшествовавших мореходов не совершал плавание. Для исполнения этого наш курс уклонялся к северу; плавание было так быстро, что в трое суток мы прошли 660 миль.
В полдень 17 февраля мы находились в широте 18°24′ ю., долготе по хронометрам 105°9′ з. Этот день ознаменован несчастным случаем: при прекраснейшей погоде, когда шлюп покоился на воде, посреди общего удовольствия и веселья, один из наших матросов (18-го флотского экипажа Иван Палкин), влезая на марс, с половины фоковых вант упал за борт, и, вероятно, при падении так ушибся, что потерял чувство и мгновенно утонул. Этот матрос был один из самых проворных и во время сильных ветров всегда отличался своей работой наверху. Кто в состоянии избежать воли провидения? Оно часто кладет предел человеческой жизни там, где нет никакой опасности.