Пути непроглядные
Шрифт:
Рольван, демон, режущий глотки, оскалился в своем укрытии. Но голос монаха тотчас разрушил его мрачное веселье:
– Это сделали дрейвы.
– Будто бы? – насмешливо возразил ему Райкол. – И куда ж твои дрейвы потом подевались?
– Не мои и не подевались! Кто, по-твоему, наслал на нас демона? Говорю вам, мы должны завершить свое дело и убить их!
– Да провались ты со своими демонами! – взвился Райкол. – С меня хватит! Я еду домой!
– Воля настоятеля…
– Чихал я на волю настоятеля! На всех вас вплоть до епископа, понятно, ты, смердящий…
– Хватит! –
– Солнце встало в той стороне, – удовлетворенно сообщил тот, – значит, мы идем правильно. Я мог спутать расстояние, но мы туда придем. Думаю, сегодня.
Общий недовольный гвалт снова оборвал командир.
– Веди нас, – приказал он.
Вскоре их голоса уже затихали, удаляясь. Рольван вскочил.
– Прости, брат, позавтракаем как-нибудь потом, – сказал он Монаху. – Ты ведь не хочешь потерять их из виду?
Конь промолчал, и Рольван счел это за согласие. Прежде, чем шум ушедшего отряда стих совершенно, он уже выбрался на тропу и продолжил свое преследование. Лес был залит золотистым солнечным светом, в котором не оставалось места призракам и страхам, а где-то впереди ждала встреча с Гвейром и Игре. Рольван сдерживался, чтобы не пуститься в галоп.
Он следовал за дружинниками весь день, то отставая, то почти догоняя их. Когда те остановились для обеда и отдыха, Рольван устроился неподалеку, меж двух раскидистых падубов, возле нагромождения валунов, откуда брал начало ручей. Чуть дальше из того же ручья поил немногих своих оставшихся лошадей отряд. Напоив и задав корм коню, наполнил опустевшие фляги водой и уселся жевать засохший сыр, в ожидании, пока придет время продолжать путь. Потом встал и вновь последовал за своими врагами. Он обратил внимание, что дружинники, против обыкновения, почти не переговариваются между собой, но не понял, что это означает. И не понимал еще долго. Лишь ближе к вечеру, когда отряд вновь остановился и звуки новой ссоры заставили Рольвана подобраться ближе, он наконец увидел и понял все.
Он увидел трех навьюченных лошадей и стоявших рядом с ними воинов. Увидел, что животных беспокоит это соседство, что они пятятся и мотают головами, пытаясь вырвать из рук дружинников поводья, но те как будто не замечают этого, так же, как не замечают ничего вокруг. Выглядело это так, словно пятеро мужчин просто заснули на ходу, позабыв даже закрыть глаза. Не требовалось никаких объяснений, чтобы понять – это те, кто оставался в лагере и пережил встречу с призраком. Те, кто еще сегодня утром с хохотом похвалялся, как создание другого мира бежало, испугавшись их мечей.
Трое стояли напротив, перед лицом своих товарищей, как перед лицом врагов. Правда, подумалось Рольвану, перед врагами они наверняка постарались бы не выглядеть такими перепуганными.
Еще один член отряда оказался в стороне, не с теми и не с другими. В измятом одеянии, с растрепанными и слипшимися от пота седыми волосами, монах выглядел жалким, но, без всякого сомнения, живым. И растерявшим весь свой прежний гонор.
– Я показал вам свою кровь, – услышал Рольван, подобравшись достаточно близко, – что вам еще нужно, чтобы поверить? Я здоров, слышите?!
Райкол, командир и третий, видимо, Дуз, не обращали на него никакого внимания. Их занимало другое.
– Лошади, – говорил Дуз. – Три лошади и нас трое, о чем тут спорить?
– Лошади у них, а не у нас, – напомнил командир.
– Да послушайте же! – взмолился монах.
– Ну и что? – нетерпеливо переспросил Дуз. – До сих пор они тебе подчинялись. Попробуй, Халдин!
– Вы не можете меня здесь бросить! – вскричал монах. – Настоятель… Эрг…
– Да хоть сам тидир, – неприветливо ответил ему командир. Постояв немного, он решительно выпрямился и подошел к неподвижной группе отмеченных призраками. Протянул руку, другой сжимая рукоять меча: – Отдайте мне поводья и отойдите к деревьям.
Рольван с интересом наблюдал, прислонившись к толстому березовому стволу и глядя между двух ветвей. Быть обнаруженным он не боялся – участникам сцены было не до него. Он помнил женщину в деревне, с рычанием кидавшуюся к его горлу, помнил покорного безропотного Грата и хотел знать, послушаются ли эти воины своего командира, ведь прошло еще совсем немного времени с тех пор, как они были обычными людьми. Дуз и Райкол шагнули ближе с мечами наготове, монах, напротив, попятился. Возникла пауза – можно было бы решить, что дружинники обдумывают приказ, если бы не их совершенно пустые, безразличные лица. Потом они дружно, как один, развернулись и пошли, куда им было велено. Освобожденные лошади бросились было прочь, Дуз, Райкол и командир повисли на поводьях, успокаивая их голосом и поглаживанием, пока те не перестали дрожать. Монаха грубо оттолкнули в сторону.
– Вы не можете меня бросить! – вскричал он, когда дружинники принялись быстро освобождать лошадей от лишней поклажи. – Это дрейвы, дрейвы наслали это на нас, дрейвы погубили их и хотят погубить всех, а вы бежите, как трусы! Трусы!
– Найди своих дрейвов и помолись, чтобы сдохли, – посоветовал Дуз, но Райкол, обычно первейший противник монаха, вдруг сказал:
– Стойте.
– Пошевеливайся лучше, темнеет, – ответил ему командир, затягивая подпругу.
– Нет, стойте! Святой ублюдок дело говорит, Халдин. Я поеду с ним.
– Ты сдурел? С чего вдруг?
– Будь ты проклят, если сам не понимаешь! Мы потеряли наших людей, Майлана зарезали, остальные вот-вот помрут! Если это дрейвская работа, я хочу найти этих ублюдков и заставить их заплатить за все!
Повисла тишина, в которой трое недоверчиво уставились на Райкола. Монах вытирал рукавом слезы. Командир, еще недавно такой уверенный в себе, растерянно теребил край своего кольчужного жилета. Рольван хорошо знал это чувство, когда в самый отчаянный момент власть вдруг повисает в воздухе и падает в руки самого решительного. Райкол прокричал с вызовом: