Пути непроглядные
Шрифт:
На ходу опоясываясь и пристегивая меч, Рольван с перекинутым через руку плащом вышел в коридор. Здесь было пусто и звучали, отдаваясь от стен, песнопения. Ночью он был довольно-таки пьян и теперь боялся заплутать, но ноги сами принесли его к выходу во внутренний двор. Послушник, спешивший куда-то от колодца с двумя полными ведрами воды, не обратил на Рольвана никакого внимания. Конюший без возражений отдал ему коня и сам распахнул перед ним ворота монастыря. Вероятно, гости, уезжавшие с первым светом, не были здесь в новинку.
– Скажи, – попросил его Рольван, придержав поводья, – гонец, которого отец Одо обещал послать к эргу, давно ли уехал?
Конюший
– Кажется, тогда только запели хвалитны.
– Спасибо, – сказал Рольван и подстегнул коня.
Тот рванулся вперед так, что из-под копыт полетели камни и комья земли. За спиной со скрипом закрылись ворота. Не возвращаясь на дорогу, не теряя зря времени, напрямик через мокрые от росы луга, к маячившим вдалеке стенам и крышам придорожного постоялого двора, поминутно озираясь вокруг – не появится ли откуда-нибудь спешащая на зов настоятеля эргская дружина. Одо поступил глупо, не приказав запереть его, пока все не будет кончено. Рольван не держал обиды на отца-настоятеля, он и сам на его месте, скорее всего, поступил бы так же. Дрейвов нельзя оставлять в живых, так же, как нельзя оставлять в живых убийц и отравителей, разбойников и осквернителей храмов – это известно даже малым детям. Находясь возле Игре столько дней и сохранив ей жизнь, Рольван и сам стал преступником. Что же касается Гвейра, он, хоть сам и не дрейв, все равно их пособник и, хуже того, убийца епископа. Навлечь на них кару – священный долг любого, называющего себя слугою богу и тидиру.
Вот только к Рольвану все это больше не имело никакого отношения. Наверное, он понял все давно и лишь из упрямства не желал этого видеть. Слишком велико было зло, причиненное им этой женщине, слишком много крови пролегло между ним и ее братом, чтобы признаться, хотя бы самому себе, что больше не желает мести и правосудия тоже не желает. Что в тот, возможно, недалекий день, когда эти двое окажутся одни против целого мира, он, Рольван, встанет с ними третьим. И умрет за них, если понадобится, и не станет жалеть ни о чем. Он безжалостно терзал конские бока, торопясь успеть, опередить беду, которую сам же и навлек на них. Торопясь сказать наконец слова, что должны были прозвучать еще много дней назад.
Слова эти рвались у него из груди, он повторял их в мыслях, пока мчался вперед, пока колотил изо всех сил в окованные железом ворота, пока препирался с полусонным привратником. Только переполошив всех слуг и разбудив хозяина, Рольван наконец понял то, что ему пытались втолковать с самого начала: людей, которых он ищет, здесь нет и не было. И еще – что он не первый, кто о них спрашивает.
– Ворвались, всех подняли, обыскали весь дом, даже в подвал заглянули, – поправляя съехавший на глаза ночной колпак, с обидой пожаловался хозяин. – Только опять улеглись, теперь вы. Что за птицы такие важные, что все их среди ночи ищут в моем доме?
– Я ищу своих друзей, а что понадобилось тем, кто у вас обыскивал подвал, не знаю, – ответил ему Рольван. – Мне жаль, что причинил столько беспокойства. Вот, надеюсь, это немного вас утешит. Могу я узнать, в какую сторону уехали те люди?
Разглядев лежащую на своей ладони монету, хозяин повеселел. От него и от привратника Рольван выяснил, что незваных гостей было десятеро, среди них один монах, что возле ворот они некоторое время совещались и даже спорили, и кто-то из них предлагал отправиться в ближний монастырь задать пару вопросов настоятелю, но в конце концов монах настоял на своем и отряд поскакал по дороге к югу.
– Монах-то, я понял, знает, куда ваши друзья, благородный господин, направлялись, и хочет, чтобы там их и взять, – и привратник окинул Рольвана подозрительным взглядом. – А солдатам не больно-то хотелось ночью шляться по лесам, где демоны. Но монах сказал, если поймают дрейва, награду получат от самого тидира, да еще настоятель от себя им отсыплет, вот они и согласились. А вы сами-то, благородный господин, случаем, не дрейв?
– Нет, не дрейв, – коротко ответил Рольван и удержался, чтобы не прибавить «К сожалению». Фраза про настоятеля, который еще и от себя добавит денег за пойманную Игре, развеяла его намерение не держать обиды на Одо. – Прощайте, спасибо вам за помощь.
Вернувшись на дорогу, повернул к югу и не останавливался, пока новый холм и поворот не скрыли от глаз и постоялый двор, и башни монастыря. Потому бросил поводья на спину Монаха, который, не чувствуя принуждения, постепенно замедлил шаг и вскоре принялся щипать растущую вдоль обочины траву. Возбуждение, с каким Рольван проснулся от своего вещего сна, растаяло, обернувшись серостью и пустотой. Он думал, что своим признанием настоятелю предал Гвейра и Игре, он собирался исправить содеянное и заслужить их прощение, но все оказалось еще хуже. Гвейр и Игре заранее догадались о его предательстве и ушли, бросили своего ненадежного и нежеланного спутника. Отреклись от него в то самое время, когда он, впервые в жизни, почувствовал рядом чье-то тепло, когда он впервые заботился о ком-то и был кому-то нужен. Когда впервые ничего не хотел для себя. Он нашел что-то очень важное, что-то, чего, как теперь казалось, ожидал всю жизнь, но потерял прежде, чем успел разглядеть.
Когда он поднял голову, солнце было уже высоко. По небу, обещая ненастье, скользили серые, похожие на клочья нечесаной шерсти, облака. Конь жевал траву, равномерно ударяя хвостом по бокам, и, казалось, был не прочь заниматься этим весь день, вот только глупому всаднику неплохо было бы убраться с его спины. Рольван подобрал поводья и послал его, недовольного таким оборотом событий, вперед по дороге. Навстречу прогрохотала груженая сеном подвода, и снова, на мили окрест, воцарилась тишина.
На губах у Рольвана проступила кривая улыбка – оплакивать собственную глупость можно хоть до скончания века, но толку от того немного. Пусть он дурак, пусть он потерял самое ценное, а все, что у него осталось, он больше не хочет ценить, но раз он еще жив, раз еще может владеть мечом и держаться в седле, отчаиваться рано. Он поедет следом и будет искать, пока не найдет или – он невесело рассмеялся – пока кто-нибудь не найдет его. По дорогам бродят призраки и живые мертвецы, а также монахи, дружинники и бог знает кто еще, так что список возможных врагов можно расширять до бесконечности. Тем больше, чем дальше станет известно, что бывший офицер тидирской дружины Рольван Кронан с этого дня дерется на стороне врагов церкви, тидира и всего праведного народа Лиандарса.
Глава девятая, покаянная
Чем богаче эрг, тем большую он держит при себе дружину; самая же большая дружина у тидира. Любой юноша из свободных всадников может пожелать стать дружинником, но только лучшим из лучших находится место среди этих воинов. Большую часть времени, когда нет войны, они проводят в учениях и тренировках, отсюда их немалая сила и умения. В случае же войны, собравшись вместе, они превращаются в непобедимое войско.