Пути непроглядные

Мистунина Анна Владимировна

Поднявшийся ветер принес тучи и влажные запахи, обещая непогоду. Ветви трещали и гнулись под резкими порывами, небо потемнело – увлеченный своими мыслями Рольван не сразу понял, что это означает наступление не грозы, а вечера.

Всадники остановились, их голоса зазвучали громче. Привязав коня поодаль, Рольван подкрался ближе – послушать.

– Будь я проклят, если пойду дальше, – заявлял чей-то раздраженный бас. – Уже темно. Этот ублюдок ведет нас в самое демонское логово!

– А я думал, ты не веришь в демонов, Райкол, – отозвался ему спокойный и насмешливый голос.

– Господин Райкол! – рявкнул басистый.

– Будешь господином, когда научишься вежливости.

Слова эти

были встречены дружным хохотом. Осторожно выглянув из-за широкого ствола, Рольван увидел на расстоянии не больше двадцати шагов, как воин в потертом кожаном панцире, с очень загорелым мясистым лицом, угрожающе надвигается на пожилого монаха. Тот ничуть не казался напуганным.

– Оставь лучше свою ненависть для дрейвов, – посоветовал он. – Вскоре ты их встретишь, это я обещаю.

– В песий зад твои обещания! – взвыл Райкол и бросился бы на монаха, если бы другой всадник не преградил ему путь.

– Хватит! – прикрикнул он. – Райкол прав. Мы не поедем, не зная дороги, в темноте. Ты клялся, что мы будем у Круга до вечера. Где он?

Монах пожал плечами.

– Видимо, я ошибся. Давно тут не бывал.

– А что ты вообще здесь делал, святой брат? – поинтересовался кто-то из дружинников.

– Вот именно! – подхватил другой.

Рольван тоже хотел бы услышать ответ, но тот, кто вмешался в ссору монаха с Райколом, повелительно махнул рукой, и голоса смолкли.

– Сколько еще до места? – спросил он.

– Немного… должно быть, – с небольшой заминкой ответил монах.

– То есть ты заблудился?

– Нет!

– Хочешь, чтобы мы тебе поверили?! – зарычал Райкол.

– Тихо, – оборвал его командир. – Достаточно. Мы разобьем лагерь и продолжим поиски утром.

– Если ночью нас не сожрут демоны, – тихо, но ясно добавил кто-то за его спиной.

Монах отреагировал сразу:

– А вы молитесь. Молитесь, а не пиво сосите, пьяницы. Грехи ваши заставляют вас бояться демонов.

– А пошел бы ты, святой брат, – ответил ему все тот же голос.

А другой засмеялся и уточнил:

– В песий зад!

Теперь смеялись почти все, кроме самого монаха и командира. Райкол наклонился, вытащил притороченную у седла флягу и смачно приложился к ее горлышку. Другие уже спешивались и принимались за разбивку лагеря.

Рольван, пригибаясь, вернулся обратно к своему коню. Он видел достаточно и знал, как должен поступить. Появиться в самый нужный момент, вступить в бой, заслужить признание и благодарность – хорошо представлять себе все это, но на самом деле врагов второе больше и одолеть их будет непросто. Лучше сделать по-другому. Для этого он уйдет подальше в лес и хорошенько отдохнет до полуночи. Потом вернется. Там, в разрушенной крепости, Гвейр и Игре преподали ему урок, которым Рольван собирался теперь воспользоваться. Ночь и темнота – вот союзники, к чьей помощи он сегодня прибегнет.

Просыпаться тогда, когда задумал – одно из умений, которые он сохранил с детства, с тех времен, когда вместе с Одо и Эгвином сбегал из постели в свои развратные ночные вылазки. Эти вылазки стали обычным делом после того, как Эгвин додумался стащить ключ от садовой калитки, и им не приходилось больше прятаться в пыльных мешках из-под муки.

Проснувшись, Рольван по привычке некоторое время прислушивался, прежде чем открыть глаза. Потом быстро встал и начал разминать затекшие со сна мышцы. Ветер стих, дождь так и не начался. В провале между туч повис узкий серп луны; при свете его и немногих звезд можно было кое-как разглядеть темные силуэты деревьев и сереющие пятна пустых пространств. Не расседланный, на случай, если придется бежать, конь дремал, опустив голову. Пока Рольван приседал и размахивал руками, он проснулся и принялся негромко хрустеть травой. Где-то поблизости вел переливчатую песню соловей, да шумел в ветвях ветер. Кроме этих звуков и собственного дыхания Рольван не слышал больше ничего.

Тишина нависла над ночным лесом и тишина сопровождала его шаги, когда он пробирался меж нависших ветвей и частого колючего кустарника к лагерю дружинников. Несмотря на свой страх перед демонами, они не поддерживали огня, способного хоть ненадолго отпугнуть созданий другого мира – Рольван с удовольствием представил себе насмешливый прищур и ледяную улыбку Игре при виде такой беспечности.

Он бесшумно раздвинул кусты. Неподалеку, сидя верхом на поваленном стволе, клевал носом часовой. Еще двое разместились на противоположных концах прогалины, на равном удалении друг от друга. Один стоял, широко расставив ноги и, запрокинув голову, рассматривал что-то в небе. Другой устроился полулежа на сваленных в кучу седельных мешках. В руках его была объемная фляга, к которой он то и дело прикладывался. Рядом сонно переступали и фыркали привязанные кони. Остальные дружинники спали в ряд, завернувшись в меховые спальные мешки. У монаха мешка не было. Его седые волосы и острый подбородок торчали из кучи лошадиных попон всего в нескольких шагах от Рольвана.

Перерезать горло спящему монаху – до такой низости он еще не докатился, во всяком случае, пока. Рольван с отвращением отвернулся. Тихонько скользнул назад и медленно, с большой осторожностью начал подкрадываться к ближайшему часовому.

Тот почти проиграл уже свою битву со сном. Когда Рольван очутился за его спиной, он тихонько сопел, свесив голову, потом вскинул ее, но тут же уронил снова. Двое других не смотрели в его сторону. Тот, что наблюдал за небом, наконец очнулся, и, потирая затекшую шею, усаживался под кустами. Второй был полностью увлечен выпивкой и за товарищами не следил.

За годы походов и боев Рольвану приходилось встречать врага не только лицом к лицу. То, что собирался теперь сделать, он делал не в первый раз. Кинжал покинул свои ножны совершенно бесшумно. Зажав ладонью рот дремавшего воина, другой рукой Рольван быстро перерезал ему горло. Тот умер, не издав ни звука. Опустив тело на лежащий ствол так, чтобы на первый взгляд оно казалось просто спящим, Рольван тихо отступил под прикрытие кустов. У Гвейра и Игре стало на одного врага меньше.

Следующей жертвой он наметил пьяницу. С виду его можно было принять за легкую добычу, но Рольван помнил Ториса и предпочитал не слишком полагаться на внешний вид. Ступал он совершенно бесшумно, бережно раздвигая руками ветви кустов, опускал ногу и, только убедившись, что поставил ее правильно, переносил вес тела. Достигнув края прогалины, остановился. Теперь, чтобы оказаться за спиною часового, ему придется пересечь открытое пространство. Никто не шевелился, никто не смотрел в его сторону, и Рольван, пригнувшись, пошел вперед.

Резкий, полный ужаса вздох заставил его замереть. Сперва показалось – его заметили, но звук не походил на выкрик солдата, увидевшего врага. Соловей смолк, на мгновение воцарилась полная тишина. В этой тишине Рольван поднял голову и замер так же, как оба часовых. Внезапный холод почти превратил его в камень.

Неподвижная фигура, стоявшая посреди прогалины, почти у ног спящих дружинников, светилась неестественным полупрозрачным светом. Очертания ее казались размытыми и все время менялись, перетекали одно в другое, и невозможно было понять, кому именно они принадлежат. В первое мгновение Рольван будто бы увидел воина, положившего руку на рукоять меча и задумчиво озиравшегося в поисках врагов, но стоило моргнуть, и воин превратился в сгорбленную старуху с котомкой на плече, затем в увенчанного короной тидира…