Пути Предназначения
Шрифт:
— Всем внимание! Кортеж выстроился, пошло движение в сторону юго-запада.
— Готовность ноль! Провожаем до площади.
Найлиас и Гюнтер сели на авиетки — воздушные мотоциклы.
— Группа-один, внимание! — сказал Найлиас. — Кортеж брать над площадью. Группа-два, в прикрытие.
— Кортеж над площадью, — доложил боец.
— Внимание всем! — приказал Найлиас. — Пять, четыре, три, два — захват!!!
Небесные картины видны и над Гирреаном.
«Значит,
Делать в Гирреане нечего. Оба Северцевых арестованы, младший передан в коллегию, которая благополучно отрежет ему голову как Погибельнику.
Но капитан приказал ждать до вечера двадцать четвёртого. И Клемент ждал. «Ты проводишь дознание о том, причастны ли Винсент Фенг и Ринайя Тиайлис к деятельности Погибельника. Когда выяснишь, что не причастны, возвращайся».
Пусть такое дознание и чистая фикция, но в посёлке, где жил Авдей и Фенг с Тиайлис, побывать надо.
Клемент поговорил с персоналом интерната, где работал Фенг, заглянул в СТО. Ровным счётом ничего интересного не услышал и не увидел. Обычная людская жизнь, точно такая же, как и у всех… Настораживало только внезапно открывшееся обилие талантов у ничем ранее не примечательного секретаря, заурядной придворной куклы.
С другой стороны, зачем бы Фенгу раскрывать свои дарования в Мёртвоглазом Городе? Там они не нужны никому…
Свидетелем того, как Фенг дал пощёчину императору, Клемент не был, зато видел ненависть, с которой смотрел на своего недавнего Исянь-Ши Цалерис Аллуйган. Император ещё дёшево отделался.
Клемент шёл по поселковой улице к таниарской церкви. Оставалось поговорить с преподобным Григорием и можно возвращаться в соседний райцентр, чтобы оттуда вылететь в Алмазный Город.
Опять телепаться на лошади… Верховой ездой Клемент владел прекрасно, но хороша она только в качестве развлечения. Рассматривать лошадь в качестве реального транспортного средства в эпоху лётмаршей нелепо до глупости.
Но векаэсники накрыли весь пятый район двенадцатого сектора стазисным полем. Теперь здесь не работают электрогенераторы, мертвы энергокристаллы, не способны стрелять бластеры и пистолеты с пороховым зарядом…
Даже нельзя метнуть нож или воспользоваться арбалетом, потому что стазис снизит скорость и силу их полёта, заставит уже через полметра упасть на землю.
Дышать в стазисе тяжело, ходить трудно, словно сквозь воду. Клементу, с его крепким, превосходно натренированным телом, стазис не мешал, но каково приходилось калекам?
Таниарская церковь оказалась просторным квадратным строением в три этажа. По углам высокие узкие башенки, увенчанные неким подобием чалмы, на крыше квадрата нечто вроде стеклянной пирамиды.
Внутри три ряда скамеечек для прихожан, у противоположной входу стены — похожее на театральные подмостки возвышение для священника, посреди помоста водружён алтарь. Стены расписаны сложным узором из цветов и текстов молитвенных песнопений. Роспись выцветшая, местами облупившаяся. Церковь давно требовала серьёзного ремонта.
Церковный зал заполнялся прихожанами, приближался час дневной службы. Семинарист-практикант зажигал ароматические курительницы.
Скандально знаменитый поп оказался точно таким же, как и все настоятели полунищих поселковых церквушек: обряжен в сильно поношенную синюю рясу, минимум ранговых татуировок.
Только вот глаза… Яркие, живые, без той усталой, ко всему равнодушной скуки, которая присуща всем стареющим служакам низких званий, вне зависимости от того, где они служат — в церкви или в армии.
Преподобного Григория беды и радости прихожан интересовали по-настоящему, а не по долгу службы. И был этот интерес не тем жадным досужим любопытством, которое может вызвать лишь враждебность и отвращение. Взгляд преподобного Григория приветлив, как солнечный луч по весне. Клемент невольно улыбнулся, шагнул на встречу его теплу.
— Вы хотите исповедоваться, уважаемый? — спросил преподобный.
— Да, — неожиданно для себя сказал Клемент. И добавил уверенно: — Я хочу вам исповедаться.
— Тогда идёмте ко мне в кабинет. Там вас не услышит никто, кроме меня и вашего бога.
— В кабинет? — не понял Клемент. — Но… — Он глянул в сторону церковной исповедальни.
— Вы ведь лаоранин, уважаемый? Вам может быть неприятно говорить о сокровенном в стенах чужого святилища.
Клемент не привык, чтобы кто-то заботился о его душевном комфорте.
— Нет, — быстро сказал он. — Ничего. Я не хочу вас затруднять, преподобный. Любое святилище свято.
— Тогда пожалуйста, — жестом пригласил его в исповедальню Григорий. «Именно пригласил, а не повелел пройти, — отметил Клемент. — Странный поп».
— Осмелюсь напомнить, рабби, — сказал семинарист, — что сейчас время обедни.
— У великой матери впереди целая вечность, — возразил Григорий, — а людская жизнь коротка, и потому исповедь нашему гостю нужна сейчас.
— Но взгляните, рабби, вас ждут прихожане.
— Вседержительница услышит их молитвы и без моего посредничества. Или вы полагаете, будто великая мать глухая или скудоумная, и я должен объяснять ей, в чём заключается смысл обращённых к ней речей?
Семинарист издал сдавленный горловой звук, смесь испуга, изумления и возмущения. Прихожане засмеялись, зааплодировали.
— Идёмте, — вновь пригласил Клемента Григорий. — Только куртку сдайте в гардеробную, в исповедальне тепло, и вам будет неудобно в верхней одежде.
Таниарская исповедальня оказалась маленькой комнатой с голыми белыми стенами. Слева от входа стоит кресло исповедника, справа — маленький алтарчик с кувшином святой воды. Всё точно так же, как и в лаорнаской церкви, с той лишь разницей, что алтарь украшен не звёздами пресвятого, а треугольниками великой матери. И подле кресла исповедника поставлено второе кресло, для исповедующегося.