Пути Звезднорожденных
Шрифт:
Темный коридор. Напротив – неряшливый пролом в стене. В одном конце коридора видна четырехугольная комната, в другом – ступени лестницы.
Много убитых и двое раненых. На полу догорает факел.
Урайн осторожно положил до времени на пол футляр и флакон, полученные от Элая, подобрал глянувшийся ему меч и первым делом добил раненых. Пелны, Гамелины – какая разница?
Потом он поднял факел и помахал им из стороны в сторону, чтобы разбудить засыпающее пламя.
Урайн прислушался. Никого.
Теперь самое время ознакомиться с содержимым
«Хозяин! Спешу сообщить, что во вверенных мне городе и крепости по-прежнему все спокойно. В Квартале Медников просел фундамент одного из общественных зданий, но в целом…»
Что за ерунда? В конце письма стояла подпись: «Комендант крепости Авен-Раман, Такой-Сякой из Дома Гамелинов». Нет, тут явно какой-то подвох.
Урайн открыл флакон и, насколько позволяли скромные объемы его содержимого, щедро окропил бумагу. Источая непередаваемый аромат хуммеровой кухни, жидкость мигом разошлась по всей поверхности бумаги и впиталась в нее без остатка. Каракули коменданта вместе с его печатью канули в небытие.
Вместо словесного поноса Такого-Сякого теперь на бумажном плацу выстроились безукоризненными шеренгами выжженные ледяным огнем Хуммера строки. Так мог писать только один человек во всей Сармонтазаре. Он, он сам – Октанг Урайн, Звезднорожденный.
Взгляд Урайна скользнул ниже. Черный отпечаток руки. Длань Хуммера.
Урайн скептически скривился и огляделся по сторонам в надежде увидеть что-нибудь подходящее. Хорошо, вот, например, рука этого, который… который еще теплый.
Урайн взял зарубленного Пелна за руку и приложил его пятерню к письму в том месте, где бумага была пропечатана Дланью Хуммера. Пятерня Пелна прошла сквозь черную печать, как сквозь воздух. С другой стороны бумажного листа выглянули добела обглоданные фаланги пальцев Пелна.
Итак, сомнений быть не может. Письмо написано им самим и никем другим.
Если Урайн мог допустить, что в нем все еще сохранилась способность удивляться, то сейчас он был именно удивлен.
Хм, ну, положим. Так что же мы изволили написать сами себе, милостивые гиазиры?
"Я помню свое удивление в тот миг, когда я стоял подле Лона Игольчатой Башни и читал послание, написанное мне Октангом Урайном, то есть мной. Придет срок – и твое удивление развеется, как ныне развеялся прах былого мира.
Тебе предстоит нелегкий путь. Ты пройдешь его до конца, чтобы стать мной, Властелином.
Чтобы выбраться отсюда живым и невредимым, первым делом надлежит сокрушить Игольчатую Башню. Для этого сделай…"
Урайн прервался. Он был в коридоре не один. Там, откуда он сам поднялся несколько минут назад, прорвавшись сквозь Ткань Тайа-Ароан, со стоном возник Герфегест.
24
Меч Хозяин Гамелинов держал в левой руке, а стоять он мог, только балансируя на одной ноге, ибо сухожилия второй были порваны. Глупый вид.
Урайн оценил расстояние между ними. Пять шагов.
Помнится, в теле Шета он, Урайн, был неплохим фехтовальщиком. Но телом Сделанного Человека он еще не научился владеть вовсе. Урайн помнил, что Герфегест практически неодолим в честном поединке один на один. Не сомневался Урайн и в том, что даже израненный Герфегест сможет отбиться от него. С другой стороны, если Герфегест решится на безрассудное нападение, то он наверняка допустит какую-нибудь оплошность и станет жертвой его, Урайна, клинка.
Герфегест, видимо, думал о том же самом. Он угрюмо разглядывал Урайна и лихорадочно оценивал свои шансы.
Урайн на всякий случай сделал еще три шага назад и, скосив глаза в письмо, спросил:
– А про тебя здесь, интересно, что-нибудь написано?
Герфегест насторожился.
– Точно, смотри-ка! – восхитился Урайн. – «Не пытайся убить Герфегеста. Я несколько раз уже пробовал». Это я, стало быть, – пояснил Урайн Герфегесту, багровеющему от ненависти. – Э-э-э… Ага, вот. «И несколько раз умирал от его клинка».
Урайн прервал чтение и пристально посмотрел на Хозяина Дома Гамелинов.
– Я несколько раз умирал от твоего клинка, Последний из Конгетларов. А ведь имел возможность тысячу раз убить тебя сам, змеиное сердце, – сказал Урайн тихо и очень серьезно.
Герфегест очень устал от слов. Ему хотелось лишь одного – выпустить Урайну кишки и идти спать. А по пробуждении увидеть Наг-Нараон целым и невредимым. И чтобы до Игрищ Альбатросов оставался еще хотя бы один день.
Уж он бы, Герфегест, знал, какой прием устроить Тай-Кевру и его людям!
Урайн вернулся к чтению.
– Так-так-так…"Оставь его там, где встретишься с ним. Герфегест ничем не сможет помешать тебе. Со временем ты вернешься в Алустрал и принесешь ему смерть."
– Слышал? – спросил Урайн, склонив голову набок.
И только теперь Герфегест не выдержал. Он рванулся вперед, вкладывая в этот порыв всю свою ненависть. Он почти достал Урайна. И все же его клинок смог лишь надорвать в руках врага загадочное письмо, служившее источником странных прорицаний.
Герфегест упал. У Урайна было несколько мгновений, которые он мог попытаться потратить на то, чтобы зарубить Герфегеста. Но Урайн пренебрег представившейся возможностью – он доверял своим советам.
Урайн отошел еще на три шага и принялся перечитывать письмо с самого начала. Предстояло сделать очень и очень многое.
25
Поверженный Наг-Нараон лежал у его ног. Разоренное родовое гнездо Гамелинов было освещено заревом пожарищ. Залитое кровью, разоренное, безлюдное.
Гамелины были верны себе до конца. Никто не искал спасения в бегстве. Никто, кроме Хозяев Гамелинов.
Тарен Меченый сплюнул.
При всей своей ненависти к Хармане и Герфегесту, он не мог даже заподозрить, что они решатся на подобную низость. Он был уверен, что Хозяева Гамелинов будут сражаться плечом к плечу вместе со своими людьми, пока смерть не разыщет их на бранном поле.