Путник, зашедший переночевать
Шрифт:
«Потому что ты начало и вершина всех моих бед, — неожиданно сказал он. — И все беды, которые пришли следом за этим, тоже вызваны тобой».
«Как это? — удивился я. — До того как я приехал сюда, мы друг друга никогда не видели — ведь я уехал в Страну Израиля, когда ты был ребенком, а может, и вообще еще не существовал, — и вдруг ты заявляешь, что я начало всех твоих бед и причина всего, что за ними последовало».
«Ты совершенно прав, когда ты уехал отсюда, я еще не родился», — сказал Йерухам.
Я засмеялся: «Видишь, значит, у тебя нет никакого основания связывать твои дела со мной, тем более — относить свои беды на мой счет».
«Выходит, ты считаешь, что нет такой причины?» — спросил Йерухам.
«Да, я именно так считаю, и твои слова только подкрепляют мое мнение. Разве ты не сказал, что еще не пришел в этот мир, когда я отсюда уехал? Как же иначе понять твои слова?»
«А так, что именно твой отъезд в Страну Израиля как раз и породил все мои беды».
«Каким образом, друг мой, каким образом? Скажи! Веревка, на которой палач повесил осужденного, слегка покачивается. Похоже, что преступник недоволен этой честью».
«Сейчас я тебе объясню», — сказал Йерухам.
«Да, пожалуйста, объясни, друг мой. Я вообще-то человек нелюбопытный, но в данном случае хочешь не хочешь, а проявишь любопытство. В чем же дело? Почему ты смотришь на меня так, будто видишь меня во сне?»
«Когда я был ребенком, — сказал Йерухам, — я много слышал о тебе».
«Мне и в голову не приходило, что мои соотечественники будут говорить обо мне после моего отъезда, — сказал я. — Не потому, что я такой скромник, а по той простой причине, что, отряхнув пыль родного города со своих ног, я постарался стереть память о нем в своем сердце. Так что же тебе довелось слышать обо мне?»
«Я слышал, — сказал Йерухам, — что был в городе парень, непохожий на всех остальных. В чем-то лучше, чем они, но в чем-то и хуже. И как-то раз он исчез. Думали, что он по своему обычаю бродит по лесам в одиночку, но, когда прошло несколько дней, стали спрашивать у отца, куда подевался его сын. А тот ответил, что сын уехал в Страну Израиля».
Я сказал: «И что же, кто-нибудь говорил, что я дурно поступил, уехав туда? Или это ты считаешь, что я сделал что-то нехорошее? Видит Господь, я не украл в храме и не сбежал с краденым. Душа моя рвалась взойти в Страну Израиля, и отец, благословенна память его, дал мне денег на дорогу. И поверь, это были чистые деньги. Так что же плохого было в моем отъезде?»
«Что плохого? — переспросил Йерухам. — Напротив, ты поступил хорошо — ведь ты там преуспел и заслужил доброе имя. Но…»
«Что оно значит, твое „но“?»
«Но мне ты причинил этим зло, большое зло ты мне причинил».
«Каким образом?!»
«До того как ты уехал в Страну Израиля, она не была для нас чем-то реальным. Ты ведь знаешь наших сионистов, что молодых, что старых, для них главное — сойтись, поговорить за едой насчет Страны Израиля и собрать положенные взносы. Но с тех пор, как ты уехал в Страну Израиля, она стала для нас реальностью — как же, один из наших уехал туда! Со временем, когда я дозрел до понимания происходящего, я тоже принял эту Страну в свое сердце, но не Страну сионистов нашего города, а твою Страну Израиля, и принял настолько, что весь мир, на мой взгляд, недостоин был и одной крупицы ее земли».
«Если так, то, выходит, ты только выиграл благодаря мне».
«Я тоже так считал, — сказал Йерухам, — поэтому и потянулся за тобой: ты и Страна Израиля стали в моих глазах одно. Я представлял себе: вот я приезжаю туда, прихожу к тебе и говорю: „Я из твоего города и благодаря тебе тоже приехал сюда“. Ты тут же протягиваешь мне руку дружбы, и я вижу, что у меня есть брат в Стране Израиля. А потом ты достаешь апельсин, делишь его на двоих и говоришь: „Бери и ешь“. Много апельсинов я ел там, в Стране Израиля, были дни, когда это было моей единственной пищей, но той дольки апельсина, которую я ожидал получить из твоих рук, мне не хватало».
«Но почему же ты не пришел ко мне?» — спросил я.
«Почему я не пришел к тебе? А разве ты был там? Когда я похвастался перед своими тамошними друзьями, что собираюсь навестить тебя, они сказали мне: „Этот человек покинул Страну“».
Я вздохнул: «Это правда, в те дни я жил в Берлине».
«Ты жил в Берлине, — сказал Йерухам, — ты наслаждался всеми благами жителей большого города, а наши сердца ты заразил ядом Страны Израиля».
Я посмотрел на него и воскликнул: «Любовь к Стране Израиля ты называешь ядом?! Я не хочу спорить с тобой, но ответь мне, пожалуйста, что же, по-твоему, я должен был сделать?»
Он спокойно посмотрел на меня и дружелюбно сказал: «Умереть, господин мой, умереть».
«Тебе надоела моя жизнь?» — спросил я.
«Если ты не нашел удовлетворения от жизни в Стране, — ответил он, — ты должен был, господин мой, покончить жизнь самоубийством».
«Покончить жизнь самоубийством?!»
«Или исчезнуть. Или сменить имя, чтобы никто не знал, что ты еще жив. Или…»
«Или?»
«Или надеть рубище изгнанника и бродить с места на место, целовать повсюду землю, бить себя в грудь и кричать: „Я тот, который увлекал за собой людей в Страну Израиля и ошибался при этом. Люди, не следуйте за мной“».
«Разве я тебя соблазнял ехать следом за мной?» — спросил я его.
Он ответил: «Хочешь, я прочту тебе кое-что?. Те стихи, которые ты сочинил перед тем, как уехать в Страну?»
«Стихи, которые я сочинил?»
Йерухам выпрямился во весь рост, сдвинул ноги по-солдатски, сложил руки на груди и произнес с выражением:
На вечную верность ему до скончанья Поклялся себе я пред Богом незримым И все, что имею я в мире изгнанья, Отдать в искупление Иерусалима…«Замолчи, человече, замолчи!» — крикнул я ему.
Но он продолжал читать:
Отдать ему жизнь мою, сердце и разум Без лишнего слова, без лишнего счета. Ведь он наяву и во сне — моя радость, И будней веселье, и праздник субботы.«Замолчи, человече, замолчи», — снова попросил я. Но он и на этот раз не замолчал и продолжал декламировать:
Мой город великий и многострадальный, Хоть нет в нем царей и бедны человеки, Он Господом избран уже изначально И красною нитью [56] с Ним связан навеки.56
…И красною нитью… — Каббала приписывает красной нити способность защищать от дурного глаза и прочего возможного вреда.