Путя не будет
Шрифт:
Вера Петровна поселилась в доме сына, когда родилась Аня. Дом женщины со временем стал совсем дряхлый. Достался он от ее прабабки, в наследство. Три поколения прожили в том доме, который практически не ремонтировали. Молились на него, как на святыню, потому что даже во время войны, когда деревню жгли немцы, именно этот дом не тронули. А почему? Да кто ж его знает, видимо, богу так было угодно. Устав от одиночества, Вера пришла к сыну сразу с вещами, не договариваясь о переезде заранее.
–Ты, как сын, должен заботиться о матери. К сестре, Ефросинии, поехать не могу. Далеча она живет, да и городские условия не
Тимофей сразу согласился принять мать на постоянное место жительства, понимая, как тяжело ей досталось одной, без мужа. Невестка же, когда вернулась из роддома с Аней на руках, не обрадовалась новому постояльцу. Зная гордый нрав свекрови, первое время она делала вид, что между ней и Верой Петровной отношения добрые, даже дружеские. Но свекровь быстро расставила всё на свои места, выговаривая претензии Свете ежедневно.
–Могла бы и не рожать так быстро, —ворчала женщина, косясь на плачущую Аню, которую пыталась накормить Светлана. —Куда ты их плодишь? А потом что, третьего, четвертого притащишь? И одного бы хватило!
Аню она невзлюбила сразу, как только узнала, что невестка забеременела. К старшему внуку относилась благосклонно, с нежностью, а вот крикливая девчонка ее жутко раздражала.
–Вот тебе и подарочек, – проснулась однажды ночью Вера Петровна, – не поспать по-человечески, не отдохнуть. Смерти моей хотите!! —Крикнула она. —Все ждете, когда я окочурюсь?
Аня росла, познавала мир со всеми его прелестями. Правда этот мир был зациклен на семье Ивановых, в особенности – на бабушке, которая поставила себя во главе этой семьи. Ее сын Тимофей не лез в бабские дела. Работал, приносил зарплату, которую отдавал матери, ел, пил, спал, иногда разговаривал с дочкой, а иногда просто лежал на кровати и слушал радио, чтобы отдохнуть как следует перед предстоящей рабочей неделей.
–Спи, спи, сынок, всю работу не переделаешь, а тебе сил набираться надо. —Ласково говорила сыну Вера, стоя рядом с ним, а потом добавляла, повернувшись в сторону комнаты, откуда доносился детский плач. —Потому как нервы на эту крикуху спущены!
Жалел ли Тимофей о своей женитьбе на молодой девчонке? Неизвестно. Мать ему многое плела про будущую жену, но Трофим не слушал. А сейчас, когда и ночами не выспаться от детского ора, и Света стала нервной, а еще и мать над ухом жужжит, тут уж ни один мужик не вытерпит. Но Тимофей терпел и продолжал жить прежней жизнью.
***
Аня услышала стук двери. Взглянула на будильник, стоящий на столе, и поняла – это пришла мама. Затем из кухни донесся торопливый бабушкин голос. Мама что-то ответила ей, а потом позвала Аню.
–Иди сюда, паршивка!!
Аня вздрогнула. У матери был такой грубый тон, что он мог означать лишь одно – сейчас будут бить. Но за что? За то, что сварливая бабка нажаловалась? Аня еще не переоделась, так и сидела в школьном форме, пока мать не пришла. Поднявшись, девочка медленно подошла к двери. И не успела взяться за дверную ручку, как дверь распахнулась, и
–Снимай платье!! —заорала Светлана во все горло. —Снимай, я сказала!!
Сама же и схватила девчонку за грудки, подтянула к себе, сорвала с нее черный передник и начала быстро расстегивать пуговицы на платье.
Глава 9
Через минуту Аня стояла перед злющей мамой и удивленной бабушкой «во всей красе». Вера Петровна не совсем понимала, зачем Светлана раздела дочь, а Света, не говоря ни слова, пялилась на живот Ани.
–Значит, права была Валентина Яковлевна, —выдавила из себя женщина, вытирая проступившие слезы. —Брюхатая…
Аня ждала, когда мама объяснит, что она делает. Зачем снимать платье перед всеми, почему Валентина Яковлевна, классный руководитель класса, в котором учится Аня, права, и что значит «брюхатая». Кто брюхатый? Машка – свинка, которая живет в сарае? А Аня здесь причем? Не успела Анютка пораскинуть мозгами, как мать схватила ее за волосы и потащила в комнату. Вера Петровна осталась в кухне. Она жмурилась каждый раз, когда слышала звонкие шлепки, истошные крики внучки, и звериное рычание невестки. Такой Светлану свекровь еще не знала.
–Ноги задирать в 14 лет! Да чем же ты думала…
–Прибьет девку, ей-богу, прибьет. А я как в воду глядела: путя с нее не будет. – уходя в свою комнату, пробормотала старушка.
До позднего вечера Аня просидела в своей комнате, ожидая возвращения отца. Мать предупредила, что отец наподдаст еще хлеще за позор, который вот-вот расползется по всей деревне.
–И как же ты не заметила? —ехидная свекровь не отходила от Светланы. —Я-то ладно, сослепу много чего пропустить могу, а ты? Да что ж ты за мать такая, не пойму! И для чего ты ее рожала? Я ж говорила, не нужны дети, окромя Гришки. Нет же, зазудело в одном месте. Зачесалось. Ну что, легче стало? Сейчас все бабы как подхватят эту новость – хоть из деревни беги. А куда мне, под старость? И за что я такой стыд заслужила? Скоро ноги охладеют, и будут соседки стоять у моего гроба и судачить: женила сына на позоре, родился у Тимофеюшки позор. Позор на позоре, ой, батюшки мои…
Положив ладонь на грудь в районе сердца, Вера Петровна медленно опустилась на табурет.
–Всё, помираю. Сил нету смотреть, как мой сынок себя сгубил…
Светлана чистила картофель. Ее руки дрожали от страха и злости. Страх, который взрастила в ней свекровь насчет позора на всю округу, и злость на дочь, что не смогла уберечь честь смолоду. Если б в шестнадцать с парнем спуталась – это еще куда ни шло, а вот в четырнадцать… Что люди скажут? А что они скажут, начнут плевать в лицо, потому что Анька не только семью Ивановых позором покрыла, но и всех девчонок ее возраста.
–Призналась хоть, с кем семя прижила? —свекровь покосилась на Свету.
–Нет, —выдохнула та, бросив очищенную картофелину в таз с водой.
–Узнать бы, кто такой прыткий, что на малолетнюю полез, – процедила сквозь зубы Вера Петровна, потирая кожу под шеей. —Я б ему быстро кое-что оторвала, чтоб мучался.
В дом вошел Тимофей. Увидел женщин в кухне, откашлялся, снял рукавицы и засунул их в печурку.
–Здравствуй, сынок, – со слезами в голосе поздоровалась мать. —Как работа? Сильно замаялся? А у нас такое горе-е-е.