Пьяная Россия. Том третий
Шрифт:
– Да, – тянет один.
– Есть дыра, будет и прореха, – задумчиво произносит другой.
Низенький толстый дедулька в выцветшей одежде зыркает в их сторону. У дедульки интерес – пустые пивные банки, которые он собирает и сдает за копейки в цвет. мет., по старому – утиль. сырье.
Двое, без промедления отдают дедульке опустевшие банки и достают из пакета новые, еще полные.
– Курочка по зернышку клюет, – говорит один, кивая вслед дедульке.
– Да весь двор в помете, – не соглашается другой.
Девчушки-хохотушки, человек десять,
– Да, – тянет один, когда девчушки давясь от смеха, залезают в тесную маршрутку.
– Инопланетянки, – поддакивает другой, провожая изумленным взглядом отъезжающую маршрутку.
– Ночью встретишь, вмиг заикой сделаешься! – решает первый.
В остановку ныряет толстуха. Тяжело сопя и отдуваясь, бесцеремонно подвигает мужичков. Плюхается на скамейку. Дышит, открыв рот, и двое глядят на нее с ужасом. Один жалея несчастную, протягивает ей целую банку пива, которую выуживает из пакета. Но толстуха сердито отпихивает угощение, из кармана достает несколько пачек таблеток, выдавливает таблетки себе в ладонь, отправляет в рот, жует просто так.
Двое заворожено следят, как толстуха пожирает таблетки. Подъезжает автобус. Двери раскрываются. Толстуха кряхтя и охая, бесцеремонно опирается на плечо одного работяги, машет водителю, дескать, подожди. Другому работяге приходится спешить, чтобы удержать автобус. Первый волочет толстуху. Вдвоем, они запихивают ее, натужно подсаживая под руки и она, грузно повиснув на второй ступеньке, зычно кричит водителю, чтобы трогал. Автобус уезжает, двое возвращаются к скамейке.
Ничего не говорят, отдыхают. Один потирает плечо, на которое опиралась толстуха.
И тут, рука об руку, под козырек, спасаясь от жарких солнечных лучей, заходят двое. Она и он. Она – длинноногая блондинка в короткой юбчонке. Он – приземистый, жилистый бычара с толстой шеей, но старый. Разница в возрасте налицо.
Двое смотрят насмешливо, понимающе переглядываются, подмигивают. Бычара косится на мужичков неприязненно, блондинка высоко задирая нос, смотрит на работяг свысока, с вызовом. Подъезжает троллейбус, сладкая парочка с достоинством забирается внутрь салона.
– Старый конь борозды не испортит, – смеется один.
– Да и глубоко не вспашет, – добавляет другой.
– Чего же они на троллейбусе, авто, что ли сломалось? – удивляется первый.
– Экономят! – хохочет второй.
На остановку боком заходит мужик. Небритый. Едва одетый, в домашних шлепках и руки трясутся.
– Мелочь есть? – сипит он.
– Тебе опохмелиться, что ли? – догадывается один работяга.
– На, – протягивает другой целую банку с пивом.
Мужичок, без раздумий хватает банку, в два-три больших глотка осушает.
– Губа не дура, – удивляется один.
– Язык – не лопата, – добавляет другой и протягивает мужику вторую полную банку с пивом.
Мужик и тут проявляет чудеса алчности, выпивает и трясет банку, стряхивая капли на высунутый язык.
– Пьяному море по колено, – комментирует один с восхищением.
– А лужа – по уши, – говорит другой, протягивая мужику третью банку с пивом.
Мужик быстро расправляется и с третьей банкой. Распахивает объятия и ревет на всю остановку:
– Спасители вы мои!
И принимается плясать.
– Эк, его развезло на старые дрожжи, – качает головой один.
– Ума палата, да ключ потерян! – говорит второй, вытрясая сор из пустого пакета.
– Собаку съел, хвостом подавился, – кивает первый, наблюдая за танцевальными номерами пьяного мужика.
– Пыль столбом, дым коромыслом, а изба не топлена, не метена, – добавляет второй.
И оба уходят, оставляя мужика радостно перебирать ногами в лихой пляске, голуби суетятся рядом, наблюдая, не посыпятся ли крошки из пустых карманов веселого пьянчуги…
Наблюдалки
Одна из центральных улиц Москвы, как всегда с утра и в будние дни запружена народом.
Мужчины и женщины в деловых костюмах так и снуют туда-сюда. Мужчины сплошь с кожаными портфелями и папками, женщины с дорогими сумочками. Все красивые, от всех пахнет духами и дезодорантами, подчеркнуто, офисно отутюженные, отглаженные, на лицах печать бесстрастия или повышенной сосредоточенности.
Посреди тротуара топчется мужик. Черт его знает, откуда он вылез. Одетый небрежно, неряшливо, он, нарочито расставив локти, толкается, не дает пройти:
– Общество любителей русской словесности, – бормочет, презрительно оглядывая сплошные ряды старательно вежливых людей.
Его обходят, равнодушно, но неуклонно.
– Менеджеры! – бормочет мужик и кидается на прохожих.
Рычит, строит зверские рожи, хватает за пуговицы и рвет одежду.
В конце концов, он добивается своего. Ему отвечают. Несколько человек не стерпев, дают ему сдачи.
– А, все-таки живые люди! – орет он, восторженно и рвет блузку на не успевшей увернуться от его цепких пальцев женщине.
– Вмажьте ему! – визжит женщина.
На вид лет сорока, всклокоченная, разъяренная своим потерянным лоском и сама кидается в бой.
На тротуаре возникает затор. Люди натыкаются на драку и останавливаются.
– Что там такое? – кричат из задних рядов.
– Ничего не видно! – оправдываются с середины.
– Тут дерутся! – сообщают с передних рядов и теснимые драчунами, пятятся назад.
– Что же это такое, все на одного! – сопротивляются иные и вступаются за мужика.
Битва разрастается. Некоторые уже не знают, с чего началась заваруха и кто виноват в создавшемся положении. Ситуацию разрешают полицейские. Хватая драчунов, не разбираясь, кто, где заталкивают вместе с разъяренной женщиной в подъехавший автозак. Автозак уезжает. Скоро, улица опять заполняется деловым народом. Ничто не говорит о состоявшемся, здесь, происшествии.