Пьянящий аромат
Шрифт:
— Готов биться об заклад, что вы знаете много больше, чем хотите показать. Сколько же вам лет?
Она приподняла изящную бровь:
— Какая наглость! С какой стати вдруг я должна отвечать на этот вопрос?
Эдвард пожал плечами:
— Я же не чужой.
— Для Джереми, но не для меня, — отрезала Пегги. — В отличие от моей сестры Кэтрин я ни за что, даже за весь чай Китая, не вышла бы замуж за аристократа!
— А я думал, что вы вообще ни за кого не хотите замуж. Помните? — Он усмехнулся. — Я и не подозревал, что ваше заявление касается только людей вроде меня.
— Вовсе нет. Хотя я и в самом
Эдвард заметил, что Пегги с интересом ожидает его реакции, как школьник, разглядывающий жука, у которого только что оторвал лапку. И хотя он знал, что этого делать не стоит, все же спросил:
— Это почему же?
— Да потому, что это люди вроде вас не позволяют вводить важные реформы, которые могут помочь тысячам страдающих женщин и детей по всей стране, — живо отозвалась она. — Может, даже по всему миру, поскольку на Англию смотрят как на оплот нравственности.
Эдвард едва сдерживался, чтобы не расхохотаться.
— Господи, да о чем вы говорите?
— А вы не знаете? — Пегги прищурилась и заговорила тоном прокурора: — О молоденьких девушках, которых посылают в Лондон учиться профессии и которые оказываются на улице из-за того, что их изнасиловали или соблазнили работодатели…
— Что? — вскричал Эдвард.
— .. дома их считают извалявшимися в грязи, и другого пути, кроме проституции, для них нет, — закончила Пегги, будто ее и не пытались прервать. Опершись локтями на стол, она продолжала: — Я говорю о женщинах, которым приходится рожать одного ребенка за другим, и так из года в год, потому что они настолько темные, что не знают, как предохраниться от беременности, потому что мужчины не считают образование дочерей достойным вложением их денег…
— Господи Боже! — прошептал Эдвард, чувствуя, что краснеет. — Во имя всего святого, о чем только думал ваш отец, позволяя вам читать газеты? Это то же самое, что подносить коробку шоколада человеку, страдающему диспепсией!
— Прошу прощения, — фыркнула Пегги, откинувшись на спинку стула. — Я говорю правду. Никто не виноват, если вы были настолько заняты охотой на беззащитных лисиц, что не видели ничего дальше своего носа.
— Вы, дорогуша, слишком долго жили одна. Когда я привезу вас в Роулингз…
Она бросила на него такой выразительный взгляд, что он умолк.
— Что же вы сделаете? Оградите от внешнего мира, именно так веками наказывали женщин?
— Положу вас на колено и отшлепаю как следует, именно этого вы заслуживаете! Что вы могли узнать, например, о проституции или о предотвращении беременности? Сами всего-то год как из-за парты.
— Между прочим, — надулась Пегги, — мне вот-вот исполнится двадцать лет!
Эдвард упал на стул, давясь от смеха. Девушка гневно смотрела на него.
— Позвольте узнать, что здесь смешного? — требовательно спросила она.
— Вот я и узнал, сколько вам лет, разве нет?
Он хлопнул себя по колену, счастливый, будто только что обыграл в бильярд Алистера Картрайта.
Девушка еще некоторое время продолжала смотреть на него, потом с философским видом переключила внимание на виски.
Понимая, что этого не следует делать, Эдвард не мог отвести от Пегги восхищенного взгляда. Большие зеленые глаза на слегка разрумянившемся точеном лице цвета
И почему, несмотря на ее вызывающее поведение, ему все еще хотелось целовать этот дерзкий рот? Непостижимые создания эти молоденькие девушки! Он всегда предпочитал женщин постарше, главным образом, замужних.
— Раз уж мы собираемся жить бок о бок под одной крышей, — начал Эдвард, — то почему бы нам не стать хотя бы друзьями?
Пегги поднялась и направилась к мойке, чтобы сполоснуть стаканы из-под виски. Во взгляде, который она бросила на него через плечо, светилась подозрительность.
— Жить бок о бок, под одной крышей? Что это вы имеете в виду?
— Вы обещали вместе с Джереми поехать со мной в Роулингз.
— Ничего подобного я не говорила!
Эдвард понял, что начинает хмуро сдвигать брови, но ничего не мог с собой поделать. Эта предвещающая грозу гримаса однажды вызвала приступ истерики у одной из старших дочерей Герберта.
— Вы сказали «может быть»…
— Именно так. Но с каких пор «может быть» означает «да»?
— Мисс Макдугал… — Эдвард запнулся. До этого ему казалось, что война выиграна без существенных жертв, на самом же деле генеральное сражение только предстояло. Ему очень захотелось почесать о кого-нибудь кулаки, но, увы, мистера Ричлэндза поблизости не было. — Я уже извинился за пренебрежительное отношение к вам моего отца. Я выплатил до последнего пенни все, что, как сказал этот чертов священник, он ссудил вам. Я пытался убедить вас, что вам ни в чем не будет отказано, если вы согласитесь поехать с Джереми в Роулингз. Что еще я должен сделать, чтобы вы поверили в мою искренность?
Стоя спиной к Эдварду, она сказала мягким голосом скорее окну, чем ему:
— Ничего. Я верю вам. Знаю, что вы готовы сделать все необходимое. Но…
— Но что?
— Но… Что вы, лорд Эдвард, знаете о моей семье? — Когда она повернулась к нему лицом, зеленые глаза казались неестественно огромными. — Что вы знаете о моей сестре?
— Ничего, — пожал плечами Эдвард. — Кроме того, что если она была похожа на вас, то нет ничего странного, что мой брат так рано умер.
Пегги не улыбнулась его шутке.
— Ничего? Совсем ничего? Вы никогда не были с ней знакомы?
— Вы же знаете, что нет. Мой брат познакомился с вашей сестрой здесь, в Эпплсби, приехав, чтобы поохотиться. Они неблагоразумно и явно поспешно скрылись, а когда отец отказался признать их брак, перебрались на континент, откуда ни один из них живым не вернулся. А в чем дело, мисс Макдугал?
Девушка промолчала, во всяком случае, она медлила с ответом. Вместо этого она задумчиво смотрела на свои руки. Эдвард проследил за ее взглядом, подумав о том, как эти руки недавно страстно теребили его волосы. И вдруг представил, как они, маленькие и прохладные, расстегивают пуговицы на его бриджах…