Пьянящий аромат
Шрифт:
Эдвард, в жизни которого были сотни женщин и который умел прекрасно управлять своими глубинными инстинктами, вдруг ощутил непреодолимое желание поцеловать эти мокрые от слез, маняще приоткрытые алые губы. Нечего и говорить, что поцелуй со свояченицей является опрометчивым поступком при любых обстоятельствах, а здесь и сейчас он сулил полную катастрофу. Нечего и говорить, что Эдвард был на десять лет старше Пегги и, похоже, уже скомпрометировал ее тем, что находился с ней в доме один на один. Нечего и говорить, что она была совершенно одинока в этом мире и что использовать в своих интересах
Глава 4
Когда губы Эдварда встретились с ее губами, Пегги застыла от изумления. Зеленые глаза широко распахнулись. Пальцы мужчины впились в ее плечи, будто он боялся, что она начнет вырываться. И хотя, когда мистер Ричлэндз проделал с ней то же самое меньше часа назад, первой реакцией Пегги было убежать, на этот раз мысль о бегстве даже не пришла девушке в голову. Требовательные губы Эдварда рождали в ней совершенно новые ощущения. Ее руки бессознательно обвили его шею. Мгновение спустя девушка почувствовала, что его пальцы, скользнув под волосами, легли ей на затылок. Когда Эдвард коснулся языком языка Пегги, девушка ощутила взрыв блаженства, от которого ноги сразу же ослабли. В нижней части живота пробежала горячая волна, а соски грудей, покоившихся в кружевных чашечках платья, налились упругостью. Пегги тихо вскрикнула, но не от возмущения, а от удовольствия.
Эдвард ожидал реакции этой импульсивной особы, но не той, что последовала. Ну, по меньшей мере, пощечины, горьких слов упрека. А теперь — он точно знал, что держит в руках женщину, настолько мягкую и податливую, что ею можно овладеть сию же минуту, прямо здесь, на столе, столько раз, сколько захочется, и потом никогда не услышать от нее ни слова упрека. Как он мог определить за короткое время знакомства, что за строгой внешностью Пегги Макдугал скрывается такая чувственность, что уже сейчас ее глаза полузакрыты от желания, а губы горят от его страстных поцелуев? Эдвард и сам не знал ответа. Он знал только, что хочет эту женщину, как никого и никогда в жизни. Его ставшее твердым, как камень, естество, которое явственно обозначилось под бриджами, и неровные удары сердца были тому подтверждением…
Неизвестно, чем бы все закончилось, если бы неожиданно не распахнулась кухонная дверь, впустив в комнату струю ледяного воздуха. Не успел Эдвард опомниться, как перед ними появился пестрый ком шерстяных варежек и шарфов в четыре фута ростом, который, казалось, внесло в кухню ветром.
— Что ты делаешь с Пегги? — раздался из-под яркого кашне детский голос.
Пегги отпрянула от Эдварда, будто обжегшись. Щеки девушки пылали от смущения, она обеими руками поправляла волосы, растрепанные пальцами Эдварда.
— Джерри, ты сегодня поздно, — произнесла она нетвердым голосом, поспешив закрыть за мальчиком дверь. — Где же твое воспитание? Разве так приветствуют гостей?
Эдвард, раздосадованный тем, что их прервали, был вынужден отвернуться, чтобы скрыть явные признаки своего возбуждения. Его дыхание было прерывистым, словно после быстрого бега. Больше всего на свете
— Молодой человек, ты вытер ноги? — спросила Пегги с таким спокойствием, что Эдвард ей позавидовал.
Не обращая внимания на тетушку, Джереми Роулингз снизу вверх смотрел на пришельца, из накрученных на него одежд сверкали лишь серые глаза.
— Что ты делал с Пегги? — допытывался мальчик.
— Ну-ка, Джереми, — проговорила Пегги, приступив к разматыванию многочисленных шарфов. — Нельзя так разговаривать со своим дядей Эдвардом.
— Что еще за дядя? — грубовато отозвался мальчик.
— Твой дядя Эдвард.
Девушка стащила с герцога шерстяную шапку, под которой обнаружилась копна таких же, как у Эдварда, темных вьющихся волос. Лицом, румяным с мороза и чуть присыпанным веснушками, мальчик напоминал свою тетушку. Эдвард заметил, что знакомой была и форма губ.
— Это твой дядя Эдвард. Он только что… э-э…
— Поцеловал твою тетю, чтобы поприветствовать ее, — торопливо вставил Эдвард. Он все еще не решался повернуться к ним. — Довольно давно не видел ее.
Однако Джереми Роулингз вовсе не страдал, как и все дети, недостатком проницательности. Взглянув на пылающие щеки Пегги, он солидно заметил:
— Так не целуются при встрече. Это похоже на то, как миссис Макфирли целует мужчин, а те платят ей однопенсовые монетки…
Пегги поспешно вмешалась:
— Снимай ботинки и садись за стол. Обед остынет.
Обернувшись наконец и как следует разглядев племянника, Эдвард взъерошил ему волосы и вздохнул.
— Разрази меня гром, — негромко проговорил он. — Не знай я точно, кто это, подумал бы, что вновь нахожусь в детской комнате, где меня изводил старший брат Джон. Я не видел ни у кого больше такой жесткой линии рта.
Пегги, не расслышав его последних слов, нахмурилась.
— Только не Джереми. Озорной — да, но только не жесткой.
Джереми остановил на дяде взгляд своих стального цвета глаз.
— Там на улице твой экипаж? — спросил он, при этом ангельское румяное детское личико резко контрастировало с глумливой подозрительностью, прозвучавшей в его голосе.
Эдвард повел темными бровями.
— Мой. Он тебе нравится?
— Получше, чем у сэра Артура, — мрачно пробормотал Джереми. — Я ни у кого не видел такой красной физиономии, как у него. Прямо как вишня. Мне казалось, он может самовозгореться.
В ответ Эдвард вопросительно приподнял бровь, а Пегги сказала объясняющим тоном:
— «Холодный дом» мистера Диккенса. Мы читаем книгу вслух по вечерам. Там несколько персонажей сами по себе вспыхивают. Джереми, садись и хватит рассказывать сказки. И имей в виду, если не снимешь ботинки, то в следующее воскресенье опять будешь оттирать пол.
Эдвард не мог сосредоточиться на словах Пегги. Он лишь глазел на нее, зная, что со своими румяными щеками и растрепанными волосами девушка привлекательна, как никогда. Коричневое шерстяное платье было примерно на размер ей маловато и поэтому плотно облегало тело, под лифом отчетливо обозначались налитые бугорки. Будь у него шанс, Эдвард с радостью ласкал бы эту грудь.