Пять баксов для доктора Брауна. Книга 3
Шрифт:
— Есть, шеф! — молодой Фрейшнер так и рвался принести, унести, подать, забрать, протереть, позвонить, встретить с запиской, сбегать за обедом в китайскую лавочку — все, что угодно, как будто не был управляющим весом в двести фунтов.
В конце концов, ему опять досталось: от механика, который лежал под автомобилем и которому мистер Фрейшнер отдавил пальцы каблуками ботинок. Потом оказалось, что он ползает, как черепаха. Потом — что его не дозовешься. После того, как управляющий указал механику на некоторое различие в положении,
Саммерс взбежал на второй этаж.
— Мистер Халло, — произнес он, стоя на ступеньках, — вы злитесь на меня, вот и выпускайте пар по адресу. Я был груб с вами. Можете высказать все, что обо мне думаете.
Но механик отчего-то не спешил высказываться.
— Тогда так, — продолжил коммерсант. — Во-первых, мне бы хотелось, чтобы вы помнили: возраст мистера Фрейшнера — не ваша забота. Он управляющий, а не вы, и обсуждать тут нечего. А во-вторых, если я еще раз услышу «коммуниcтический террор — микстура от капитала», «жиды», «масонский заговор» или славы и осанны в адрес Форда — вы уволены. Думать что угодно — ваше право, но пока вы работаете на меня, потрудитесь придерживать свой язык.
Терпение механика лопнуло.
— Я все скажу Форду! — и он потряс грязным кулаком.
— Что вы ему скажете? — поинтересовался Саммерс.
— Все! Все, что вы тут наговорили!
Саммерс пожал плечами.
— Идите. Вам же будет хуже.
— Что?! Угроза? Форд и это узнает!
— Не думаю, мистер Халло, — спокойно сказал Саммерс и зевнул.
— А! Вы меня убьете! — механик адски захохотал. — Я давно этого жду! И момент выбрали! Вашего компаньона, единственного порядочного человека во всем заведении, здесь нет. Фрейшнер, этот ж-ж-ж…
Тут Халло поперхнулся и умолк.
— …ж-ж-жестокий управляющий? — предложил коммерсант. — Да, он бы меня не выдал, тут вы правы. Фрейшнер — стоящий парень. Но убивать вас, мистер Халло, никакого интереса.
— Вы не имеете права! Я буду жа… — начал механик по привычке и спохватился. — Как — никакого интереса?
— Да никакого, — улыбнулся коммерсант. — Вы погубите себя сами. Изложить дело: «Саммерс сказал то-то и то-то» и сразу заткнуться вы все равно не сможете.
— Почему?
— Потому что это выше ваших сил. Вы начнете разглагольствовать, вплетете евреев, масонов, Маркса, мировой заговор, собьете всех с толку и вас просто выкинут вон.
Самерс подумал и добавил:
— Ябеда.
— Вы не имеете права меня оскорблять! — закричал механик. — Я уволюсь! Вам придется нанять вместо меня троих! Четверых! Пятерых!
— Да, придется, — коммерсант наклонился к нему так, что их лица едва не соприкасались, и произнес вполголоса: — Зато вас никто не возьмет. Найметесь простым рабочим на консервную фабрику, вылетите через месяц, год проищете другое место, отсидите за бродяжничество и так до глубокой старости, пока вас не выкинут уже отовсюду. Вы станете немощны.
Халло квакнул.
— А профсоюз не поможет, — коммерсант зевнул. — Потому что и там вы мутите воду своими митингами. Придется вам откинуть копыта под забором. Ну, как?
Халло неразборчиво буркнул и отвернулся.
— А? — переспросил коммерсант.
И, подождав, добавил:
— Я вижу, относительно вашего непосредственного начальства вы уже усвоили. Я рад, мистер Халло. Масонов и мировой заговор я вам прощу. Это ваше проклятье. К тому же, оно мне выгодно. Теперь вот что.
Саммерс оперся о деревянные перила.
— Мистер Халло, я уезжаю. Мне хочется верить, что пока меня не будет, вы не выведете мистера Фрейшнера из себя. Я уповаю, что он не займется придумыванием необычных и жестоких наказаний за саботаж, как это делается на «Форд Мотор». Я питаю надежды, что вашими трудами нигде не произойдет революции. И я рассчитываю, что в мое отсутствие вас самого не зашибет какой-нибудь еще борец за мировую справедливость.
С этими словами коммерсант нагнулся, поднял гирю и вручил ее механику.
— Уберите это в свою комнату. Устроили здесь склад.
А потом пошел не то дождь, не то снег. К обеду он превратился в бурю, дорогу замело ко всем чертям. Саммерс взял книгу и устроился в библиотеке. Время от времени он вставал и ходил из угла в угол. Он маялся.
Час проходил за часом. К полуночи сырые хлопья повалили сплошной стеной, застилая все и на лету превращаясь в воду. Ветер хлестал по стеклам ветками деревьев. Было совершенно темно, тихо — только где-то у соседей буксовал мотор, с пола сквозняк шевелил шторы, но пламя камина и зеленая лампа делали комнату уютным убежищем.
Внизу хлопнула дверь. С трубкой в зубах, в халате Саммерс вышел в коридор и съехал по перилам в гостиную.
Но это был не Маллоу.
— Заглохла, — сообщила доктор Бэнкс. — Ужасная чепуха. Забыла про лужу.
Ее твидовый жакет и шляпа потемнели от влаги, с юбки текло, коричневые ботинки — по лодыжки в глиняной каше. Губы доктора были бледными, нос — красным, перчатки — грязными, и тут к гадалке не ходи — в грязь шлепнулась, пока пешком бежала; словом, было ясно, что доктор потеряла черт знает, сколько времени, пытаясь решить проблему сама.
— Совсем свихнулись с этой вашей независимостью, — сказал Саммерс. — Знаете же, что из этой чертовой ямы без буксира не выбраться. Зачем было дурака валять?
Лужа, о которой шла речь, была местной достопримечательностью, известной под именем Блинвилльского каньона. Она появилась в незапамятные времена, когда еще не автомобилисты, но фермеры проклинали чертову яму, погоняя своих кляч на рынок. Мистер Саммерс встречался с ней значительно чаще доктора Бэнкс потому, что она находилась в каких-то двухстах футах от его дома. Он знал, о чем говорил.