Пять минут до понимания
Шрифт:
Лопухина грустно улыбнулась:
– Михаил показал свое истинное лицо, когда я привязалась к Паше. Смешно вспомнить, но, выходя замуж, я решила относиться к малышу, как к рядовому пациенту. Нет бы, подумать, соразмерить силенки! Бездетная баба и беспомощная кроха! У меня не было шансов. Паша быстро превратился в центр мироздания, а его спасение - в смысл жизни. Немудрено, что я больше десяти лет стоически сносила издевательства зарвавшегося от безнаказанности придурка, лишь бы сохранить брак и не потерять самое дорогое. Ведь усыновить Пашу мне не дали.
Но однажды Михаил объявил: фенита ля комедия, он любит другую и намерен создать новую семью. Я спросила о главном: "Что будет с Пашей?" В ответ прозвучало: мальчик отправится в санаторий или интернат. Я парировала: раз так, отсужу половину имущества, включая вклады в зарубежных банках. "Тебе, видно, жить
– почти мирно спросил муж. И уточнил: - Подпишешь документы по-хорошему - получишь эту квартиру. Нет - сгниешь в пригородном лесочке".
Супруг еще распинался: мол, пришла голой-босой, нечего на чужое зарится, а я уже придумала, как жить дальше: "Продам квартиру, устроюсь работать в интернат, с деньгами не пропаду: обеспечу мальчику и хорошие условия, и дальнейшую реабилитацию". То, что почти в сорок лет предстояло стать бомжем, значения не имело. Я думала только о Паше. В том числе о том, как сообщить о грядущих переменах. Однако надобность в разговоре отпала.
– Муж раздумал разводиться?
– спросила Марина.
– Нет, Паша убил любовницу мужа.
– Господи!
– Это был несчастный случай. Согласно Уголовному Кодексу - убийство по неосторожности, срок от трех до пяти. Паша подслушал наш разговор, испугался и решил попросить чужую тетю не забирать папу. Спрятавшись с утра за передним сидением мужниного авто, он дождался, когда голубки встретятся, выяснил адрес, позвонил в дверь, прямо у порога выложил все, что придумал, и, услышав в ответ "нет", в сердцах толкнул собеседницу. Падая, та ударилась виском об угол стены и умерла.
– Сколько ему тогда было?
– Тринадцать.
– Ребенок совсем. Он сильно переживал?
– Конечно. Павел и сейчас не умеет управлять стрессом, а тогда подавно.
– С мужчинами такое случается.
– Вы не понимаете. Павел родился нормальным ребенком - я смотрела медицинские карты - и превратился в инвалида ко второму году жизни благодаря родителям. Ему предположительно диагностировали аутизм и твердо - массу серьезных хронических заболеваний. Мой учитель, профессор Уфимцев - лучший в стране специалист по аутизму - предположил, что причиной Пашиного состояния является реакция на стресс, а не сбой в работе мозга. От хворей, как следствий полученной травмы, шеф и вовсе отмахнулся: "Этот ребенок от страха ушел в себя, и там потихоньку занимается самоуничтожением. Заставьте его жить, и он окрепнет". Так и вышло. Со мной Паша перестал болеть. Что касается стресса, то масштабы разрушений были огромны. Уже через пару недель после родов мать оставляла Пашу одного дома, сама бегала по салонам-ресторанам-магазинам, а чтобы крики не докучали соседям, накрывала ребенка подушкой или поила снотворным.
– Неужели можно вспомнить такие подробности?
– недоверчиво протянула Марина.
– Информация из первых рук, от экс-мадам Рубан. Мы встречались пару раз.
– И как она про это рассказывала?
– Как на ток-шоу: демонстративно сожалея о грехах молодости и с тайной надеждой на понимание: мол, ошиблась, с кем не бывает. Жестокость Михаила была иного рода. Сначала он брезговал своим ребенком, стыдился, ненавидел за ограничения, которые вынужден был терпеть. Потом ненавидел из-за меня. Муж чувствовал себя в семье третьим лишним и дико ревновал. Пашу ко мне - за то, что тот предпочел мачеху родному отцу. Меня к Павлику...
– Он же вас не любил?
– уточнила Марина.
– Ненависть тоже требует взаимности или по крайне мере ответной реакции. Я же воспринимала выходки мужа без эмоций, равнодушно. Михаил от этого зверел и часто срывал злость на Паше. Он не хотел слышать про щадящий эмоциональный климат, - Лопухина поморщилась, - не желал сдерживаться. Он устраивал скандалы при Паше, орал на мальчика, говорил про меня гадости, распускал руки, а на все упреки отвечал: мужик должен уметь держать удар, пусть терпит, пригодится. Этот придурок не понимал, что его сын, хотя ведет как нормальный ребенок - КАК!
– на самом деле может сорваться в любой момент. И вот этот момент наступил. Услышав про интернат, Паша пришел в ужас. Он не понял, что папенька из трех зол выбрал меньшее. Останься Паша с папой, и новая семейная жизнь превратилась бы в ад. Жить со мной мальчик тоже не мог, этот вариант априори исключался. Интернат же, как нейтральная территория, был, по сути, определенным компромиссом. Михаил навещал бы сына, пытался бы наладить отношения. Павлик избавился бы от домашних свар. Я бы...Михаил понимал, что я не успокоюсь, найду возможность попасть в интернат, продолжу реабилитацию и ради его сына, продав квартиру, останусь с чем. Это ли не праздник?! Не возмездие за вынужденный брак?! Но Паша-то думал иначе. Перспектива потерять дом и семью страшна для любого ребенка. Для него же насильственные помещение в закрытое учреждение и разлука со мной были равносильны смерти. Поэтому он и толкнул злую тетку из всех детских силенок. А когда увидел разбитый висок и лужу крови на полу, чуть умер от страха. Когда я с трудом заставила его говорить, - Лопухина отпила чай и продолжила, - Павлик твердил, как заведенный: "Папа меня убьет!" и был прав. В эту минуту Михаил представлял наибольшую опасность. Я не имела представления, как муж отреагирует на новости, но почти не сомневалась, что Михаил не пожалеет убийцу своей возлюбленной и даже, отмазав сына от суда, доведет до ручки дома. Паше не хватит силенок выдержать ни допросы, ни домашнюю тиранию. Мальчик был на грани.
– И что вы сделали?
– За год до описываемых событий на одном из титульных мероприятий, куда чиновники должны являться с женами, я увидела бывшего пациента. Лет пятнадцать назад его, еще мальчишкой, привозил в клинику Уфимцева отец - большой московский чин. Сейчас передо мной стоял крепкий мужик под тридцать с белым от ужаса лицом. Скажи я слово и его карьера навсегда погибнет.
Разговаривать в праздничной суете о серьезных вещах было неловко. Мы встретились через пару дней, и я сразу заявила, что сохраню врачебную тайну. Благодарный Х, назовем его так, предложил обращаться за помощью в любое время и тонко намекнул, какую организацию представляет. Тогда я не представляла, что воспользуюсь предложением. Но пришла беда и, отыскав в блокноте нужную запись, я набрала номер Х.
Через час вопрос был улажен. Паше больше ничего не угрожало. А вот над Михаилом стали сгущаться тучи.
"Почему вы обратились ко мне, а не к мужу?" - с деланным равнодушием спросил Х.
"Он - ненадежный человек", - ответила я.
"Настолько, что вы предпочли привлечь постороннего?"
"Вы не можете навредить мне и Павлику. Михаил может".
"Странные у вас в семье отношения".
"Не странные, страшные..."
Я в общих чертах рассказала, как живу. Х удивился. Ему достались нормальные родители, о ненормальных он только читал в книгах и газетах.
"Почему вы не развелись?"
Я прояснила и этот момент. Х кивнул, прогулялся в задумчивости по кабинету и, наконец, произнес то, что я ожидала услышать.
"У меня есть предложение. Только взвесьте все хорошенько, обратной дороги не будет...СБУ готовит показательный процесс и ищет на роль козла отпущения кого-то из зарвавшихся городских бонз. Если мы сейчас договоримся..."
Утром следующего дня город взорвался от слухов. Такого в наших пенатах еще не было! Злодеи обстреляли машину крупного чиновника, как выяснила милиция: взяточника, казнокрада, пособника преступников; убили его любовницу, а все из-за денег, которые слуга народа не поделился с бандитами. Улики были неопровержимы. Против Михаила дал показания собственный заместитель и два арестованных уголовника. Суд назначил в качестве меры наказания: десять лет лишения свободы в колонии строгого режима плюс конфискация. Правда, в казну попало далеко не все. Большая часть имущества утекла на сторону, к Х. Меньшая досталась мне. Но этого хватило, чтобы перебраться с Пашей в Киев, открыть свой кабинет и прожить несколько лет спокойно.
– Как Паша пережил арест отца?
– Буркнул: "Так и надо" и только.
– Вы, скорее всего, не навещали мужа в заключении? Не поддерживали его материально?
– Не навещала. Не поддерживала. И не была на похоронах.
– Он умер?
Лопухина пожала плечами.
– Марина, извините, если я буду постоянно отвлекаться на мелочи, то никогда не закончу.
– Да-да, простите.
– Большая часть Мишиных денег ушла на Пашу. Мы объездили лучшие мировые клиники, испробовали самые передовые методики. Я почти успокоилась. Паша мало отличался от сверстников. Разве что был слишком логичен и недостаточно эмоционален. Но слишком и недостаточно - тоже симптомы в некоторых случаях. Позднее выяснилось, что Паша так и остался в пограничном состоянии. А лет в двадцать у него начались кратковременные помутнения рассудка, во время, которых он убивал. В первом убийстве Павел признался за завтраком. Сказал: "Мама Вера, у нас проблема. Я убил человека" и откусил бутерброд. Затем выложил подробности. Оказывается, несколько месяцев он боролся с неутолимым желанием убить кого-то, наконец, сдался и накануне, вечером, задушил в пустом переходе бомжиху.