Пять рассерженных жён
Шрифт:
Я насторожилась:
— А почему ты отказалась?
— Ну ты, Мама, даёшь! — возмутилась Тамарка. — Как же — почему? Секретная разработка. Толкать Зинкины открытия за границу риск слишком большой. Знаешь сколько за это дают?
Я закатила глаза.
— Вот-вот, — подытожила Тамарка. — А здесь её разработки никому не нужны, здесь на них и копейки не заработаешь, а Зинка-то уже упёрлась. Ей-то интересно закончить свою тему, она и грохнула Прокопыча. А затем принялась за остальных.
И тут меня осенило.
— Тома! —
— Пусть попробует, — презрительно повела плечами Тамарка. — Руки у неё коротки до меня дотянуться. Серьёзных людей нанять она не сможет, а с дилетантами мои ребятки совладают легко. И вообще, Мама, что мы все о плохом. Ну его в жопу, этого Прокопыча с его Зинкой! Как знать, может и лучше, что она пришила его. Мне грех на душу брать не пришлось. Пришила и пришила. Спасибо Зинке. Теперь хоть нормально поживу, хоть душу вынимать никто не будет. Отключусь, займусь своими делами. Ведь есть жизнь и у меня, не все же за Прокопычем этим бегать, да за его жёнами притрушенными следить.
— Правильно, — согласилась я, — а то, что умер он, так…
— Собаке собачья смерть! — крикнула Тамарка и, разливая по рюмкам коньяк, предложила: — Слушай, Мама, давай споём.
— Давай, — согласилась я, и мы затянули: — Вот кто-то с горочки спустился…
Вскоре Тамарка сплюнула:
— Тьфу, Мама, песни мы все какие-то блядские поем. Давай патриотическую!
И мы запели патриотическую песню нашей юности «Слышишь время гудит (или гремит, или звенит) — БАМ!»
Короче, тут же выяснилось, что слов из всех песен мы знаем слишком мало для ладного их исполнения. Некоторое время мы ещё пытались заполнять пробелы своей фантазией и силой голоса, но, видимо, перестарались. Драли горло так, что проснулся Даня.
— Вам ухо некому нарезать, — сообщил он, заглянув в приоткрытую дверь.
— Скройся с глаз, — посоветовала Тамарка и, уже обратившись ко мне, сказала: — Мама, где-то был у меня песенник. Пойдём поищем.
Глава 20
И мы отправились на поиски песенника. Сначала искали в библиотеке. Мне очень скоро это надоело, у Тамарки километры обложек, десять тысяч томов, это сколько же там можно искать? До утра что ли? А петь когда? Когда протрезвеем?
Но кто же трезвый поёт?
Я отправилась в зал, точно помня, что когда в последний раз посетило нас аналогичное желание, в смысле когда мы в последний раз возжелали петь, я нашла этот песенник между тумбочкой и телевизором в зале.
Проходя по коридору, я увидела сочащийся из комнаты для прислуги свет и очень удивилась, поскольку точно знала, что прислуга у Тамарки приходящая и на ночь не остаётся.
«Свет забыли выключить, дармоеды, — возмутилась я. — Не экономят хозяйское добро.»
Я осторожно приоткрыла дверь и заглянула. То, что увидела
— Что здесь происходит? — рявкнула я голосом Тамарки.
Домработница вздрогнула, выпустила кота и бамс, что-то стукнуло об пол. Я увидела, что это шприц, шустро шмыгнула в комнату и подхватила его.
И тут началось самое интересное: домработница вместо того, чтобы смутиться и залепетать какую-нибудь фигню в своё оправдание, фурией кинулась на меня, пытаясь отобрать этот чёртов шприц, который я крепко зажала в кулаке.
Не на ту нарвалась! Шприц я стоически не отдавала, рискуя к уже имеющимся фингалам и «фаршу» добавить новые увечья — домработница была женщина в теле. Мы схватились не на жизнь, а на смерть…
За этим занятием и застала нас Тамарка.
— Э-ээ, Мама, — сказала она. — Мама, ты уже вдрызг напилась, раз дерёшься с моей прислугой.
И в этот момент примчался растерянный Даня и истерично завопил:
— Где наш кот?! Я потерял кота!
Оказывается, что явилось для меня настоящим откровением, Даня больше Тамары любил этого кота, жизни без него своей не мыслил, не доверял кота никому и не расставался с ним ни днём ни ночью, даром что лупил беднягу смертным боем, пусть и с гуманными криками «я сделаю из тебя человека!».
Весть об утрате кота Тамарка пережила сложно, потеря Прокопыча была меньшим горем.
— Как же ты мог, чучело, потерять кота? — наступала на Даню Тамарка. — Лучше бы ты голову свою пустую потерял! Лучше бы ты…
— Я только выглянул посмотреть, кто там воет, — оправдывался Даня, видимо имея ввиду наше пение. — А потом завернул в туалет.
Даня заикался и пугливо озирался по сторонам. Он был таким трогательным, и в этой своей полосатой пижаме был похож на узника концлагеря, каковым в общем-то и являлся, но Тамарку Даня разжалобить не сумел. Она схватила его за грудки и затрясла с той страстью, с которой любила пропавшего кота.
Я пожалела Даню.
— Кот помчался в том направлении, — показала я на дверь, он действительно туда помчался.
Тамарка и Даня, охваченные единым порывом, понеслись ловить кота, а я огляделась и с удивлением обнаружила, что домработницы и след простыл.
Я обошла всю Тамаркину квартиру, заглянула в каждый закуток, но все бесполезно — домработницы нигде не было.
Тамарку я нашла в столовой. Она слезами поливала, найденного кота. Рядом Даня от нетерпения сучил ножками. Ему хотелось этого кота поскорей схватить и утащить в спальную.
Увидев меня, Тамарка отпустила кота к Дане (на моё удивление кот к нему давно уже рвался — видимо мазохист) и с укором сказала: