Пять столетий тайной войны
Шрифт:
Речь идет об оценке политической линии ряда крупных деятелей революционного времени. Более того — о выявлении тех тайных намерений, которые в этой обширной литературе приписываются руководителям революционных группировок и которые, будь они истинны, радикально изменили бы наше представление об этих деятелях, об их подлинных убеждениях и политической программе.
Ответ на эти вопросы предполагает и выяснение масштабов активности иностранных разведок и роялистского подполья, иными словами — ознакомление с еще не прочтенными страницами истории тайной войны революционных лет.
Один из новейших исследователей вопроса о судьбе Людовика XVII, Андре Луиго, писал: «Тысячи томов написано об этом деле, и все же не удалось пролить свет на причины того, почему противниками теории бегства дофина не были представлены абсолютные доказательства смерти [24] , а сторонники этой теории не смогли убедительно доказать, что он был увезен из Тампля». «Проблема Людовика XVII, — писал в 1982 г. историк
24
дофина. — Е.Ч.
Интерес к «тайне Тампля» подпитывался разными источниками. Первоначально он был продиктован явными политическими интересами. Во время Реставрации, когда речь заходила о судьбе дофина, сразу же вставал вопрос о «законности» занятия престола Людовиком XVIII, а потом Карлом X. После революции 1830 г., свергнувшей с трона старшую ветвь Бурбонов, также обсуждалась «законность» притязаний на престол официального претендента легитимистов графа Шамбора («Генриха V»). А ведь тот окончательно отказался от своих притязаний лишь в 70-х годах XIX в., да и потом вопрос о монархической Реставрации отнюдь еще не отпал окончательно. И в XIX, и даже в XX в. «загадка дофина» использовалась для монархической пропаганды и особенно для нападок на французскую революцию, на якобинизм. Эти мотивы преобладают до сих пор в огромной литературе, насчитывающей уже сотни и сотни сочинений о «Людовике XVII» (включая и романы, иногда тоже замаскированные под научные исследования). Конечно, сказалась и страсть к создающему сенсацию, внешне эффектному отгадыванию вековых «загадок истории». В какой-то степени правильно считать эти работы примером увлечения малозначительными сюжетами и ухода от подлинно важных исторических проблем. Но только в определенной степени, так как здесь речь идет о сюжете, в котором нашли отражение важные перипетии политической борьбы и тайной войны. В последнее время в истории изучения «тайны Тампля» сделан новый виток. Пробивает дорогу тенденция искать в «загадке Тампля» ответы на важные вопросы политической истории революции, особенно в период якобинской диктатуры.
Вопрос о судьбе дофина постоянно возникал в конце 1793 г. и первой половине 1794 г. Беспокойство по поводу того, что сын Людовика XVI может быть похищен и его имя использовано в качестве объединяющего знамени всех врагов революции, не покидало монтаньяров. В 1794 г. Эбер в э 180 своей газеты «Пер Дюшен» вопрошал: «Вдобавок что такое один ребенок, когда речь идет о спасении республики? Разве те, кто удавил бы в колыбели его пьяницу-отца и его шлюху-мать, не поступили бы самым лучшим образом, который только можно вообразить? Вот мой совет, черт возьми». Одновременно обсуждался вопрос, как использовать дофина в интересах республики. Член Комитета общественного спасения Бийо-Варенн говорил в Конвенте 19 фрюктидора I года (5 сентября 1793 г.): «Заявите державам коалиции, что один лишь волосок поддерживает сталь над головой сына тирана и что, если они сделают дальше еще один шаг по нашей территории, он [25] станет первой жертвой народа». Дантон изрек с угрозой: «Пусть остерегается Робеспьер, чтобы я не бросил ему дофина, как палку в колеса!»
25
дофин. — Е.Ч.
Фабр д'Эглантин доказывал, и немало единомышленников разделяло его мнение, что правление Людовика XVII стало бы «лучшим способом спасти республику». В своем докладе об аресте эбертистов, сделанном 26 вантоза (16 марта 1794 г.), Кутон указывал: «Пытались доставить детям Капета письмо, пакет и 50 луидоров золотом. Целью этой посылки было облегчить бегство сына Капета, так как заговорщики замыслили установить Совет регентства и присутствие этого ребенка было необходимо для водворения регента». Напомним, что дофину в это время было 8 лет, а его сестре — 15. 9 термидора вопрос о дофине не раз фигурировал в заявлениях как сторонников, так и противников Робеспьера. Вечером между 8 и 10 часами Робеспьер-младший, выступая в ратуше, заявил, что заговорщики хотят поработить Конвент, уничтожить патриотов и выпустить молодого Капета из Тампля. Напротив, Леонар Бурдон заявил в секции Гравилье: «Комитеты имеют доказательства, что Робеспьер собирался жениться на дочери тирана». После 9 термидора Барер обвинял Робеспьера в том, что он «стремился восстановить на троне сына Людовика XVI» и к тому же «намеревался жениться на дочери монарха». А много позднее Камбасерес (имперский канцлер при Наполеоне) заявлял, повторяя старые россказни: «Они все желали на ней жениться, начиная с Робеспьера». Инсинуации и не более того? Все же некоторые западные историки, отнюдь не только авторы сенсационных книг, склонны по крайней мере задавать вопрос, не стремился ли Робеспьер заполучить в свои руки дофина, заставив «официально умереть того, кто подменил его, с целью устранить возможность любой последующей идентификации».
Что же касается ряда других политиков того времени, то такое обвинение вообще нельзя считать неправдоподобным, учитывая то, что известно об их поведении до и после 9 термидора. Вопрос здесь только
Еще до смерти дофина в июне 1795 г. и особенно после нее возникла легенда о его бегстве из Тампля, послужившая темой для многочисленных специальных исследований и исторических романов. Количество их продолжает увеличиваться и в наши дни. В работах эвазионистов (от французского слова evasion — бегство) использованы ранее недоступные исследователям источники, фигурируют новые (другой вопрос, насколько веские) аргументы. В то же время авторы этих книг ссылаются на более чем сомнительные свидетельства, ставшие известными из вторых или третьих рук, на архивные фонды, сгоревшие при подавлении Парижской коммуны в 1871 г., на документы, подложность которых была давно уже твердо установлена, на частные коллекции документов, заботливо оберегаемые от постороннего глаза. Эти работы прежде всего бьют на сенсацию, некоторые из них относятся скорее к жанру «исторического детектива». Но не следует принимать за чистую, монету уверения эвазионистов, что они, мол, толкуют о сюжете, давно потерявшем всякое значение, кроме удовлетворения страсти к загадкам истории. Важно даже не то, что в этой литературе сильна ностальгия по дореволюционному прошлому, — как раз здесь проглядывает скорее дань моде, кокетливая поза монархистов, опоздавших родиться на 100 или 200 лет. На деле сверхзадача книг о «тайне Тампля» заключается в консервативном истолковании истории революции.
Упорные слухи
Содержание дофина, сына Людовика XVI и Марии-Антуанетты, — Шарля Луи, герцога Нормандского, в тюрьме Тампль было прежде всего мерой предосторожности, а не какой-то местью восьмилетнему ребенку. Оно диктовалось необходимостью, чтобы Шарль Луи не попал в руки роялистов. Дофина, как и его сестру, власти рассматривали и как заложников, которых можно было бы обменять на пленных республиканцев, находившихся в руках неприятельских держав.
В качестве воспитателя дофина был назначен сапожник Симон, искренний республиканец, судя по всему, стремившийся привить такие чувства и ребенку, отданному на его попечение. В этом он следовал желаниям главы Коммуны Шометта, который заявил в разговоре с одним роялистом: «Я хочу, чтобы ему дали некоторое образование, я удалю его из семьи, чтобы он забыл о своем ранге». Правда, заместитель Шометта Эбер во время судебного процесса Марии-Антуанетты в октябре 1793 г. затеял недостойную игру, фабрикуя грязные обвинения от имени восьмилетнего ребенка против матери (известно, какое это вызвало возмущение Робеспьера, справедливо считавшего, что такие приемы способны были только запятнать честь революции и вызвать сочувствие к королеве). Ведь Марию-Антуанетту судили не за какие-то аморальные проступки или мнимые извращения, а за вполне реальные преступления против народа, за пособничество и подстрекательство интервентов, топтавших французскую землю, стремившихся потопить в крови молодую республику.
Действия Эбера подливали масла в огонь, помогали распространению слухов о жестоком обращении с дофином. На деле есть много документальных доказательств противного — вплоть до денежных счетов за купленные Симоном игрушки, цветы и птицы для своего подопечного. Сохранились и счета прачки за стирку белья, которые, между прочим, также неожиданно были использованы эвазионистами для подкрепления своих концепций. Но об этом дальше.
Симон, очевидно, находился в добрых отношениях не только со своим воспитанником, но и с его сестрой, позже герцогиней Ангулемской. В 1816 г., испытывая одного из самозванцев, объявлявших себя ее братом, она задала вопрос, что Симон поручил дофину передать ей в день, когда она постригла волосы. Из этого вопроса следует, что Симон оказывал какие-то услуги заключенным. Герцогине не было нужды называть имя Симона, если бы оно было ей неприятно.
Тщательная, надежная охрана Тампля была непростым делом. По архивным данным, каждый месяц в Тампле выдавалось около 7 тыс. продовольственных карточек — для солдат, служащих, рабочих разных профессий. Сама обстановка, созданная вокруг дофина, многочисленная, ежедневно сменявшаяся стража Тампля, запрещение видеть Шарля Луи кому-либо, кроме строго ограниченного числа лиц, — все это плодило слухи. «Было известно, — пишет М. Гарсон, — что вокруг его имени плетутся многочисленные интриги». Летом и осенью 1793 г. барон Батц предпринимал попытки организовать бегство королевы с дофином. В октябре 1794 г. один из главарей «Парижского агентства», Сурда, судя по письмам Бротье, вел подготовку к похищению дофина из Тампля. Бротье, к этому времени решивший придерживаться выжидательной тактики, видимо, отдалился от Леметра и Сурда — сторонников активных действий. Рассказывая о действиях Сурда, Бротье выражал опасения, не являются ли лица, которым тот доверяет, «австрийскими агентами». В письме от 7 ноября 1794 г. Бротье не скрывал своего крайнего недоверия к возможности осуществления плана Сурда, который, мол, находится во власти «тысячи химер».
Еще 3 января 1794 г. (14 нивоза) Генеральный совет Коммуны в связи с отсутствием на заседаниях большого числа своих членов постановил, что отныне им запрещается, если они хотят сохранить свое место в совете, занимать какую-либо оплачиваемую должность в административных органах. Предложение сделать исключение для Симона было отвергнуто, и 5 января (16 нивоза) Симон подал в отставку с поста воспитателя бывшего дофина. С этого числа и до 19 января не имеется никаких достоверных сведений о том, что делал в эти дни Симон. Утверждения, что он все это время отсутствовал в Тампле, — позднейшего происхождения и могут казаться подозрительными.