Пять веселых повестей
Шрифт:
– Прямо каждый день будем передачи устраивать!
– торжествовал Ленька.
– И утром и вечером!..
– Может быть, и ночью тоже?
– спокойно поинтересовалась Таня.
– Знаешь, так хорошо будет: все спят, а мы себе говорим, говорим!..
– Ночью нельзя…
– А утром можно? Занятия в школе отменим - так, что ли? Все домашние задания и книги сразу забросим?
От Таниных слов Ленька всегда, как говорится, приходил в себя, остывал. Так было и сейчас. Выражение его подвижного, худощавого лица мгновенно изменилось: восторг
– Ну-у… тогда по вечерам будем, - медленно проговорил Ленька. И сразу вновь оживился:- Это даже лучше! Все с работы приходят, все будут слушать!
Мы докажем! Мы докажем этому несчастному виолончелисту, что повесить репродуктор на столб - это еще не все! Это - ерунда! А вот передачи устраивать - другое дело. Пе-ре-да-чи!.. БОДОПИШ всегда что-нибудь придумает! Правда?
– Еще бы!
– торопливо поддакнул Владик.
– «Еще бы»!
– передразнил его Ленька.
– А самого главного-то ты и не узнал!
– Чего это?
– А того - откуда они пластинки запускают. Не с чердака же, в самом деле!
– На чердак я не лазил…
– И не полезешь: испугаешься!
– Я?.. Я?! Я полезу!
– внезапно расхрабрился Владик.
– Ладно уж! Все вместе туда пойдем. А по дороге и Фимку захватим.
Ребята подошли к дому и стали на разные голоса кричать:
– Фимка-а! Фима-а!
В окне, на пятом этаже, показалось бледное небритое лицо:
– Фима сейчас спустится!
– Когда протрезвится, всегда добрый!
– процедил Ленька.
– Рукой закрывается, стыдно!..
Фима был невысоким, худеньким пареньком. На его бледном лице в это утро особенно выделялись большие темные глаза с воспаленными веками.
– Опять ревел?
– угрюмо спросил Ленька. Тихая Таня пристально взглянула на Леньку и твердо, отчетливо произнесла:
– Плакал, ты хочешь сказать?
– Ну, пла-акал…- поправился Ленька.
– Какая разница! Он взглянул на окно, из которого недавно выглядывало небритое лицо, и погрозил кулаком.
– Ты кому?
– удивился Фима.
– Кому? Ясно - кому! Отцу твоему! Фима опустил голову и тихо сказал:
– Не смей!
НА СЕДЬМОМ ЭТАЖЕ
В доме было шесть этажей… Пологий склон крыши был весь утыкан телевизионными антеннами, каждая из которых напоминала Леньке руль деревянного самоката. В трех местах, на одинаковом расстоянии друг от друга, возвышались полукруглые холмики чердачных окон. Из среднего окна вниз, к столбу, тянулись провода. Они были туго натянуты, и Леньке, который любил пофантазировать, вдруг показалось, что двор - это арена гигантского цирка, а в воздухе, над ареной, натянута проволока, на которой какие-то отважные эквилибристы будут показывать свои диковинные номера.
Ленька так долго изучал окно чердака, и провода, и старый деревянный столб, что даже Тихая Таня не вытерпела:
– Ну, я пошла.
– Мы все пойдем!
– встрепенулся Ленька.
– Туда, на седьмой этаж - на чердак то есть! И все выясним. И почему радио замолчало - тоже узнаем! А то безобразие: поиграли каких-нибудь полчаса - и молчок!
– Можно подумать, что это он все устроил, а кто-то взял и испортил его работу, - тихо, как будто про себя, произнесла Таня.
Она часто говорила о присутствующих в третьем лице. «Он», то есть Ленька, сделал вид, что ничего не расслышал, и потащил ребят к черному ходу, через который можно было подняться на чердак.
«И почему это вход со двора называется «черным»?
– сам с собой рассуждал Ленька.
– Наверное, потому, что здесь никогда не меняют перегоревшие лампочки, всегда темно, и вполне можно свернуть себе шею…» Словно отвечая его мыслям, сзади раздался испуганный голос Владика:
– Ой, я наступил на что-то живое!
«Что-то живое» громко, гортанно взвизгнуло, прошмыгнуло под ногами у ребят, и уже через секунду откуда-то сверху смотрели круглые, словно электрические пуговицы, зеленые глаза.
– Я надеюсь, ты не отдавил ей лапу?
– тихо спросила Таня.
– Если бы отдавил, она бы так быстро не убежала, - еще не оправившись от испуга, ответил Владик.
– Смотреть надо себе под ноги!
– Я смотрю-ю, но только ничего но ви-жу, - оправдывался Владик, который, как и все мальчишки во дворе, побаивался Тихой Тани.
– Даже «своими собственными глазами» ничего не видишь?
– съехидничала Таня.
И Владик тут же наткнулся на чье-то пустое ведро.
– Надо искать дорогу по запаху!
– предложил Ленька.
– Слышите запах кислой капусты? Это бочонок нашей «мадам Жери-внучки». Я знаю! Он на площадке шестого этажа стоит. Вот на него и надо идти.
Все, кроме Тани, дружно зашмыгали носами и через несколько минут были на чердаке. Через крайние окна, словно золотистые прожектора, вливались снопы утреннего света. В этих струящихся солнечных полосах плясали бесчисленные пылинки.
Ленька растерянно почесал затылок:
– А где же третий прожектор?..
– Какой «прожектор»?
– не понял Владик.
– Ну, третье окно… Среднее, самое главное, из которого провода тянутся…
Где оно?
Ленька сделал несколько шагов и вдруг воскликнул:
– Смотрите! Здесь какая-то комната… И дверь! В самом деле, среднее чердачное окно было со всех сторон огорожено неоштукатуренной кирпичной коробкой. Кирпичи были уже не красные, а коричневые, выцветшие, побуревшие от времени. Кирпичная кладка не была закончена и не доходила до самых чердачных перекрытий. Из-за неровных, зубчатых вверху стен все сооружение напоминало какую-то миниатюрную древнюю крепость. Видимо, с внутренней стороны кирпичная коробка образовывала небольшую квадратную комнатенку.